Концом стального прута он ткнул насаженную на меня шину. Я упал, как тряпичная кукла, набитая ватой, и мгновение спустя я попытался изогнуться, чтобы ступни, колени и плечи нашли опору на покрытом плиткой полу. Женщина положила ружье между двух больших раскрытых мешков и взяла железный прут. Она со всей силы била им меня по плечам и рукам, нанося удары снова и снова. Затем стала молотить меня по шее и голове, словно хотела вбить меня в пол. Я не мог защищаться и грохнулся лицом об пол. Шина давила на диафрагму, и я не мог вдохнуть. Поток воздуха был перекрыт. Мной действительно овладела паника. Я даже не мог пошевелиться.
— Тебе повезло, — продолжил мужчина. — Я хочу задать тебе несколько вопросов. Когда со мной вытворяли подобное, мне никто не задавал вопросов. Поэтому я не мог дать ответов, которые бы положили этому конец. Так что тебе повезло.
— Повезло, — повторил я, или мне показалось, что я это произнес.
— Ты работаешь на американское правительство?
Про себя я рассмеялся. Не знаю, какой звук был слышен на самом деле.
— Сними с него обувь, — приказал мужчина женщине. Я почувствовал, что у меня с ног стащили кроссовки, затем носки. Она саданула стальным прутом мне по пяткам, боль пронзила все тело.
— Еще раз, — послышался голос.
Новая вспышка боли. Мочевой пузырь не выдержал, затем и кишечник.
— Я… я…
— Ты… — выжидательно прозвучал голос.
— Я — один из вас.
— Ты пришел, потому что… Ах да, потому что Америка пострадала, и ты решил, что, возможно, Алшами к этому причастен. Ведь так? Знаешь, мне трудно понять тебя.
— Я — один из вас.
— Не испытывай моего терпения, — предупредил мужчина.
— Ла Аллах, — начал я вступление к молитве, — илла Аллах, Мухаммед. — Боль, от которой замерло сердце, лишила меня голоса.
— Богохульник! — возмутился он. — Мы не желаем это слушать. Где ты видел Абу Сейфа?
— В мечети Илинга.
— Когда?
— Месяц… месяц назад.
Удар. И еще. Вопросы повторялись. Снова и снова. Много раз. А вместе с ними — и боль. Потом на некоторое время я провалился в сон. Снилось ли мне тогда что-либо — не помню.
Когда я приоткрыл глаза, кошмар все еще был реальностью. Я лежал на полу лицом вниз в крови и дерьме. Шина перекрыла циркуляцию крови в руках, и я их просто не чувствовал. Все тело болело. Больше я ничего не чувствовал, только боль. Но теперь в помещении горел свет, который, как солнце, жег мне глаза сквозь веки.
— Нам надо отдохнуть, — послышался голос, — и как следует поразмыслить. — Я услышал, как он что-то пьет. — Сегодня тебе крепко досталось. Интересно, удастся ли тебе когда-нибудь поправиться? Или ты умрешь? А сейчас ты точно предпочел бы смерть. Видишь? Я знаю все этапы этого процесса. Я очень опытный в этом деле… очень опытная жертва.
Было слышно, как женщина ходит по комнате. Потом мужчина снова что-то отхлебнул.
— Десять лет я провел в тюрьме Тадмор. Ты знаешь, где это? Нет. Ты не знаешь. Это рядом с большой достопримечательностью Сирии. Маленькие английские старушки ходили к развалинам Пальмиры и восхищались языческой башней Баала. Они проходили мимо Тадмора и смотрели в другую сторону. Эти леди отправляли друзьям открытки с описанием потрясающей поездки и, полагаю, даже представить себе не могли, что рядом находилась тюрьма или что можно жить даже вот в такой шине, что на тебе. Выживешь ты или умрешь, мой американский друг, но ты никогда не сможешь сказать, что эта шина была чем-то обычным в твоей жизни. И ты должен быть благодарен мне за это.
Я услышал, как кто-то зевнул. Это была женщина. Она что-то сказала по-испански, и они пару минут переговаривались, затем я услышал, как она идет к двери. Я не знал, куда она направлялась, уйдет ли на всю ночь или скоро вернется. Я не знал ничего, кроме того, что в этот момент меня не били.
— Теперь ты сломлен, — снова заговорил мужчина. — Ведь так?
Я не мог говорить.
— Знаю. У пытки есть своя психология, свои составляющие. Нас никогда не учили этому в медицинской школе… Видишь ли, я врач… Но за десять лет человек может многому научиться и многое узнать о выносливости или ее отсутствии. И в этом есть какая-то… как вы говорите?.. Притягательность.
В Тадморе пытка была публичной. Ты мог понять, насколько сильную боль испытывали другие, глядя на их страдания, слыша их крики, еще до того, как пережил это сам. А раз понимаешь, что значат крики, потому что был свидетелем происходящего, то вырабатывается определенная реакция на определенные звуки… например, треск ломаемой кости.
Я слышал его слова очень отчетливо, но сам, похоже, не мог контролировать звуки, которые издавало мое тело.
— Знаешь, — поделился со мной мужчина, — сегодня я не слышал ничего подобного.
Он замолчал на некоторое время, и каким-то внутренним чутьем я понял, что сейчас избиение начнется снова. Говоривший поднялся, выключил бивший мне в глаза свет и вышел в другую комнату. Я лежал расплющенным лицом на скользкой черепице, и мне было не видно, что он делает, но я слышал, как льется вода.
Неожиданно в магазине зажегся верхний свет.
— Лежи и не двигайся, — приказал он, — и закрой глаза. — Поток холодной воды обрушился мне на голову и шею.
— Спасибо, — прохрипел я.
Вода слабым потоком стекала к сливу в полу. Она была красной от моей крови.
— Всегда пожалуйста, — по-доброму сказал мой мучитель. — Видишь ли, вода — одна из самых больших радостей для человека. Поэтому ее так много в раю и совсем нет в аду. Хочешь еще?
— Да, — выдохнул я.
Он ушел в другую комнату, где снова раздался шум воды. Я попытался изогнуться, чтобы рассмотреть его лицо, но не смог. Каждый мускул шеи и плеч был скован болью. Он встал позади меня.
— Послушай, — сказал он тоном врача, — ты грязный, и я собираюсь снять с тебя штаны, но только для того, чтобы смыть с тебя все это.
Он дважды плеснул воду мне на зад и на гениталии, и я увидел, как нечистоты с потоком воды уходят в сток.
Постепенно я стал понимать, что за игру он ведет. Когда он меня бил в темноте, то был плохим копом. Включив свет и обдав меня благословенной водой, он превратился в хорошего копа. Сначала он вызывал страх, теперь — признательность. Я прекрасно понимал, как работает его чертов ум, но был благодарен ему за воду.
— Скоро вернется Пилар, — сообщил он, — и нам придется начать все сначала, если только… — он подождал, пока я осознаю сказанное, — если только ты не расскажешь о себе чуть больше и о том, что ты здесь делаешь.
— Я… не знаю.
— Скверное начало.
— Я испугался…
— Продолжай.
— Я сильно испугался после того, что произошло в Нью-Йорке.
— С чего бы это?
— Я был моджахедом.
— Правда? Вот так неожиданность!
— Да, был! Мой отец родом из Боснии. Я был в Цазине, в Зенице.
— Среди моджахедов много шпионов.
— Я не знаю.
— Может, ты и моджахед. А может, шпион. Возможно, и то и другое. Это не так уж плохо. Во всех нас много чего намешано.
Он хотел внушить мне надежду, чтобы потом можно было отнять ее у меня. Допрос не должен был закончиться быстро, а к тому моменту, когда он все же кончится, я должен быть мертв. Я не знал, имело ли это для меня какое-нибудь значение. Мне здорово досталось. Очень здорово. И с чего это я взял, что смогу спасти Америку? Или хотя бы свою собственную семью? Бетси. Мириам. Мысль о них должна была бы придать мне сил, но на деле лишила меня последней надежды. Изможденное от боли и страха тело сдалось. Я больше не мог сопротивляться.
Мокрая шина стала слегка соскальзывать. Я попытался пошевелить пальцами рук, на которых лежал, но они потеряли всякую чувствительность. Ногами я чувствовал прижатые к ним руки, но руки не чувствовали ног. Нужно было сосредоточиться на этом. Я, насколько хватило сил, втянул живот, чтобы дать возможность восстановить циркуляцию крови в руках. Шина снова стала подвижной, но в этот момент у меня потемнело в глазах от боли.
— Мы все идем на компромисс с силой, — послышался голос. — Ты когда-нибудь заключал соглашение с Богом?
— Нет.
— Вижу, ты еще не утратил способность лгать. Я больше не стану задавать тебе вопросы до возвращения Пилар.
Он вышел и некоторое время отсутствовал. Вернулся он со стаканом чаю. Я почувствовал запах мяты. Тогда я заговорил:
— Я пришел к Абу Сейфу за помощью.
— Больше никакой лжи, — отрезал он. — Абу Сейф мертв. Убит. И из того, что мне известно, получается, что убил его ты. Ты ведь не убивал его?
— Нет.
— Ты — его убийца, не так ли?
— Да.
— А, — протянул мужчина. — Ну наконец-то. В этом главная проблема пытки: как понять, что человек говорит правду?
— Пожалуйста, — взмолился я. — Пожалуйста, выслушайте меня.
