Миссис Батли-Баттерс положила пятнистую, костлявую ладонь на мое предплечье, и, когда она пристально смотрела мне в глаза, у меня возникло жуткое ощущение того, что труп делает мне непристойное предложение — ощущение это, хотя и мимолетное, было неприятной смесью очарования и ужаса. Но потом — о, потом — близость ужаса всегда очаровывает.
— Да, вы действительно посвященный, — прошептала она.
— Спасибо, мадам.
— Я так надеюсь, что мы сможем увидеться еще раз. А теперь мне надо вернуться к своему кальвадосу, а вам — к своим обязанностям.
Конечно же, она была права насчет природы и назначения соусов. В великой классической традиции существует правило: должны быть соусы, и еще раз соусы, и чем больше соусов — тем лучше (французское наследие на самом деле гордится приблизительно четырьмя сотнями различных наименований), но теперь, несомненно, акцент делается на интеграции, ксмплиментарности, легкости, но и убедительности прикосновения; плохие старые денечки скверного хранения, недостаточной заморозки и сомнительной свежести, которые давали повод для постулата «C’est la sauce qui fait passer le poisson»[78] уже давно прошли, и никто из серьезных gourmet[79] или gourmand[80] не наслаждается чрезмерно маслянистой поверхностью, чья главная цель — отвлечь или спрятать. Каждый соус должен заявлять о себе ясно и определенно, но сдержанно и, по правде говоря, он должен полностью соответствовать вкусу последнего блюда; две особенности должны быть отчетливо гармоничными, настоящими близнецами, как по природе, так и по духу, объединяясь для того, чтобы создать единое целое. Это считается не делом тезиса, антитезиса и синтеза, а скорее формулированием, синонимом и полнотой откровения.
Grandes dames[81] классических соусов — голландский, со взбитыми сливками, бордоский, бешамель, луковый соус и морнэй — требуют никак не меньше, чем полной безупречности, иначе их важнейшая простота не сможет вызвать изумления и наслаждения, а такая безупречность является исключительно результатом добросовестной верности традициям; допустим, кто-то перестанет учитывать нововведения в бешамели, это сродни гроссмейстеру, который бы думал об изменении правил игры в шахматы или игнорировал классические вступления, созданные величайшими мастерами прошлого. Тем не менее, к региональным специям, такими как Ranto, Meurette de Sorges и чесночный соус, кто-то может подойти немного более индивидуально и привнести элемент творчества, так как экспериментирование и адаптация являются связывающими звеньями, с помощью которых эти jeunes fllles[82] появились.
Чесночный соус
3 измельченных зубчика чеснока
Горсть очищенных грецких орехов
1/4 чайной ложки соли
Свежий черный перец
5 жидких унций (150 миллилитров) масла грецких орехов
2 столовые ложки красного винного уксуса
1 желток яйца, сваренного всмятку
1 столовая ложка свежей порубленной петрушки
Раздавите до кашицы чеснок и грецкие орехи в ступе. Смешайте полученное с солью, перцем, маслом и красным винным уксусом. Добавьте яичный желток, хорошо размешайте, добавьте петрушку.
Этот соус — фирменное блюдо района Лангедок,[83] часто подается с magrets de canard ;[84] пропорции ингредиентов весьма варьируются, и экспериментирование на основе собственного вкуса, следовательно, допустимо.
Позже в тот же вечер (и, признаюсь, не только к моему удивлению) меня вызвали в многокомнатный номер миссис Батли-Баттерс. Придя, я обнаружил, что она лежит в кровати, одетая в смехотворно украшенную, изысканную ночную сорочку; подпираемая множеством подушек, она пила шампанское, и мне было очевидно, что она к тому же была слегка пьяна.
— Дорогой мальчик! Орландо — (да, я спросила у них твое имя, и еще много чего о тебе!) — прости глупую старую женщину, и сядь здесь, на кровать.
Она жеманно похлопала по одеялу.
— Ты молод, — сказа она. Затем вздохнула. — Так молод. Я обожаю молодость! Вот, возьми шампанское.
Я был удивлен тем, что столь хрупкая рука, присоединенная к столь истощенному запястью, обладает достаточной силой, чтобы твердо держать бутылку. Она наполнила мой бокал, и я сделал небольшой глоток.
— «Laurent Perrier»,[85] — прошептал я с интонацией ценителя.
— Да. Ты украдкой посмотрел на этикетку?
— Я в этом не нуждаюсь, мадам.
— Во имя небес, Орландо, зови меня Ариадной!
— Хорошо, Ариадна.
— Ты знаешь, дражайший мальчик, я пью шампанское каждый день; или, по крайней мере, каждый день за прошлое — ну, один только Господь знает, сколько лет — и я до сих пор не могу отличить одно от другого. Это удивляет тебя? Может быть, даже шокирует?
— Вовсе нет. Вы точно знаете то, что вам нравится.
Теперь одна рука лежала на моем бедре.
— Да, мой дорогой, я знаю. И мне нравишься ты. На самом деле, ты мне очень сильно нравишься. Ты очень хорошо выглядишь, ты знаешь об этом?
— Я унаследовал внешность своей матери, — ответил я. — Она была чрезвычайно красивой женщиной.
— Осмелюсь сказать, что да. А ты чрезвычайно красивый молодой человек.
— Моя мама была талантливой актрисой. Она была по-настоящему artiste .[86]
Я выпил еще немного шампанского, а затем сказал:
— Что я здесь делаю, Ариадна?
— Я хочу, чтобы ты сделал меня счастливой; я же говорила тебе, что обожаю юность. И — и я хочу сделать счастливым тебя, Орландо. Что по-настоящему осчастливит тебя? Скажи мне.
— По-настоящему осчастливит?
— По-настоящему осчастливит.
— Независимость, — сказал я.
— Независимость?
— Отель Фуллера — это лишь ступенька для меня, просто стоянка на дороге; в конце концов, я хочу иметь свой собственный ресторан, свою собственную кухню, на которой я смогу создавать свои собственные шедевры. Я хочу — я намереваюсь — быть великим шеф-поваром. Одним из величайших, которые когда-либо существовали. Это моя мечта с тех пор, как я начал. Настоящее счастье для меня — это превращать мечту в реальность.
— О, Орландо!
Она наклонилась вперед и поцеловала меня в щеку; это было странное ощущение, словно меня пощекотали полоской теплой, мокрой замши.
— Возможно, мой дорогой, мы можем сделать друг друга счастливыми?
— Возможно, Ариадна.
— Хотя бы на короткое время. Я имела в виду то, что я сказала о твоем соусе бешамель.
— Да, благодарю вас.
— Это была не просто бесхитростная уловка, знаешь ли. Я на самом деле имела это в виду.
— Но это все равно была уловка?
Она захихикала, и это напомнило мне бессмысленный смех окончательно состарившихся людей.
— Конечно. Всю эту вычурную чепуху о соусах, которые похожи на пианино, я читала в модном кулинарном журнале; это была статья Артуро Трогвилла. Я посмотрела ее специально для какого-нибудь случая. Ты видишь, все было спланировано! Однажды вечером я заметила, как ты пересекал фойе отеля, и твердо решила там и тогда выяснить, кто ты такой, и встретиться с тобой. Ты напоминаешь мне маленького Стэна, когда он был юн.
— Стэна?
— Да. Это было очень безнравственно с моей стороны? Ты сильно сердишься?
— Я очарован, Ариадна.
— Я, знаешь ли, могу быть безнравственной. О, на самом деле могу.
Блуждающая рука теперь теребила молнию на моих штанах, келоидные суставы громко скрипели.
— Ариадна, вы на самом деле не должны…
— Спорю, у тебя великолепный ванька-встанька, — сказала она противным клейким тоном, с удивительной непосредственностью.
— На самом деле, я думаю, что у меня как раз такой. Но это неправильно.
— Такой же, как был у Стэна.
Кто, черт подери, этот Стэн?
— Ариадна, кто этот…
Ей, в конце концов, удалось расстегнуть замок, и ее пальцы прокрались внутрь.
— Видите ли, — сказал я, — такие вещи чреваты для меня серьезными проблемами с управляющими…
— Разве кто-нибудь узнает?
— Обслуживающему персоналу строго запрещено…
— Ох, Орландо, я живу слишком долго, чтобы мне что-то запрещать!
— И, тем не менее, Ариадна…
Она снова захихикала.
— Кроме того, я не должен воспользоваться вашим предложением, — сказал я.
— Почему же нет? В любом случае, я единственная, кто может воспользоваться тобой. Дорогой, разве ты не видишь, что я пытаюсь совратить тебя?
Я чувствовал, как мои хлопковые подштанники подцепил один из ее рифленых ногтей.
