— А фургон? В нем сидели ваши люди?
— Вы сказали, что вопрос будет единственным.
— Отвечайте, черт бы вас побрал!
— Да, наши.
— Кто пристрелил водителя?
— Люди Шираи. Передатчик в дупле вашего зуба. Они могли за вами следить. И им не хотелось, чтобы мы вас останавливали!
— А кто тогда?..
— Это еще два вопроса, — сказал Хэйли. — Не пытайтесь меня убедить, что решили нарушить условия сделки.
— Я почти закончил, — коленки Сэвэджа подогнулись. Рэйчел подняла его. — Кто? Кто напал на дом Акиры и пытался нас убить? Кто приказал?
— Эй, ваше предположение ничуть не хуже моего.
— Нет, — резко выпалил Сэвэдж. — Мое намного лучше. Вы приказали. Приказали убийцам вывести нас из игры! Потому что операция вышла из-под контроля! Потому что выяснили, что именно задумали ваши козлы из отколовшейся группы. И решили все это дело прекратить! Приняли единственно верное для вас решение: уничтожить нас обоих! А когда это не вышло — попытались прикончить нас в храме Мэйдзи. Так что вы — мой враг, и ничуть не лучше всех этих остальных скотов! Единственное различие заключается в том, что я однажды вам поверил! И вы были моим другом!
— Эй, Сэвэдж, бизнес и дружба… мы… я… иногда…
Ярость изгнала слабость. Злость изгнала боль. Изо всех еще оставшихся у него сил Сэвэдж здоровой рукой — как это было чудесно! — нанес Хэйли сокрушительный прямой удар в лицо. Щелкнули сломанные зубы. Нос Хэйли вмялся. Прыснула кровь. Хэйли откинулся назад и, застонав, захлебнулся кровью.
— Я должен… — Сэвэдж схватил его за грудки и рывком подтянул наверх, — убить тебя.
— Гири, — пробормотал Хэйли сквозь распухшие губы и сломанные зубы. — Ты дал…
— Слово, — сказал Таро и встал. — Как и я. Официальная услуга. Вечный долг, — Таро высвободил нож из руки Сэвэджа. — Надо повиноваться. Иначе ты сгинешь. Как человек без чести.
Содрогаясь от охватившего его безумия, шмыгая носом, Сэвэдж опустил руку.
— Что-то должно оставаться нерушимым. Убирайся! Прежде чем я не передумал! Из-за тебя умер мой друг, ты…!
Хэйли вскочил, зажимая руками разбитое лицо, рывком откатил перегородку, исчез… лишь шаги затихли вдали…
— Ты поступил правильно, — сказал Таро.
— Тогда почему я так плохо себя чувствую?
— Потому что он может за тобой вернуться.
— Пусть себе, — фыркнул Сэвэдж. — Я круче.
— Для гайдзина ты благороден.
— Но вы? — Сэвэдж повернулся. — Наше дело еще не закончено. Отказываюсь верить в то, что вы не знали…
— Что Акира работал на японскую разведку? — старик кивнул. — И правильно делаешь.
— И вы знали, что намеревается делать Шираи! Знали, что мы с Аккрой должны были умереть! — Ради Японии.
— Гири, — сказал Сэвэдж. — Благодарите бога за гири. Я ведь обещал действительно серьезно. Что если вы позволите уйти этому ублюдку, я буду вашим вечным должником. Иначе…
— Попытался бы меня убить?
Таро усмехнулся.
— Точно. — Заряженный вселенской злобой, Сэвэдж преодолел слабость, нажал на парализующий нерв на шее Таро и приставил острие ножа к яремной вене. — Ваша беда в самоуверенности. Ведь даже гайдзин может быть…
— Достойным противником. Примите мое уважение, Сэвэдж-сан.
— И слово, что не последует ответной вражды? Гири?
— Да, — лицо Таро еще более сморщилось. — Гири. Дружба. Верность. Обязательство. Что еще остается? Во что еще можно верить?
— В любовь, — Сэвэдж опустил нож. — Что вы сделали с телом Акиры?
— Оно было сожжено. Урна с пеплом стоит в моей комнате. Но японская разведка не узнает о его смерти. Расследование было бы самоубийством. Для всех нас.
— Можно мне ее забрать? — спросил Сэвэдж.
— Урну с пеплом?
— Если погребение должно остаться тайным, мы с Эко знаем, что делать.
Таро долго смотрел на Сэвэджа. А затем поклонился.
Еще до того, как Акира привез Сэвэджа с Рэйчел в Японию, он объяснил им тонкости поведения богами рожденного народа. В том числе упомянул и о летнем ритуале, известном как Пиршество Фонарей, или Праздник Мертвых. В течение трех дней курятся благовония, произносятся молитвы, готовится погребальная пища, в общем, японцы повинуются синтоистским обрядам почитания умерших. Несмотря на то, что стояла осень, а не лето, Сэвэдж подчинился правилам. Ему казалось, что Акира не будет против. После трех дней безупречных поклонений они с Рэйчел сидели, обнявшись, в саду за домом Акиры.
Их окружала ночь.
Но на лицах отражалось сияние.
Потому что Сэвэдж поставил фонарь рядом с прудом. Весь день он вычерпывал воду, спуская из пруда, зараженную кровью убийцы.
Затем наполнил водоем заново, и снова осушил его.
И снова наполнил.
И снова осушил.
Опять почистил его, намереваясь изгнать из него даже воспоминание о нечистотах.
Наконец Сэвэдж решил, что больше ритуалу ничего не помешает, зажег спичку и от нее фонарь.
— Боже, как жаль, что его нет в живых, — сказал Сэвэдж. Языки пламени отражались на его лице.
— Да, — сказала Рэйчел. — Мне тоже.
— У него были такие печальные глаза.
— Потому что он был человеком из другого времени.
— “Черные корабли” коммодора Перри. Акира был самураем. Он принадлежал времени, когда самураи не принадлежали к когорте бандитов, а Америка испортила народ Акиры. Ты знаешь, — он повернулся и поцеловал ее, — перед смертью он назвал меня…
Сэвэдж сглотнул спазм. И чуть не подавился подступившими к глазам слезами.
— Назвал меня… о Господи…
Рэйчел обняла его.
— Говори.
— Своим другом.
— Так он и был твоим другом.
— Понимаешь ли ты, каких усилий, какого самопожертвования потребовали от него эти слова? Всю свою жизнь он ненавидел американцев. Из-за Хиросимы. Нагасаки. “Черных кораблей”. Залива Иокогамы. Акира жил в другом веке. В том, когда Япония была еще чистой.
— Она была чистой всегда, — сказала Рэйчел. — И всегда останется чистой. Потому что, если Акира… если он, обычный гражданин этой страны… тогда — это великая нация. Потому что он понимал, что такое честь.
— Но он мертв.
— Потому что понимал.
Сэвэдж поцеловал ее, и пламя лампы взметнулось вверх.
— Я все думаю…
— О чем?
— Об Америке. Нашей гражданской войне. Перед войной мы сделали из Юга легенду. Великолепные дворцы. Благородство.
— Но были и рабы, — сказала Рэйчел.
— Я именно об этом, — кивнул Сэвэдж. — Миф. Иногда легенда затмевает правду, скрывает безобразие, и становится реальностью.
— Типа дезинформации?
— Или памяти. Но память — это ложь. И я это понял. Настоящее — вот что имеет значение. И надежда.
Фонарь разгорелся сильнее.
— Не любовь? И не будущее? — спросила Рэйчел.
— Разве надежда состоит не в этом?
— А прошлое?
— Акира, наверное, ненавидел прошлое. Токугавский Сегунат. То, что я о нем узнал, убедило меня в том, что Токугава был фашистом. Жесткая система контроля. Сегун приказал даймио, тот — самураю… Акира страстно желал изменить настоящее.
— А чего желаешь ты?
— Тебя.
Пламя в фонаре достигло высшей точки и стало уменьшаться.
— В Греции, после того, как мы тебя спасли, я спросил Акиру о том, сможем ли мы стать друзьями… Но он отказался от моего предложения.
— Из-за прошлого. Ведь он был закодирован. А ты… — Гайдзин.
— Но он тебе нравился.
— Да.
— Я должна взревновать?
— Нет. Наша приязнь была совершенно иного свойства.
— Стану ли я заменителем?
— Нет, — Сэвэдж выпрямился. — Ты — единственная в своем роде. Тебя я буду всегда боготворить.
— Всегда?
— Я знаю, что ты хочешь сказать.
— Не стоит быть таким самонадеянным. — Рэйчел нахмурилась.
— “Авраам…” и далее по цитате.
Тут Рэйчел улыбнулась.
— Ты действительно это знал.
— Так что нам делать? — спросил Сэвэдж. — Хэйли, конечно, ни в чем не признался, но твой муж был частью этой задумки.
— Что? — Рэйчел побледнела.
— Именно так. Акира и я. Нас обоих послали на Миконос. Чтобы во время твоего спасения мы увидели друг друга. Япония ради Японии. Очень мило. Но Японии необходима нефть. А это означает корабли. Думаю, твой муж заключил сделку, чтобы ему отдали это дело на откуп. Вот почему нас с Акирой отослали на Миконос. Так как твой муж был вовлечен в заговор, его усадьба была идеальным местом для нашей с Акирой встречи.
— Выходит, он избивал и насиловал меня по политическим мотивам?
— Из того, что мне известно, я думаю, он делал это…
— Ох, — только и сказала Рэйчел и крепко прижалась к Сэвэджу.
— Потому что ему это нравилось. Награда за еще не завершенное дело.
— Итак…
— Я думаю.
— О чем?
— О том, что я должен его убить. Иначе он от нас не отстанет.
Рэйчел в гневе замотала головой.
— Что такое? — спросил Сэвэдж.
— Хватит убийств! Их и так было чересчур много! До черта!
