можно больше канцелярской продукции!
— Вот вы, Иванов, — говорил он на «разборе полетов» одному из таких опростоволосившихся продавцов. — Вы повысили на меня голос! Вы повертели пальцем у своего виска! Что вы можете сказать в свое оправдание?
— Но я же не знал, что это вы… — виновато бубнил несчастный продавец, уставившись в пол.
— Тем более! Вы должны быть вежливы и предупредительны с каждым покупателем! Именно от него, от рядового, незаметного покупателя, зависит процветание нашей фирмы и в конечном счете ваше, Иванов, личное благосостояние!
— Да, но он… то есть вы… когда вы попросили продать вам один карандаш из коробки, я сдержался… когда попросили одну скрепку, я тоже сдержался… но когда вы попросили продать одну страницу из тетради в клетку, я не устоял… ведь, если я вырву страницу из тетради, кто купит у меня испорченную тетрадь?
— Вот и видно, что вы никудышный продавец! Вы должны были объяснить покупателю, то есть мне, что купить в нашем магазине он может все что угодно, но одна страница — это нестандартная покупка, а все нестандартное стоит дороже, поэтому купить одну страницу, конечно, можно, но она значительно дороже, чем целая тетрадь… кроме того, я неоднократно повторял, что каждому покупателю нужно старательно внушать мысль о приобретении сопутствующих товаров! Если он купил карандаш, предложите ему альбом для рисования, если купил скрепку — предложите бизнес-календарь или подарочный ежедневник современного дизайна, если ему нужен лист бумаги — убедите его в необходимости купить набор японских фломастеров. Вы же не сделали даже попытки! Короче, Иванов, вы уволены!
Поскольку сеть «Веселая промокашка» постоянно расширялась, Волопасову приходилось много ездить по городу.
И вот в последние дни он стал замечать, что за ним установлена слежка. Он то и дело замечал в зеркале заднего вида темно-синий «Ситроен», который как приклеенный следовал за его машиной от одного канцелярского магазина до другого.
Когда же Артемий Васильевич выходил из своей машины (за пару кварталов от очередной «Веселой промокашки», чтобы его не заметил персонал), водитель «Ситроена» тоже покидал свою машину и следовал за Волопасовым.
Разумеется, он делал это скрытно, осторожно, стараясь остаться незамеченным, но Артемий Васильевич тоже был не лыком шит. Он то и дело останавливался — то якобы для того, чтобы завязать шнурок, то для того, чтобы ознакомиться с объявлением на афишной тумбе, и при этом внимательно оглядывал пешеходов, отражающихся в магазинных витринах…
И среди этих пешеходов ему то и дело попадался мужчина средних лет с густыми сросшимися на переносице бровями.
Правда, несколько раз этого мужчины не было, но тогда Волопасов замечал пожилого бомжа, до самых глаз заросшего густой клочковатой бородой.
— Может быть, за вами следит кто‑то из конкурентов? — предположила Лола.
— Да, я тоже сначала так подумал, — признался Волопасов. — Я решил, что слежку организовал Заржавейский, владелец сети «Счастливый карандаш». Я подумал, что он хочет, тайно наблюдая за мной, выяснить причину коммерческих успехов моей фирмы и воспользоваться моими методами, чтобы поддержать свою сеть, которая в последнее время заметно снижает позиции…
Возможно, Артемий Васильевич не стал бы придавать этому факту чересчур большого значения. В конце концов, даже если конкуренты действительно следят за ним — наплевать, это только вызывало у него законную гордость. Раз следят — значит, признают его бесспорное превосходство и пытаются изучить его опыт, пытаются выведать секреты коммерческого успеха «Веселой промокашки». Пусть пытаются! Волопасов не сомневался, что главный его секрет — деловая хватка, талант и редкостное везение удачливого бизнесмена, а этого никакие конкуренты не смогут у него отнять.
Итак, он не стал бы придавать большого значения факту слежки, но его загадочные преследователи на этом не остановились. Через несколько дней после того, как Артемий Васильевич заметил слежку, они нанесли следующий удар.
Волопасов, по обыкновению, приехал проверить один из своих магазинов, совсем недавно открытый в спальном районе на Юго-Западе.
Сидя в машине, он приклеил накладные усы, надел круглые очки с простыми стеклами и клетчатую кепку приблизительно такого фасона, какие носил знаменитый некогда клоун Олег Попов.
Взглянув на себя в зеркало заднего вида, Артемий Васильевич остался доволен: никто из сотрудников явно не узнает в этом чучеле строгого хозяина. Для большей достоверности и соответствия образу рядового покупателя канцтоваров Волопасов взял в руку потертую дешевую папку из кожзаменителя с выгравированной в уголке дарственной надписью «Степану Степановичу в день шестидесятилетия от благодарных сослуживцев».
Выбравшись из машины, припаркованной в паре кварталов от «Веселой промокашки», Волопасов суетливой походкой малообеспеченного человека направился к магазину.
И вдруг из ближайшей подворотни выскочила кудлатая беспородная собачонка. С громким истерическим лаем она подкатилась к ногам Волопасова и попыталась ухватить его за штанину.
— А ну, пошла прочь! — вскрикнул Артемий Васильевич, попятившись.
Он не любил собак. Больше того, он их боялся.
Он боялся мрачных решительных ротвейлеров и злобных молчаливых питбулей, боялся поджарых истеричных доберманов и мускулистых кривоногих боксеров, боялся огромных величественных мастифов и косматых добродушных сенбернаров, боялся ирландских волкодавов и кавказских овчарок. Ни разу в жизни ему не приходилось встречаться с собаками экзотической породы фила бразильера, но он уже заранее их боялся. Но больше всего Волопасов боялся беспородных собак, проще говоря, дворняг, в которых он инстинктивно чувствовал врожденную неприязнь нищего хулигана к сытому и обеспеченному обывателю, проще говоря, классовую ненависть.
Какой‑нибудь доморощенный психоаналитик, отвечающий на страницах популярного еженедельника на вопросы читателей, сказал бы, что страх Волопасова возник в раннем детстве, когда большая злобная дворняга забежала во двор и отняла у маленького Темы его любимую игрушку. Но ничего подобного в детстве Артемия Васильевича не было. С самого раннего детства он не любил играть во дворе, предпочитая тихие игры в родительской квартире. Больше же всего он любил играть с кнопками и скрепками, из которых мастерил длинные цепочки, колечки и змейки. Видимо, уже тогда в нем проявилось будущее призвание. А собак он боялся просто так, без всякой причины.
Поэтому, когда беспородная собачонка внезапно выскочила из подворотни и попыталась его укусить, Волопасов ужасно перепугался. Он попятился, завертелся волчком, размахивая своей дерматиновой папочкой, и закричал на мерзкое животное:
— Пошла вон! Гадкая зверюга! Помогите! На живодерню тебя отправлю!
В ту же секунду откуда‑то из-за спины Артемия Васильевича выдвинулся пожилой бомж, до самых глаз заросший грязной кудлатой бородой. Это был тот самый бомж, которого Волопасов в последнее время то и дело замечал на своем жизненном пути.
— Ты что же, гад, собачку обижаешь? — прорычал бомж, угрожающе насупившись и надвигаясь на Волопасова. — Что тебе животная сделала? Она к
