Charles Palliser
Rustication
Copyright © 2013 by Charles Palliser
© Рыбакова Ю.К., перевод на русский язык, 2013
© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Э», 2015
Ниже следует мое изложение документа, который на многие годы затерялся в архиве Торчестера. Это дневник, проливающий свет на убийство, в свое время привлекшее всеобщее внимание, но впоследствии совершенно забытое, поскольку никому так и не было предъявлено обвинение.
Дневник представляет собой переплетенный в кожу блокнот ин-кварто в триста страниц нелинованной бумаги, из которых сами записи занимают двести восемьдесят. Кто-то вклеил в него несколько анонимных писем, относящихся к делу. Я воспроизвел их в точности и в тех же местах, где обнаружил. Но одно из них в дневник вклеено не было, а было получено из другого источника. Оно является последним и наиболее разоблачительным.
Вот часть этого письма:
Думаешь, что можешь трахнуть любую девчонку и просто смыться, потому что очень важный? Своих потаскух сношай сколько угодно, но если тронешь порядочную девушку, то заплатишь. Я говорю не о деньгах. Ты заплатишь кровью. Думаешь, сможешь сбежать? Ошибаешься. Когда мы опять с тобой встретимся, твои дружки тебе не помогут. Я тебя убью, но сперва так замучаю, что ты завоешь о пощаде. Ты гордишься своим хреном. Посмотрим, сможет ли он настрогать тебе наследника, когда я засуну его в твою лживую глотку!
Угроза была осуществлена полностью.
В конце дневника говорится, что полицейский зачитал выдержку из этого письма, но признался, что ему не позволили увидеть его целиком. Я был заинтригован этим обстоятельством и, заподозрив, что здесь скрыто нечто очень важное, решил попытаться отыскать оригинал. В конце я вернусь к этому вопросу.
ЧП.Дневник Ричарда Шенстоуна: с 12 декабря 1863-го по 13 января 1864 года
Cуббота, 12 декабря, 10 часов вечера
Потрясен тем, как мама меня встретила. Когда я внезапно появился перед ней, она воскликнула не то «Вильям», не то «Вилли». Не припомню никого с таким именем, за кого она могла бы меня принять, и вряд ли она ждала кого-то в столь поздний час в таком захолустье. Но самое странное, что она мне не обрадовалась.
То же самое касается Эффи! При виде собственного брата она явно испугалась.
Интересно, как долго я выдержу в этой жуткой глуши. Когда минуту тому назад я приподнял занавеску и выглянул в окно, то не увидел ничего, кроме луны, бледно сияющей над серебристым простором грязи и воды – все такое гладкое, что невозможно понять, где заканчивается топь и начинается море. Ничего. Ни единого дома. Ни огонька.
Не ожидал, что дом в таком состоянии. Похоже, для его благоустройства не сделано ничего. Тем не менее семья здесь уже несколько недель.
И багаж мой застрял! Все из-за дрянного извозчика, который довез меня от станции в Торчестере и, побоявшись увязнуть в грязи, заставил сгрузить багаж в зловонной пивной. А грубиян хозяин содрал целый шиллинг, но не дал и трех минут, чтобы забрать самое ценное. И вот я вынужден вести счет расходам, чтобы не угодить в старую историю. Это будет несложно: тратить деньги здесь не на что.
* * *
Памятка: ВСТУПИТЕЛЬНЫЙ БАЛАНС: 13 шиллингов 4 1/2 пенни. РАСХОД: Повозка до Уитминстера (2 ш. 3 п.), хранение багажа в течение трех дней 4 п. в день (1 ш.)
ИТОГО: 3 ш. 3п.
САЛЬДО: 10 ш. 1 1/2 п.
* * *
Потом два часа пешком по грязной извилистой дороге, пока, наконец-то, я не завернул за облезлую зеленую ограду, и вот передо мной раскинулась гавань, заполненная соленым болотом, тянущимся далеко до самого моря, словно огромное пятно черных чернил на промокашке. В сгущающихся сумерках я смог разглядеть древний дом с беспорядочно торчащими над крышей печными трубами, похожими на старческие руки, вытянутые к серому небу. Действительно, это самое захолустное место в Англии.
Открыв обитую железными заклепками дверь, я оказался в просторной прихожей с древней дубовой лестницей, стенами, покрытыми черными панелями и узкими створчатыми окнами. Огонь в камине не горел, и в комнате было так темно, что мне показалось, будто я ошибся адресом.
Я прошел через одну неуютную комнату, потом через другую, ныряя под низкие проемы дверей. В тесной буфетной, освещенной мерцающей масляной лампой, я вдруг натолкнулся на маленькую старушку, склонившуюся над комодом спиной ко мне. Она обернулась. Это была матушка! Она не сразу признала меня, так же как и я ее.
– Вилли? Я не ждала вас так рано! – воскликнула она.
– Кто такой Вилли? – спросил я.
– Ричард? Это ты?
Теперь она показалась испуганной.
– Мама, а кто, по-твоему, должен прийти?
Она подошла, и мне показалось, что она собирается меня поцеловать, но мать лишь протянула руку и коснулась моей куртки, словно подумала, что я призрак.
– Какого такого Вилли ты ждала?
– Я не сказала «Вилли». Ты ослышался. Я просто удивилась, потому что не думала, что ты вернешься до Рождества.
– Почему меня не встречали?
– Думала, что на каникулы ты отправишься путешествовать.
– Разве мое письмо не дошло?
Она покачала головой. Я его опередил! Неужели не рада, что я вернулся?
Она приблизилась ко мне и, встав на цыпочки, поцеловала. Потом, отступив на шаг, оглядела меня:
– Ричард, как ты похудел. Тебе надо больше есть.
Странно, что некоторые мамы воспринимают детей словно вещи. Она оглядела меня так, будто я старый стол, который она собиралась купить. Я почти испугался, что мать начнет простукивать мои ноги, чтобы услышать, как они звучат.
Потом она произнесла:
– Оставайся здесь. Твоя сестра должна узнать, что ты приехал.
Удивительно! Эффи тоже здесь! Неужели моя привередливая сестра способна терпеть этот мрак, грязь, отсутствие газа и ковров?
Я поднял свечу. На комоде была аккуратно сложена стопка постельного белья и полотенец, две подушки – все накрахмаленное и отутюженное, а также два эмалированных металлических тазика. Она заметила, что я уставился на все это. В доме кто-то болен?
– Нет, – сказала она, – будет лучше, если прежде всего я провожу тебя в комнату. Где багаж?
– Пришлось оставить в «Черном льве». Его привезут, когда погода наладится.
Она повернулась и повела меня через несколько маленьких темных комнатушек.
– Странный старый особняк, – сказал я, следуя за ней через низкие двери и длинные коридоры. – Ты унаследовала его после смерти отца?
Она смутилась и сказала:
– Да. Хериард Хауз мой. Он принадлежал моей семье в течение столетий.
Мы поднялись по лестнице и прошли по длинному коридору. Скрип неровных половиц напоминал птичий щебет.
Она открыла дверь и провела меня в большую мрачную комнату с кроватью под пологом. Запахло плесенью.
– Распоряжусь, чтобы горничная принесла тебе горячей воды умыться после долгого путешествия.
– Горничная?
– Служанка Бетси.
– Полагаю, никого из прежних слуг не удалось уговорить приехать сюда?
– Ричард, как только будешь готов, спускайся… Здесь мы обедаем рано.
Она ушла.
Через несколько минут за дверью словно мышь заскреблась, и вошло маленькое робкое существо с кувшином горячей воды в руках. Я не увидел лица, поскольку она отвернулась. Чтобы заставить ее повернуться ко мне, я спросил:
– Тебя зовут Бетси?
Не взглянув на меня, она пробормотала:
– Да, сэр.
Потом ретировалась.
Я умылся, сменил белье и спустился вниз.
В холле вдруг оказалась Эффи. Она удивилась нашей встрече так же сильно, как и я. Кроме того, было похоже, что она пришла с улицы из-под дождя. В потемках мы остановились лицом друг к другу. Она выглядела так, словно собралась на бал: волосы ее были высоко уложены, а бархатное темно-зеленое платье я на ней никогда прежде не видел. Плечи Эффи были сильно обнажены, очень глубокое декольте открывало грудь особенно эффектно. По обнаженным плечам катились дождинки прямо за корсет. Она превратилась в очень красивую девушку, высокую, черноволосую, с огромными серыми глазами, правильными чертами лица.
Когда я был маленький, она, не стесняясь, раздевалась в моем присутствии до нижнего белья и даже дальше, но однажды, когда мне было около двенадцати, она заметила, как я на нее смотрю. Не знаю, что Эффи увидела в моем взгляде, но больше она не раздевалась при мне никогда. Сестра молча повернулась ко мне спиной и взбежала по лестнице.
Матушку я нашел в большой комнате в дальней части особняка. Она сидела и, как я видел много раз в другом доме, вышивала на пяльцах.
Я сказал:
– Ты не предупредила, что к обеду у нас принято наряжаться.
– Что ты имеешь в виду, Ричард? – ответила она.
Я объяснил, что видел Эффи, разодетую, словно жена уличного торговца в субботний вечер.
– Полагаю, сестра принарядилась специально для тебя.
– Почему же такая реакция? Уставилась на меня, будто олень на заряженный ствол охотника, и ускакала.
