Стюарт Харрисон - Улыбка Афродиты

Как всегда, спасибо Сьюзан Опи, моему редактору из «Харпер Коллинз», а также Стефани и всем сотрудникам «Уильям Моррис».

Фрэнч опять напился – событие, которое само по себе не было чем-то из ряда вон выходящим. Слегка покачиваясь, он стоял у барной стойки, подняв руки.

– Друзья мои, – громко произнес он и мутным взглядом обвел посетителей, – я благодарен вам за хорошее отношение ко мне на протяжении всех тех лет, что я имею честь жить здесь. Я хочу сделать подарок жителям Итаки. – Выдержав паузу, Фрэнч убедился, что все присутствующие внимательно слушают его, и продолжил: – В этом году Панагия опять займет свое место во главе крестного хода к монастырю в Кафарон.

Те, кто не слышал аналогичного заявления Профессора (как его здесь называли) двумя днями раньше, начали удивленно перешептываться. На острове все знали, что статую Девы Марии украли еще лет шестьдесят тому назад, поэтому слова Профессора у одних слушателей вызвали интерес, у других – скепсис.

Бар находился в узкой улочке на окраине южной части бухты, на берегах которой раскинулся городок Вафи. Обветшалые домишки сгрудились у самого причала. На тротуаре перед баром стояло полдюжины металлических столиков, где старики играли в шашки и пили узо. В самом баре плотной пеленой висел сигаретный дым. Прислонившись к стойке бара, чтобы не упасть, Фрэнч снова медленно обвел взглядом расплывавшиеся лица и помахал из стороны в сторону пальцем, ни к кому конкретно не обращаясь.

– Знаю, среди вас есть такие, кто сомневается. Ладно, я и сам думал, что все напрасно. – Почувствовав подступавшую тошноту, Фрэнч негромко рыгнул.

Кто-то из присутствующих перекрестился или дотронулся до креста на шее, молча молясь о том, чтобы слова Профессора не были всего лишь пьяной фантазией. Все празднование всегда разворачивалось вокруг Панагии. Когда процессия останавливалась у монастыря, люди один за другим подходили к статуе и с беззвучной мольбой просили благословения на предстоящий год. Может, если удастся вернуть Панагию, Дева Мария ниспошлет острову наплыв туристов, и тогда у всех будет работа и достаток, как на соседней Кефалонии. Все лето чартерные рейсы доставляли на другой берег пролива туристические группы, но, к сожалению, лишь очень немногие из них добирались паромом до Итаки.

В тот вечер в баре «Скиопес» Спиро с недоверием слушал Профессора. Он просто зашел выпить пива, чтобы скорее забыть тот неудачный день. День начался с того, что мотор его лодки никак не хотел заводиться, а закончился тем, что, когда он все-таки вышел в море, главная сеть запуталась в каком-то хламе в миле от берега и порвалась. Домой Спиро вернулся с уловом, который едва покрыл затраты, поэтому его настроение оставляло желать лучшего.

– Слишком много болтаешь, – негромко заметил он, поднимая мрачный взгляд от почти опустевшего стакана.

Фрэнч нахмурился, недовольный тем, что его сбили с мысли. Его воображение уже разыгралось от предвкушения того, что мечта, за которой он гонялся почти четверть века, наконец сбудется.

– Вот посмотришь, Спиро, – ответил он, – еще благодарить меня будешь, хотя, знаешь, я не ищу благодарности и никогда не искал.

– Бывает, и коровы летают, – ухмыльнулся Спиро. Ему хотелось поспорить, и этот выскочка-англичанин был вполне подходящей кандидатурой. Во всяком случае, он устал слушать эту болтовню.

– Ты невежда! – объявил Фрэнч. – Занимайся ловлей рыбы: по крайней мере, в этом ты хоть что-то смыслишь.

За дымовой завесой послышались смешки: все знали Спиро как одного из самых скверных рыбаков на острове. Насупившись, он в упор посмотрел на Профессора:

– Я честно занимаюсь делом, достойным мужчины, а не сижу, уткнувшись в книжки. – С этими словами Спиро выставил на всеобщее обозрение свои мозолистые ладони.

Местные жители плохо понимали Профессора – человека образованного, занятого научной работой; их жизнь была совсем другой. Поэтому, хотя и нашлись те, кто одобрительно кивнул, большинство промолчало. К тому же здесь было несколько друзей Спиро.

Фрэнч взмахнул рукой, словно отметая все возражения:

– Я и не ждал, что ты поймешь. Видишь ли, Спиро, есть люди, созданные не для физического труда, каким бы почетным он ни казался. Мы, ученые, стараемся постичь прошлое и понять, кто мы такие, через понимание наших предков. Может, эта работа и выглядит простой, но, поверь, в ней есть свои трудности.

– Трудности! – фыркнул Спиро. – Что ты знаешь о трудностях? Ты что, каждый день выходишь в море, даже при южном ветре? Когда волны швыряют твою лодку, как детскую игрушку, а окоченевшие пальцы ничего не чувствуют? Может, ты рискуешь жизнью, чтобы накормить свою семью?

Хотя речь Спиро и звучала эффектно, никто не помнил, чтобы он когда-либо шел на больший риск, чем утренняя головная боль с похмелья. Уже одно это нередко мешало ему выйти в море. Но Фрэнч едва ли слушал его: он обратился к присутствующим:

– Представьте себе годы мучительных и безрезультатных поисков. Вы что, думаете, что Сильвия Бентон и ее коллеги из Британского института археологии в Афинах просто однажды утром выбрались на природу и тут же наткнулись на пещеру Лоизу, прославившую их на весь мир? А эту находку, между прочим, многие из моих именитых коллег ставят в один ряд с открытием Олимпии и Дельф. Предполагается, что это одно из первых мест в Греции, где совершались жертвоприношения.

Большинство слушателей слабо представляли, о чем говорил Профессор, – отчасти потому, что, будучи пьян, он нередко перескакивал с греческого на свой родной английский. Хотя, конечно, все знали о пещере в заливе Полис, где в тридцатые годы известный археолог Бентон обнаружила несколько фрагментов древней керамики. Но как бы то ни было, по залу прокатился гул одобрения.

Однако Спиро не так легко было переспорить.

– Ладно, зато никто не скажет, что Спиро Петалас живет на деньги, заработанные его женой, – заявил он. – Станет ли женщина уважать мужа, если он не способен добыть еду? Станет? А если женщина не уважает мужа, то зачем он ей? Скоро она начнет смотреть по сторонам, чтобы найти настоящего мужчину – такого, который позаботится о ней.

Это было правдой. Фрэнч годами жил на деньги, которые зарабатывала Ирэн. Правдой было и то, что в прошлом году она ушла от него. Это тоже все знали. Но сейчас Профессору было все равно.

– Когда мир узнает о моем открытии, – сказал Фрэнч, – деньги появятся. Больше, чем вы можете себе вообразить. Туристы толпами повалят сюда, и остров будет процветать.

– Э-э, старина, по-моему, так ты перегрелся на солнце или выпил чересчур много вина, – рассмеялся Спиро. – С какой стати туристам приезжать сюда? Только чтобы поглазеть на статую Панагии? Для нас она, конечно, важна. Но для них – вряд ли.

На мгновение Спиро показалось, что, высказав бесспорную правду, он одержал верх. Даже если Профессор и найдет пропавшую статую, она вряд ли сможет сотворить чудо.

Однако Фрэнч лишь слегка улыбнулся.

– Предположим, Панагия – не единственная моя находка, – сказал он. – Вероятно, есть кое-что еще, о чем весь мир захочет узнать.

Подавшись вперед, слушатели замерли в ожидании. Воцарилась тишина. Все сразу забыли о Спиро Петаласе, как будто он стал для них невидимым.

При мысли, что, пожалуй, сейчас он ведет себя неосмотрительно и ему стоило бы попридержать язык, Фрэнч заморгал. На миг зал покачнулся и поплыл у него перед глазами, появилось ощущение, что он оказался в ловушке внутри пространного дымчатого желе. В желудке закрутило, и он пожалел, что чересчур налегал на рагу из даров моря. Поесть он любил и уже давно перестал следить за своей талией. Немного протрезвев от охватившей его неловкости, Фрэнч попробовал сосредоточиться на лицах слушателей, особенно стараясь разглядеть одно. И хотя это лицо он так и не увидел, он все-таки решил, что пора уходить.

– Я отказываюсь объясняться с невеждой, – высокомерно заявил он, словно отпуская Спиро взмахом руки и тем самым прекращая дальнейшее обсуждение.

В ответ рыбак хитро улыбнулся, торжествуя свою победу.

– Ты мешок с дерьмом, – сказал он.

Слушатели заерзали на стульях, отворачиваясь или принявшись внимательно разглядывать стены и пол. Жаль, конечно, что эта жирная свинья Спиро оказался таким грубияном и унизил Профессора, но в его словах была доля правды. Как ни печально, Фрэнч, похоже, набрался сверх всякой меры. Завсегдатаи бара молча наблюдали, как он поставил наполовину недопитый стакан и, пошатываясь, направился к двери. Кто-то пожелал ему спокойной ночи и посоветовал хорошо выспаться.

В дверях Фрэнч оглянулся еще раз и снова попытался отыскать среди множества лиц то одно, недружелюбное, но не нашел его: все с симпатией смотрели ему вслед. Успокоившись, он двинулся к дому.