— В картотеке отсутствуют.
— Господи! И, по мнению патологоанатома, нет никаких сомнений, что он являлся донором костного мозга?
— Сейчас мы может говорить о недобровольном донорстве.
— Уверен, что должно найтись какое-то простое, логическое объяснение.
— Возможно. Теперь взгляните на это.
Густафсон передала Бену папку, на ярлыке которой было от руки написано единственное слово: РАМИРЕС. В папке лежали кассета с пленкой, несколько листков с отпечатанным на машинке текстом, фотографии и две вырезки, одна из газеты «Хэллоуэл-репортер», город Хэллоуэл, штат Мэн, другая из журнала «Нэйшнл Инкуайрер». Обе газеты вышли приблизительно четырнадцать месяцев назад. Бен начал с той, что имела более крупный заголовок:
ВАМПИРЫ ВЫСОСАЛИ МОЮ КРОВЬ
Современные вампиры пользуются фургонами и пьют кровь через иголки.
В короткой заметке, сопровождавшейся фотографиями, подробно изучалось происшествие с Хуанитой Рамирес, пятидесятилетней хозяйкой мотеля. Она утверждала, что ее чем-то одурманили, завязали глаза, похитили, держали взаперти в доме на колесах, и над ней проводили эксперименты вампиры, представлявшиеся врачами. Доктор, осматривавший ее после предполагаемого похищения, нашел свидетельства того, что у женщины через толстые иглы, введенные в бедренную кость, брали костный мозг. Один из газетных снимков, на котором предположительно был запечатлен участок кожи над ягодичными мышцами, поразительно походил на тот, что прислал бывший студент профессора Густафсон.
— Стэнли Войцек ничего не знал об этом случае, когда посылал мне свои фотографии, — сказала она.
— А как же вы о нем узнали? — спросил Бен.
Густафсон загадочно улыбнулась.
— Кое-кто читает газеты, когда не работает, кто-то смотрит телевизор, кто-то бродит по сети... Я пользуюсь Google и нахожу там много интересного. Вторая заметка, та, что покороче, приводит слова одного доктора-остеопата из штата Мэн, который согласен с тем, что у женщины могли взять костный мозг. Я встретилась и разговаривала и с Хуанитой, и с доктором. Хуанита рассказала о большом сером доме на колесах с каким-то темным рисунком на стене. Еще до того как я получила материалы от Стэнли, я не сомневалась, что она говорит правду: ее похитили, откачали костный мозг, а затем надели повязку на глаза и выбросили из фургона в незнакомом месте.
— Но зачем?
— Чтобы ответить на этот вопрос, мистер Каллахэн, нам и нужен детектив. Я бы и сама этим занялась, но у меня лекции. Да и с моим артритом, знаете ли... Времена, когда я могла бы тайно рыскать по больницам Турции, Молдавии или Южной Африки в поисках подпольных торговцев органами, боюсь, уже прошли.
— Надеюсь, что нет, профессор!
— Вы думаете? Спасибо.
— Так почему Флорида? Я думал, что вы больше интересуетесь странами третьего мира.
— В основном потому, что именно там сейчас разворачивается действие. Если мы сможет представить доказательства, — любые! — что подобная организация орудует у нас в стране, то думаю, нам не придется волноваться за финансирование. Даже если считать, что взятие костного мозга не так сильно подрывает здоровье, как потеря почки или части печени, все-таки это незаконная трансплантация.
История женщины и неубедительные доказательства не вызвали у Бена большого интереса к «Охране органов» и ее работе.
Не верил он и в то, что за смертью молодого человека из Флориды кроется нечто более ужасное, чем удар о радиатор грузовика, но сама профессор Густафсон произвела на Бена сильное впечатление, а ее энтузиазм даже вызвал зависть.
— Боюсь, что средства, которыми мы располагаем, не слишком велики, мистер Каллахэн.
— Звучит угрожающе!
— Не хотели бы вы отправиться во Флориду, установить личность этого несчастного на снимках и, по возможности, выяснить, что с ним произошло?
— Моя лицензия во Флориде недействительна.
— Это, надеюсь, вам не помешает. Уверена, что пару раз вы следили за людьми в других штатах.
— Приходилось.
— Кроме того, мой бывший студент хорошо знаком с тамошней полицией. Стэнли пообещал, что сведет меня с нужными людьми, и я не думаю, что он откажется сделать то же самое для вас.
— Полиция уже занимается этим делом?
— Вряд ли. Пока факт преступления не установлен, а поэтому, думаю, они не слишком торопятся идентифицировать жертву. Да и других дел у них хватает, а у вас будет только это. Ну как, вы заинтересовались?
Бен хотел было сказать что-то о своей занятости, но интуиция подсказывала, что собеседница вряд ли в это поверит.
— Что я буду иметь? — спросил он вместо этого.
— Мы можем оплатить вам перелет эконом-классом и восемь дней по сто пятьдесят долларов за каждый. Плюс расходы. В разумных пределах.
Бен постарался не дать волю своему черному юмору. Катрин де Суси платила ему сто пятьдесят долларов в час.
— Я понимаю, почему вы столкнулись с трудностями при поиске сотрудников, — сказал он. — Предположу, что тот, кто соглашался работать за такую малость, не был тем, кто вам нужен.
— Вы тот, кто нам нужен, мистер Каллахэн. У вас хватило мужества признаться, что вас не заботят наши проблемы, а когда-то хватало интеллекта, чтобы быть хорошим — по моим понятиям — учителем.
— Что если мне потребуется больше времени?
— Сомневаюсь, что наблюдательный совет «Охраны органов» выделит вам дополнительные средства.
— А кто это «наблюдательный совет»? — спросил Бен.
— Это я, — скромно улыбнулась Элис Густафсон.
Ясно, что начальствовать должны те, кто постарше, а быть под началом те, кто помоложе.
Платон, "Господство", кн. III
Беговая дорожка школы Сент-Клемент, пробковый овал в четверть мили, была для Натали любимым местом в городе. Она находилась не слишком близко от дома и от медицинского колледжа, поэтому Натали не удавалось бегать так часто, как хотелось. Сегодня, в предвкушении удовольствия потренироваться на почти идеальным покрытии, она дала себе слово что-нибудь придумать, дабы изменить существующее положение вещей.
Натали, сколько себя помнила, всегда знала, что умеет бегать быстро, и пока не поступила в Ньюхаус, в целом ряде неприятных ситуаций, в которые она время от времени попадала, это спасало ей жизнь. Учитель физкультуры в школе измерил ее время на нескольких дистанциях и сразу же отправил к своему приятелю, который работал в Гарварде. К моменту поступления в колледж Натали уже побила несколько рекордов и утвердилась в роли восходящей звезды на средних дистанциях.
Как-то, когда она училась еще на младшем курсе, статья про нее в «Глоб» попала на глаза Дугу Беренджеру, и он пришел посмотреть на ее тренировку. Он и сам был в свое время неплохим бегуном в Гарварде, хотя рекордов не ставил. Через неделю Дуг пригласил ее на ланч и предложил работу в своей лаборатории с условием, что она не бросит заниматься бегом. С тех пор они с Дугом стали своего рода командой.
В одиннадцать утра было уже жарче, чем Натали хотелось бы, но дорожка, казалось, поглощала жару, снижая ее до приемлемого уровня. После десяти минут легкой пробежки ее ахиллово сухожилие, казалось, благодарило за то, что его не заставили топтаться по асфальту. Сегодня Натали надела темно-бордовое трико, футболку в мелкую полоску и белую повязку на голову. Пробегая поворот, она оглянулась в поисках Терри Миллвуда.
Прошло уже три недели из четырех месяцев ее отстранения от учебы — незаслуженного, по мнению Натали, наказания, которое отодвигало ее назад на целый год, разлучало с однокурсниками и лишало места в ординатуре Уайт Мемориал. Ни одного дня не проходило, чтобы она не злилась на Клиффа Ренфро, его шефа из хирургии Уайт Мемориал или декана Голденбера. В тридцать пять остается очень мало времени на то, чтобы успеть состояться в профессии. А благодаря им у Натали не было другого выбора, кроме как ждать и догонять.
Миллвуд протиснулся в ворота, подошел к беговой дорожке и помахал рукой, увидев Натали. Ростом он был дюйма на четыре выше Натали, и по сравнению с ней — стройной и гибкой — выглядел очень плотным. Миллвуд очень прилично играл в теннис, да и в других видах спорта тоже смотрелся неплохо. Впрочем, подлинных высот он достиг в хирургии. По настоянию Дуга Беренджера Натали стала появляться в операционной еще до поступления в колледж. Ее наставник был человеком вежливым, сохранял спокойствие почти в любой ситуации и считался уважаемым кардиохирургом-трансплантологом. Но во время сложных операций он мог выйти из себя, и тогда доставалось всей хирургической бригаде.
Миллвуд, протеже Беренджера, являлся его полной противоположностью — даже в очень сложные и напряженные минуты он держал себя в руках. Первый раз Натали увидела его за работой во время двенадцатичасовой операции на аневризме аорты, осложненной дисфункцией аортального клапана. Он тихо напевал арии и ни разу не повысил голоса и не потерял самообладания за все время изнурительной, но успешно окончившейся работы. В глубине души Натали хотела походить на Миллвуда, когда (теперь надо было бы сказать, если) придет ее время стать первым номером у операционного стола, но подозревала, что скорее окажется такой же взрывной, как Беренджер.
