И, после паузы, добавила, поясняя: – Голос меняется, когда больно. Интонации другие. Если сломить волю – тоже. Подозрительно».
Это оказалась самая длинная речь, которую она произнесла с момента своего появления в моей голове. Лучше бы и дальше помалкивала, если честно; представлять Тони в пыточной камере – или в лаборатории с холодным синим светом, или где там чародеи вершат свои тёмные делишки – было физически неприятно. Не то чтобы мы дружили, но…
Я сглотнула.
– Всё по-настоящему, да?
«Придётся привыкнуть, – безжалостно откликнулся Йен. – В Запретном Саду выживает сильнейший, а ты уже часть Сада, мой прекрасный цветок, Урсула Мажен. И да, Салли права. Кем бы ни был кукольник, он весьма осторожен. Полагаю, он успел разглядеть тебя достаточно, чтобы понять: второй попытки может и не быть. Единственная связь между тобой и кофейней, где пересеклись ваши пути, это телефонный номер в книжке у Тони Брауна. Одна осечка – и нить оборвётся».
– Чародеи ещё не научились отслеживать местоположение абонента по номеру? – не удержалась я от шпильки.
Йен внутри моей головы рассмеялся, и у меня кожа покрылась мурашками, как на сквозняке.
«Научились. Но творить туманные чары научились гораздо раньше. Ты ведь не думаешь, что я пою по утрам исключительно потому, что люблю звук своего голоса?»
– А что, не так? – хмыкнула я.
«О, Урсула, ты же не можешь настолько плохо обо мне…»
Фраза буквально сочилась невысказанной угрозой.
– Тренировка, – в переносном смысле спряталась я за спину Салли. – Уже поздно, а мы ещё не разминались.
Ляпнуть-то ляпнула, выполнить оказалось сложнее. Передвигаться по квартире ещё кое-как получалось, но стоило поднапрячься чуть посильнее – и сразу хотелось выть в голос. Привычная растяжка больше напоминала экзекуцию на дыбе, причём я была одновременно в роли и ведьмы, и инквизитора. Салли пробыла в моём теле всего несколько секунд, но умудрилась убить его в хлам; немножко попрыгала, покрутилась на месте и свернула шею глиняной кукле, никаких тебе замороченных секретных супер-техник – а ощущения как после марафона. Или там драки стульями в баре… И все мои многолетние тренировки по утрам, как выяснилось, не особенно-то помогли в экстремальной ситуации.
«Терпи. Надо».
– Нахрена? – процедила я сакральный вопрос сквозь зубы, подтягиваясь.
Ладони взмокли, турник скользил; больше всего болели почему-то мышцы спины.
«Чтобы убежать, если опасность, – откликнулась Салли с запинкой. – Если не размяться, боль помешает двигаться».
В тихом, почти бесцветном ответе мне послышалось сожаление. Сначала я не поняла почему, потом прокрутила в голове события последних суток, потом наш короткий диалог – и сообразила.
– Ты больше не хочешь драться в моём теле.
На сей раз она тянула с ответом дольше, почти до самого конца тренировки; одежду на мне уже выжимать было можно, но тянущая боль действительно отступила.
«Хочу. Не могу. Перегрузки. Обычное тело слабее моего».
– Обычное?
Я утрамбовала спортивный костюм в переполненную корзину – давно надо было запустить стирку, но руки не доходили – и шагнула под душ.
«Человеческое».
Прохладная вода, тёплая, снова прохладная… И – ледяная. Верти – не верти вентиль, реакции никакой; видимо, авария или ремонт в доме. Чертыхнувшись, я выскочила из ванной, кутаясь в полотенце; с волос капало, мысли были в полном разброде.
Человеческое тело, человеческое тело, «слабее моего»…
– Слушай, – я сглотнула, остановилась, рефлекторно комкая край полотенца. – Никогда не приходило в голову спросить, своей шизофрении вопросов обычно не задают… Но вообще-то ты кто?
«Салли Три-Шесть, убийца», – откликнулась она без заминки.
– Три-Шесть?
«Тридцать шестая, номер».
– Не человек, что ли?
В голове у меня образовалась пустота – гулкая, растерянная… А потом словно световая граната взорвалась, и виски заломило.
«Салли Три-Шесть, убийца. Салли Три-Шесть, убийца. Салли Три-Шесть, убийца…»
– Тихо! – взвыла я, опускаясь на корточки, и зажала руками уши. Если бы это помогло! В башку словно сверло вгрызалось: тришестьтришестьтришесть. – Тихо! Ну пожалуйста… сестрёнка, ну пожалуйста!
Ляпнула я это от отчаяния, но она действительно замолчала. А потом заговорила едва слышно, словно сама с собой.
«Салли Три-Шесть, убийца. Не человек, сестра».
И, удовлетворённая таким самоопределением, затихла. Я сглотнула насухую; горло саднило, точно после крика. О, да, хорошо, что мне раньше в голову не пришло заниматься биографическими исследованиями; лет пятнадцать назад это бы меня с гарантиями свело с ума.
«Высуши голову, прелесть моя, оденься и позавтракай. Нам надо серьёзно поговорить, и лучше, чтобы ты в тот момент не была похожа на мокрую ворону».
– Очень мило, спасибо, за комплимент, Йен. Но что-то мне кажется, что я вот сейчас выбрала свою норму серьёзных разговоров на пару месяцев вперёд.
Призрачный смешок пощекотал мне затылок; мелкие волоски дыбом встали.
«Ты очаровательно выглядишь, когда упражняешься в сарказме, не удосужившись нормально запахнуть полотенце. Да, и я уже говорил, что мне нравится та твоя родинка на бедре?»
Кровь бросилась в лицо.
– Просто. Заткнись.
Он засмеялся.
Сегодня Йен не стал петь; от этого было… странно. Пятнадцать лет – более чем достаточно, чтобы привычка не просто укоренилась, а стала частью меня, и теперь его молчание вызывало почти физический дискомфорт. Как будто всё моё обычное, любовно вылепленное из песка существование рассыпалось на глазах – крепостные стены, башенки, дворцовые своды. Очаровательно, мило, однако для настоящей жизни приспособлено мало; одна волна – и конец всему.
Впрочем, так и есть. А полетевший к чертям распорядок дня – симптом, и только.
– И что ты хотел обсудить?
Сейчас, после омлета и чашки кофе, в чёрном с головы до ног, включая носки и резинку для волос, я чувствовала себя более уверенно и спокойно. Даже смогла проявить инициативу в разговоре, ай, молодец.
Жаль, что голос всё равно дрогнул.
«О, у нас две прелюбопытнейших темы для задушевной беседы, солнце моё. И моя откровенность целиком зависит от того, насколько ты открыта для всего нового и неизведанного… и насколько ты готова доверить мне своё тело».
Кофе попал не в то горло; я закашлялась.
– Йен… А можно поближе к делу? Серьёзно.
Он совершенно отчётливо фыркнул.
«Прелюдии, моя очаровательная куница, нужны для того, чтобы расслабить партнёра».
– Обойдусь, – отмахнулась я. Хотя
