Эрик Ластбадер - Возвращение Борна

Халид Мурат, лидер чеченских боевиков, сидел неподвижно, словно каменное изваяние, в броневике, который в сопровождении еще двух таких же боевых машин пробирался по изрытым воронками улицам Грозного. БТР-60БП состоял на вооружении Российской армии, поэтому конвой из трех броневиков ничем не выделялся среди других таких же, рычавших моторами на улицах города. Вооруженные до зубов люди Мурата расположились в двух других бронемашинах, одна из которых двигалась впереди, а вторая — позади той, в которой находился их командир. Они направлялись к госпиталю номер девять — одному из нескольких убежищ, которые использовал Мурат, всегда на несколько шагов опережавший тщетно разыскивавших его российских солдат.

У Мурата, которому уже подвалило под пятьдесят, была густая черная борода, широкое медвежье туловище, а в глазах горел огонь настоящего фанатика. Он давно усвоил, что править можно только с помощью железного кулака. Он был свидетелем того, как Джохар Дудаев пытался насаждать законы шариата и потерпел сокрушительное поражение. Он наблюдал начавшуюся в результате всего этого резню, когда окопавшиеся в Чечне заезжие полевые командиры, сподвижники Усамы бен Ладена, вторглись в Дагестан, устроили серию взрывов в Москве и Волгодонске, в результате чего погибло более двухсот человек. Затем вина за эти действия была лицемерно возложена на чеченцев, и русские начали массированные бомбежки Грозного, стеревшие с лица земли большую часть города.

Небо над чеченской столицей было затянуто мутной пеленой, которая на протяжении последних месяцев не рассеивалась из-за постоянно взметающихся в воздух облаков пепла от пожарищ, пылавших столь ярко, что издалека они напоминали ядерные взрывы в миниатюре. На фоне мертвого горизонта тут и там полыхали высокие фонтаны огня. Это горела нефть.

Мурат мрачно вглядывался в этот апокалиптический пейзаж сквозь затемненное стекло бронемашины. Она как раз проезжала мимо руин жилого некогда дома. Теперь от него остался лишь каркас без крыши, в обнаженных внутренностях которого догорали деревянные конструкции. Издав мучительный стон, Мурат повернулся к Хасану Арсенову, своему заместителю и ближайшему помощнику:

— Когда-то Грозный был городом влюбленных, гулявших по широким, усаженным деревьями бульварам, домом для молодых матерей, катавших по зеленым скверам коляски с малышами. По вечерам открывался великолепный шатер цирка, залитый огнями, и на арену смотрели сотни радостных, смеющихся лиц, а архитекторы со всего мира чуть ли не паломниками приезжали сюда, чтобы только взглянуть на изумительные здания, из-за которых Грозный приобрел славу одного из самых красивых городов мира.

Мурат грустно покачал головой и, дружески положив ладонь на колено товарища, воскликнул:

— О, всемогущий Аллах! Взгляни, во что превратили русские все прекрасное, что здесь было! Они не оставили от города камня на камне!

Хасан Арсенов согласно кивнул. Это был живой, энергичный человек, на добрый десяток лет моложе Мурата. Телосложение сразу выдавало в нем спортсмена: бывший чемпион по биатлону, он обладал широкими плечами и узкими бедрами. С тех пор как Мурат принял на себя руководство боевиками, Арсен неотлучно находился при нем. Сейчас он показал командиру на закопченный каркас дома, мимо которого они проезжали.

— Раньше, до войны, когда Грозный еще считался одним из основных центров нефтепереработки, здесь был Институт нефти. Тут работал мой отец. А теперь вместо того, чтобы получать деньги за нашу нефть, мы имеем лишь фонтаны огня — коптящие, отравляющие наш воздух и нашу воду.

Удручающий вид руин, тянувшихся по обе стороны дороги, заставил боевиков умолкнуть. Улицы были практически пусты, если не считать облезших бездомных псов да таких же бездомных горожан, рыскавших в безнадежных поисках пищи и крова над головой. Помолчав несколько минут, мужчины обменялись взглядами, и каждый увидел в глазах другого боль за свой несчастный, измученный народ. Мурат открыл было рот, намереваясь что-то сказать, но тут же сомкнул губы, услышав характерный звук пуль, простучавших по бронированной обшивке их машины. Ему хватило секунды, чтобы сообразить, что их БТР обстреливают, но огонь явно велся из легкого стрелкового оружия, неспособного пробить тяжелую шкуру брони и нанести хоть какой-то ущерб находящимся внутри. Проворный, как всегда, Арсенов потянулся к переговорному устройству.

— Я прикажу группе в передней машине ответить огнем на огонь.

— Нет, — покачал головой Мурат. — Нет, Хасан. Подумай. Мы ведь одеты в российскую камуфляжную форму и едем в российских военных машинах. Поэтому, кто бы в нас ни палил, он нам скорее друг, нежели враг. Сначала нужно все выяснить, иначе мы можем обагрить руки невинной кровью.

Он взял у Арсенова рацию и приказал конвою остановиться.

— Лейтенант Гочияев, — проговорил он, — вышлите людей на рекогносцировку. Я хочу знать, кто в нас стреляет, но при этом — никого не убивать!

Лейтенант Гочияев вывел своих бойцов из передней машины и приказал им занять позицию, укрывшись за броней БМП. Затем, ежась от холодного, пронизывающего ветра, они короткими перебежками двинулись вдоль улицы, заваленной битым кирпичом и арматурой. Используя язык жестов, Гочияев приказал бойцам зайти с двух сторон, обойдя с тыла то место, откуда велся огонь.

Его люди были прекрасно подготовлены. В полном молчании они по-кошачьи перебежали от каменной глыбы к остаткам стены, затем — к груде перекрученных взрывом металлических конструкций. Они пригибались, чтобы не стать целью для невидимого стрелка. Но, как ни странно, выстрелы больше не гремели. Бойцы сделали последнюю, резкую, словно удар ножом, перебежку, намереваясь в следующую секунду застать врасплох неведомого врага и изрешетить его перекрестным огнем.

Хасан Арсенов, остававшийся в средней машине, не спускал глаз с того места, где скрылись из вида бойцы, и ждал, когда раздадутся автоматные очереди. Однако они так и не прозвучали, а в следующий момент из-за руин в отдалении показались плечи и голова лейтенанта Гочияева. Повернувшись лицом к средней машине, он помахал в воздухе согнутой рукой, давая знак, что местность зачищена. Увидев этот сигнал, Халид Мурат протиснулся мимо Арсенова, выбрался из БМП и уверенным шагом двинулся по промерзшим руинам, направляясь к своим людям.

— Халид! — в волнении окликнул его Арсенов, бросившись следом за своим командиром.

Мурат невозмутимо шел мимо приземистых остатков обрушившейся стены, туда, откуда еще минуту назад звучали выстрелы. Он окинул взглядом кучи мусора. На одной из них лежал воскового цвета труп, с которого кто-то, видимо, еще совсем недавно снял всю одежду. Запах разлагающейся плоти бил в нос даже на изрядном расстоянии. Тут Мурата наконец догнал Арсенов и взял его под локоть.

Возле стены их поджидали бойцы, выстроившись в две линии и держа оружие наготове. Завывая в лабиринте городских развалин, дул порывистый ветер. И без того мрачное свинцовое небо посерело еще больше. Пошел снег. Легкая поземка завертелась у ног Мурата, снежинки, оседая на его бороде, сделали ее похожей на паутину.

— Лейтенант Гочияев, вы обнаружили нападавших?

— Так точно!

— Аллах направляет меня во всем, поможет он мне разобраться и в этом. Покажите мне их.

— Но он только один, — ответил Гочияев.

— Один? — недоуменно воскликнул Арсенов. — Кто он? Он знал, что мы — чеченцы?

— Вы — чеченцы? — раздался вдруг тонкий детский голосок. Из-за стены появилось бледное лицо. Это был мальчик не старше десяти лет — в грязной вязаной шапке, заношенном свитере, натянутом поверх тонкой клетчатой рубашонки, залатанных штанах и рваных резиновых сапогах — слишком больших для мальчишки. По всей видимости, он снял их с того самого покойника.

Совсем еще ребенок, он смотрел на них взглядом взрослого человека — недоверчивым и подозрительным. Он защищал неразорвавшийся российский фугас, который выкопал из-под руин, намереваясь продать его, чтобы хоть таким образом заработать себе на жизнь. Он был готов защищать свое сокровище до последнего, словно только эта железная болванка могла спасти его семью от голодной смерти. В левой руке мальчик сжимал автомат, правая оканчивалась культей — кисти не было.

Мурат посмотрел на своего заместителя, но Арсенов не сводил глаз с парня.

— Это фугас, — сообщил мальчик с хладнокровием, от которого даже взрослым мужчинам стало не по себе. — Его заложили русские подонки.

— Да святится имя Аллаха! Что за великолепный маленький воин! — воскликнул Мурат, одарив мальчика самой ласковой, воодушевляющей улыбкой, на которую только был способен. Именно она, словно магнит, обычно притягивала к нему людей. — Пойдем со мной. — Он поманил парнишку рукой, а потом вытянул перед собой пустые ладони. — Видишь, мы — чеченцы, как и ты.