– Ласточка, ты ничего не говорила ни про записку, ни про поездку, – сказала Синтия. – Нельзя вспоминать о таких вещах в последнюю минуту.
– Что за поездка? – поинтересовался я.
– Мы сегодня собираемся в пожарную часть, но без записки с разрешением нас не возьмут.
– Почему ты не сказала нам об этом сразу же…
– Не беспокойся, – перебил я Синтию. – Сейчас напечатаю записку.
Я рванул наверх в комнату, которая будет нашей третьей спальней, а сейчас служила одновременно офисом и помещением для шитья. В углу на столе стоял наш общий с Синтией компьютер. Там я проверял работы и готовился к урокам. Там же находилась моя старенькая машинка «Роял», на которой я печатал еще в университете. Я до сих пор пользовался ею для коротких записок, поскольку почерку меня был ужасный, и мне казалось, что проще заложить лист бумаги в машинку, чем включать компьютер, создавать документ, распечатывать его и так далее.
Так что я напечатал коротенькую записку учительнице Грейс, разрешая своей дочери покинуть территорию школы для осмотра пожарного участка. Я только надеялся, что буква «е», напоминающая «с», не внесет никакой путаницы с именем моей девочки.
Я снова спустился вниз, отдал Грейс записку, предварительно сложив ее, и велел убрать в рюкзак, дабы не потерять.
В дверях Синтия сказала мне:
– Убедись, что она вошла в здание.
Грейс была уже далеко и не могла ее слышать – крутилась на дорожке, напоминая бур для рытья ям.
– А если они останутся снаружи на весь первый урок? – спросил я. – Увидев, что какой-то тип болтается по двору, они не позовут полицию?
– Если бы я увидела тебя там, то тут же бы арестовала, – заявила Синтия. – Тогда проследи, чтобы она вошла во двор. Вот и все. – Она притянула меня к себе. – Так когда тебе самому надо быть в школе?
– К началу второго урока.
– Значит, у нас есть почти час… – И она бросила на меня взгляд, который я видел не так часто, как мне бы хотелось.
– Да, – сказал я ровным голосом. – Вы правы, миссис Арчер. У вас что-то на уме?
– Очень может быть, мистер Арчер. – Синтия улыбнулась и слегка коснулась губами моих губ.
– Грейс ничего не заподозрит, если я попрошу ее бежать всю дорогу до школы?
– Иди уже! – И она вытолкнула меня за дверь.
– Так какой у нас план? – спросила Грейс, когда мы пошли с ней по тротуару плечо к плечу.
– План? – переспросил я. – Никакого плана.
– Я хочу сказать, до какого места ты собираешься идти рядом со мной?
– Полагал, что войду с тобой в школу, может, посижу в классе с часок.
– Пап, не шути.
– Кто сказал, что я шучу? Мне бы очень хотелось посидеть с тобой в классе. Посмотреть, насколько усердно ты работаешь.
– Да ты даже за парту не влезешь, – возмутилась Грейс.
– Сяду сверху, – решил я. – Я человек не гордый.
– Мама сегодня очень веселая, – заметила Грейс.
– Ну разумеется, – ответил я. – Мама часто бывает веселой. – Грейс бросила на меня взгляд, подразумевающий, что я слегка привираю. – У твоей мамы в последнее время много забот. Сейчас ей очень трудно.
– Потому что прошло двадцать пять лет, – сказала Грейс. Вот так и заявила.
– Ага, – подтвердил я.
– И из-за этой телевизионной передачи, – добавила она. – Не знаю, почему вы не разрешили мне ее посмотреть. Вы же записали ее на пленку, верно?
– Твоя мама не хотела тебя расстраивать, – пояснил я. – Насчет того, что когда-то с ней случилось.
– Одна моя подруга записала это шоу, – тихо сказала Грейс. – Понимаешь, я вроде как уже видела эту передачу.
– Как же ты умудрилась? – спросил я.
Синтия держала дочь на таком коротком поводке, что наверняка бы знала, что та отправилась к подруге после школы. Или Грейс тайком притащила пленку домой и посмотрела ее, приглушив звук, пока мы находились в кабинете?
– Я ходила к ней домой во время ленча, – объяснила Грейс.
Даже если им только восемь, уследить за всем вы не в состоянии. Еще пять лет, и она уже подросток. Боже милостивый!
– Тот, кто позволил тебе посмотреть эту пленку, не должен был этого делать, – сказан я.
– Тот коп очень противный, – заявила она.
– Какой коп? О чем ты толкуешь?
– Тот, что в шоу. Он живет в трейлере? Такой блестящей штуке? Считает странным, что мама единственная, кто выжил. Я догадалась, на что он намекает. Он намекает, будто мама это сделала. Что она всех поубивала.
– Да, разумеется, он полная жопа.
Грейс быстро взглянула на меня.
– «Фокс пас», – сказала она.
– Если просто выругаешься, это еще не «фокс пас», – возразил я, качая головой и не желая вдаваться в подробности.
– Мама любила своего брата? Тодда?
– Да. Она любила его. Разумеется, они иногда ссорились, как большинство братьев и сестер, но она его любила. И не убивала ни его, ни отца с матерью, и мне очень жаль, что ты видела это шоу и слышала, какую ерунду нес эта жопа – да, жопа – детектив. – Я помолчал. – Ты расскажешь маме, что видела шоу?
Грейс, слегка ошарашенная моим бесстыдным употреблением грязного слова, отрицательно покачала головой.
– Думаю, она сбесится.
Наверное, она права, но соглашаться мне не хотелось.
– Ну может, тебе стоит спросить ее об этом, когда выпадет удачный день.
– Сегодня выпадет удачный день, – сказала Грейс. – Я вчера не видела никаких астероидов, так что с нами будет все в порядке, по крайней мере до завтра.
– Приятно слышать.
– Мне кажется, тебе уже пора немного отстать от меня, – заметила Грейс.
Впереди я увидел нескольких ребят примерно ее возраста. Из боковых улочек все больше детей выходили на нашу улицу. Школу, расположенную в трех кварталах отсюда, уже было видно.
– Мы совсем близко, – настаивала Грейс. – Ты можешь проследить за мной отсюда.
– Ладно, – согласился я. – Вот что мы сделаем. Ты поспеши вперед, а я пойду потихоньку, по-стариковски. Как Тим Конвей.
– Кто?
Я начал шаркать ногами, и Грейс засмеялась.
– Пока, пап! – Она ускорила шаг. Я не сводил с нее глаз, двигаясь крошечными шажками. Меня обгоняли дети, некоторые из них ехали на велосипедах или скейтбордах.
Она ни разу не оглянулась. Бежала, чтобы догнать друзей, и кричала:
– Подождите!
Я сунул руки в карманы, думая, как вернусь домой и смогу побыть наедине с Синтией.
Как раз в этот момент мимо проехала коричневая машина.
Это была старая североамериканская модель, довольно обычная – «импала», так мне показалось – со слегка заржавевшими колпаками на колесах. Окна тонированы, но сделано это было халтурно, по дешевке, стекла покрылись пузырьками, как будто у машины ветрянка.
Я стоял и смотрел, как она двигается вниз по улице, до последнего поворота перед школой, где стояла Грейс и болтала с двумя подругами.
Машина остановилась на углу в нескольких ярдах от дочери, и у меня на мгновение перехватило дыхание.
Затем один из задних подфарников начал мигать, машина повернула направо и скрылась из виду.
Грейс с друзьями в сопровождении специального полицейского в ярко-оранжевом жилете и с большим знаком «Стоп» в руке перешли через улицу на территорию школы. Тут она меня удивила: обернулась и помахала рукой. Я поднял руку в ответ.
Ладно, значит, коричневая машина все же существует. Но никто из нее не выскочил и не схватил мою дочь. Если водитель какой-то сумасшедший серийный убийца – в отличие от нормального серийного убийцы, – сегодня утром он заниматься своим промыслом явно не собирался.
Скорее просто какой-то тип ехал на работу.
Я постоял еще немного, наблюдая, как Грейс исчезла в толпе торопящихся учеников, и почувствовал, что меня охватывает печаль. В мире Синтии все сговаривались лишить тебя твоих любимых.
Возможно, если бы меня не терзали такие мысли, я бы возвращался домой более упругой походкой. Но на подступах к дому постарался сбросить с себя мрачность и думать только о приятном. Ведь моя жена ждала меня, причем скорее всего уже в постели.
Поэтому остаток пути я пробежал, быстро прошел по дорожке, вошел через переднюю дверь и крикнул:
– Я до-о-о-о-ма!
Никакого ответа. Синтия уже в постели, ждет меня наверху. Но, рванув по лестнице, я услышал голос из кухни:
– Я здесь, – сказала Синтия. Голос был подавленный.
Я остановился в дверях. Она сидела за кухонным столом перед телефоном. Очень бледная.
– Что случилось? – спросил я.
– Нам позвонили, – тихо ответила Синтия.
– Кто?
– Он не назвался.
– Ну и что он хотел?
– Сказал, что должен мне кое-что передать.
– Что передать?
– Сказал, они меня простили.
– Что?
– Моя семья. Он сказал, что они протают меня зато, что я сделала.
Я сел за кухонный стол рядом с Синтией, обнял ее и почувствовал, как она дрожит.