У служебного входа заслон фанаток был пожиже, но поопытней. Они сразу догадались, что в этот раз их провели, стоило только двери первой машины выпустить на асфальт ногу в розовом, умопомрачительном носке. Такие носки, а они это знали наверняка, мог носить только менеджер группы, но что возьмешь с менеджера? Это в табели о рангах не больше чем пуговица от блейзера.
Шестая же машина исторгла из кожаных внутренностей саму причину нынешнего ажиотажа. Причина, потряхивая гривой спутанных волос, проскользнула через боковой вход в отель, где была встречена Валерием Карченко и генеральным менеджером мисс Пайпс.
– Мы рады, что вам здесь нравится. Персонал приложит максимум старания, чтобы сделать ваше пребывание в нашем отеле наиболее комфортным, – сказала Чарли. – Изволили осматривать Москву?
Рэбидж проигнорировал любезный вопрос.
Пайпс тем не менее, сохраняя приятную улыбку, представила Валерия Карченко сопровождавшему эстрадную звезду охраннику и предложила им совместно разработать план действий по охране знаменитости.
Расправившись таким образом с гостями, мисс Пайпс, смутно ожидавшая от их появления незапланированных хлопот, была приятно удивлена той легкости, с которой они разрешились. Все-таки налаженный с таким трудом механизм отеля работал без перебоев и случайностей, что давало свои результаты. Все службы сработали четко.
Легкую досаду Карченко вызвали только два средних лет постояльца, занявших сегодня номер люкс на третьем этаже. Они все время, начиная с раннего утра, когда добропорядочным иностранцам полагалось еще спать, ходили по пятам то за Ставцовым, то за Карченко, выдвигая мелочные и непонятные для обслуживающего персонала требования. Сначала им казалось, что жалюзи на одном из окон недостаточно плотно отгораживают их от внешнего мира, потом были высказаны претензии к освежителям воздуха, так как внезапно обнаружившаяся у одного из них аллергия на цветочные запахи прогрессировала с каждой секундой. На самом деле никакого покраснения век и припухлости под глазами не наблюдалось. Возможно, припухлость и была, но только как следствие вчерашней невоздержанности в напитках, как заметил вполголоса Ставцов, и Карченко был с ним вполне согласен. Но двум индюкам, как окрестили служащие отеля странную пару, в глаза этого не скажешь. Хочу пью, хочу на хлеб мажу.
Тем более что девизом персонала отеля было: «Я готов!» Как у юных пионеров.
Теперь появилась другая напасть. «Индюки» требовали поставить в номер дополнительные средства защиты, то есть видеокамеру с монитором, дабы лицезреть всех стучащихся в дверь. Было непонятно, чего они боялись, ведь в отеле существовала такая услуга, как личный сейф, куда по желанию сдавались наиболее ценные вещи и за которые отель нес полную ответственность, не говоря уже о страховке.
– Ну хорошо, хорошо, – любезно улыбался Карченко. – Можете заодно выбрать себе монитор. Пять дюймов хватит?
Говоря это, он шел по коридору в сторону комнаты охраны, нисколько не сомневаясь, что оба старика следуют по пятам и от них не отделаешься, даже захлопнув у них перед носом бронированную дверь с кодовым замком. Так и получилось. Иностранцы ввалились в святая святых службы безопасности и остановились на пороге, разглядывая стену с десятком мониторов и двух охранников.
– Костя, возьмешь свободную камеру на кронштейне, пойдешь с этими господами на третий и установишь на входе. Монитор установи там, где они пожелают. У нас есть свободные мониторы?
– Этого добра хватает… А сюда надо проводить? – кивнул Костя на стену с экранами.
– Тебе это нужно? Хорошо еще, не просят поставить всю спальню на просмотр, а то бы имел возможность наблюдать ласки престарелых педов, – брезгливо сказал Карченко.
– Да, да… – согласно закивали головами иностранцы, словно китайские болванчики. – Очень хорошо.
– Ну раз хорошо, марш отсюда, – скомандовал он по-русски, но вежливо улыбаясь.
– Марш, марш, – опять согласились иностранцы, и секьюрити пришлось вновь перейти на английский.
Костя подмигнул шефу.
– По мне, пусть хоть с кенгуру спят, если защитники животных не против. Только бы до меня не дотрагивались, – раскрыл свои взгляды на проблему техник следящей аппаратуры.
– Ну все. Пошли, на хрен, отсюда, – секьюрити вежливо пропустил к двери иностранцев. Те благодарно по очереди сжали его руку своими потными ладошками, и Карченко, высвободившись от рукопожатия, тут же сунул свою руку в карман, где промокнул ее платком.
Выпроводив иностранцев и Костю, Карченко устроился в кресле и закинул ноги на стол, благо сейчас никто, кроме одного подчиненного, его не видел. Он позволил себе впервые за утро расслабиться. Открыл банку пепси и, отпивая маленькими глотками, принялся наблюдать за жизнью гостиницы через мониторы.
Ну вот и покатился еще один день.
Карченко были видны коридоры, по которым то и дело проходили постояльцы, девушки из обслуги и техники эстрадного кумира. Щелкали секунды, сливаясь в минуты, чтобы в будущем накопиться в часы. Часы сложатся в смену, и тогда его работники уйдут по домам предаваться заслуженному отдыху, уйдут к детям, книгам, женщинам и, может, даже тайным страстям. Хотя, насколько он знал, особенно тайных ни у кого не было. Он сам подбирал персонал своей службы и знал, с кем имеет дело. Иного и быть не могло. Отель и безопасность его постояльцев – дело серьезное. Требует расторопности, но не терпит суеты. Поэтому он предпочитал иметь в подчинении людей, на которых мог положиться, а главное, не имеющих сколько-нибудь серьезных и пагубных склонностей.
Конечно, Карченко был неплохим физиономистом, но подобрать достойных людей ему помогло вовсе не это качество. Карченко обо всех справлялся в далеко не постороннем ему бывшем КГБ.
Сегодня была пятница. Для кого-то там, за стенами отеля, короткий день. Для кого-то, но не для Карченко. День главного секьюрити не мог быть расписан ни по часам, ни по затратам труда и умственных способностей. Любая мелочь могла обернуться чем угодно. Хорошо бы деньгами. Чужая жизнь и ее тайны – все могло принести деньги или, наоборот, ввергнуть в пучину долговых обязательств. Деньги Карченко любил. Он уже не помнил, кто из римских императоров, введя налог на отхожие места, сказал, что деньги не пахнут, но был с ним в корне не согласен. Деньги для Карченко пахли, и еще как. Пусть для глупцов они пахнут ворванью, кровью, дерьмом, предательством. Для Карченко они благоухали возможностью. Возможность – вот основополагающее слово, которое он ставил выше всего. Возможность жить так, как он хотел. Это не свобода в вульгарном понимании демократов. Это возможности свободы.
– На дачу сегодня двинешь? – спросил он оставшегося в комнате.
– Ага. На днях такую резину надыбал, пальчики оближешь, – охотно оторвался от лицезрения экранов охранник.
Карченко знал, что тот заядлый рыбак и давно мечтает о хорошей резиновой лодке. В спортивном магазине были такие, и разных фирм. Однако высшим шиком считалось не купить, а достать по знакомству. Вещь могла быть хуже магазинной, но въевшийся в сознание принцип социализма, когда тебе что-то достают, не оставлял человека и по сию пору. Мешал. Откровенно менял планы и ставил в зависимость от других. Этого Карченко не любил и не понимал.
– Ты ее хоть проверил? Говорят, то, что уже раз спускали на воду, а потом положили на антресоли, долго не живет. Резина.
– Я ее, родную, дома в зале расстелил, насосом прокачал. Одна малюсенькая дырочка, и всего делов. На клей посажу. Век прослужит.
Бог ты мой, в «зале», подумал Карченко. И почему это все деревенские, получившие городские квартиры, никак не могут избавиться от местечковых названий. Вся его «зала» в малогабаритной квартирке от силы метров восемнадцать квадратных, но – «зала». Звучит? Звучит.
Продолжая наблюдать за мониторами, он увидел Костю, двух иностранцев и горничную Наташу, зашедшую в служебную комнату поправить чулок. С удовольствием оценил черный ажурный пояс на ее теле. Он страсть как любил черное дамское белье, а самое главное в нем – крючочки, завязочки и всякие хитроумные штучки. Началось это у Карченко давно, еще с юга, когда он малолеткой попал в руки опытной, но скучавшей в данный момент девицы. И та снизошла до того, что открыла только что начавшему бриться мальчишке премудрости застежки бюстгальтера.
С Наташей покончено. Внимание секьюрити переключилось на коридор четвертого этажа, по которому шел чеченец с черным «дипломатом» в руках. Он направлялся в банкетный зал. Карченко даже убрал ноги со стола. Для его подчиненных, не посвященных во все хитросплетения подковерной борьбы акционеров, это был обычный проход обычного «лица кавказской национальности», неизбежная данность отеля. Более ничего. Для Карченко – головная боль и объект пристального внимания.
