— Ничего подобного. — Симон покачал головой, пытаясь подавить раздражение. — Это довольно подробная карта, нарисованная на шкуре животного.
Майкл неуверенно спросил:
— И на какое место указывает эта карта?
— На одну гору где-то в Азии.
— Ну, конечно, все морские карты указывают на горы, — прокричал Буш из кухни.
— И позволительно мне спросить, что там на этой карте?
— Лучше не надо, — ответил Симон, покачивая головой и глядя в глаза Майклу.
— Нет, кроме шуток, вы выкрали это письмо, да? — Пол вернулся с подносом, на котором стояла еда и бутылки пива, и поставил его на стол.
— Произошли некоторые осложнения, — тихо сказал Беллатори.
Буш покачал головой, откусывая сандвич.
— А разве они не всегда происходят?
— Дело обстояло так, будто они за нами наблюдали, будто хотели, чтобы мы его украли.
— Так, и потом приговорили вас за это к смерти?
Буш рассмеялся.
— И кто был вашей неудавшейся жертвой? — спросил Майкл.
— Филипп Веню — богатый бизнесмен, умеющий устранять неугодных по телефонному звонку.
Майкл улыбнулся.
— Он не знал, что у вас есть друзья, которые по телефонному звонку могут вас найти.
— И что же случилось? — спросил Буш, открывая три бутылки «Хайнекена».
— Если вкратце, то КК отключила сигнализацию, взломала сейф, взяла оттуда письмо, но спуститься на первый этаж мы не успели… — Симон помолчал. — Хорошо, что в здании есть почтовый желоб. Я сунул письмо в конверт и отправил себе самому в Рим, прежде чем они нас схватили.
— Симон, без обид, но тебя все же поймали, — напомнил ему Майкл.
— Вот то-то и оно. КК знает свое дело как никто другой. Ее ни разу не ловили. Вот почему она так расстроилась. Дело не в тебе, Майкл. Дело в том, что она считает, будто по ее вине мы чуть не погибли. Она считает, что это подстава.
— Так оно и было?
— Не знаю.
— Но письмом ты завладел, — сказал Майкл. — Это хорошо.
— Да. И еще я его просканировал. Теперь письмо переводят. Но оно побывало у Веню, он его видел и, несомненно, сделал с него копии. Он знает, где находится карта, и наверняка уже послал за ней кого-нибудь.
— Чтобы украсть?
Священник кивнул.
— Вот почему он отправил нас в «Хирон». Чтобы первому добраться до карты. — Симон отхлебнул пива, помолчал немного, откинулся на спинку. — Мы должны ее выкрасть, прежде чем это сделает он.
— Кого ты имеешь в виду, говоря «мы»? — спросил Буш, посмотрев на Майкла.
— Расслабься. — Майкл повернулся к Симону. — И что ты собираешься делать?
— Украсть карту и уничтожить ее.
Майкл смотрел на Симона, и между ними происходил беззвучный разговор.
— И думать об этом не смей, — проговорил Пол.
— Ты знаешь, что я тебе не могу помочь, — сказал Майкл. — Пол прав.
— Майкл, я тебя и не прошу, — сказал Беллатори, поднимая бутылку с пивом. — Ты спас мне жизнь… еще раз. Я бы не стал ни просьбами, ни укорами затягивать тебя в это.
— Но ты все равно собираешься украсть эту карту? — задал риторический вопрос Майкл.
Симон кивнул. Майкл понял: его друг бесстрашен, и его не останавливали ни враги, ни полиция, ни тюрьмы.
— Так что это за карта?
— Я уже сказал, тебе не нужно это знать, — тихо ответил Симон.
— Ну, хорошо. А где она находится?
— В Стамбуле. Красивый город.
Буш внимательно посмотрел на них.
— Не нравится мне это.
— Мы его там просто высадим, — улыбнулся Сент-Пьер.
— Вообще-то вам нужно будет высадить нас обоих, — раздался голос Кэтрин.
Майкл повернулся и увидел КК — уже помывшуюся. Волосы снова отливали матовым блеском, и лицо спокойное — такое, каким он его запомнил. Девушка стояла в дверях, и уверенность, которую она излучала, словно добавляла ей роста. Сент-Пьер смотрел на нее, и прежняя злость уходила, рассеялись мысли о обмане, о том, какой опасности она себя подвергала. Теперь он думал только о том, что чувствовал к ней десять дней назад. Она снова стала такой, как в день их знакомства, — невинной и ослепительной.
— Что значит «нас»? — спросил Пол, видя, что друг временно забылся.
— Не думаете же вы, что Симон сможет провернуть это в одиночку?
Майкл вернулся к реальности и уставился на нее.
— Нет. Ты этого не сделаешь.
— Брось, тебе нечего опасаться, — обыденным тоном проговорила КК.
— Опасаться? — Сент-Пьер обиженно тряхнул головой.
— Ты опасаешься, что я сделаю это лучше тебя?
— Что? — Майкл едва сдерживался, чтобы не рассмеяться. — По-моему, это все же не я попался, как ребенок. И, кажется, не меня нужно было спасать от смертного приговора в пять утра. Извини, но я не могу тебе позволить…
— Ты не можешь говорить мне, что я могу делать, а что — нет, — отрезала КК.
Голос Майкла зазвучал громче.
— Ты находишься на моем самолете.
— Ах, так это уже твой самолет? Мне показалось, что твоего отца.
Майкл готов был взорваться. Он повернулся к Бушу, чья улыбка завела его еще больше.
— Я украду эту карту, — сказала КК. — Нравится это тебе или нет.
Кэтрин Колин Райан исполнилось пятнадцать, когда она совершила первую кражу. Ее жертве было за сорок, этот холостяк проживал один в доме на Трафальгарской площади в Лондоне. Она пять дней подряд видела его сидящим в одиночестве на одной и той же скамейке в дешевом игровом зале, где он глазел на всех проходящих мимо девчонок.
Ее жизнь изменилась коренным образом в четверг. Она пришла с двумя подружками — Линдси и Бонни. Они купили себе по лимонаду и направились в зал пинбольных автоматов пофлиртовать с мальчишками, когда этот мужчина подошел к Бонни. КК привыкла, что мужчины глазеют именно на нее. По росту и внешности она больше походила на восемнадцати- или двадцатилетнюю. А Бонни выглядела на свой возраст — невинная, чистая девочка с коротко стриженными черными волосами, веснушками. А потому, увидев, что мужчина приближается к Бонни, она испытала укол ревности. Кэтрин оттащила девчонку в сторону и спросила, что это она делает? Но та отстранилась и сказала, что пусть КК не суется в чужие дела. Они с Линдси проводили взглядом Бонни, которая села с мужчиной в угловой кабинке, а потом сердито оставили ее вместе с упрямой глупостью.
Весь день они были заняты обычными девчоночьими делами: заигрывали с парнями, смеялись и вообще радовались жизни. В половине шестого обнаружили, что Бонни ушла без них, и направились по домам.
Кэтрин появилась дома в небольшой квартирке в Кентшире, и как только она переступила порог, в нос ей ударил запах тушеного мяса. Она нашла девятилетнюю сестренку на кровати — та делала домашнее задание, обеденная тарелка стояла рядом с ней на столе. Обе девочки рано научились быть самостоятельными. Их мать, Дженнифер Райан, подрабатывала по вечерам в уборочной компании в Лангейте — подметала полы, чистила туалеты. А днем работала швеей в местной химчистке на Пикадилли-Серкус. Сколько КК помнила мать, та всегда вкалывала на двух работах, жертвуя собой ради дочек. Других доходов в семье не было — отец девочек умер восемью годами ранее.
Это одно из первых воспоминаний КК, где все было четко: цвета, запахи, люди и, в особенности, эмоции. На схваченной морозом земле кладбища Святого Фомы в Шрусбери завывали ветры, снежинки, словно осколки стекла, вонзались в кожу.
Она стояла, держась за правую руку матери, а Синди — за левую. КК уже исполнилось семь, и ярче всего она запомнила эмоции, а вернее, их отсутствие. Ей говорили, что похороны — дело грустное, прощание с теми, кого любишь, но КК смотрела на мать и не видела ни слез, ни скорби. И хотя она была еще ребенком, но понимала: что-то здесь не так.
Отца Кэтрин видела только через стекло дюймовой толщины, когда мать навещала его в тюрьме, и эти свидания были редкими и немногочисленными. Отец так ни разу и не увидел Синди, которая стала плодом долгосрочного свидания.
Он прожил два часа после побега из тюрьмы. Будучи сразу объявлен в розыск по всей стране, смог отойти всего на полмили от тюрьмы. Его убили не полицейские, не детективы, не охранники тюрьмы, а Микки Франк — человек, с которым он бежал, его сокамерник по тюрьме «Фар Хайт». Они поссорились, и отец проиграл — получил удар ножом в живот, потом Франк облил его бензином и поджег. Отец стал жертвой судьбы, как сказала мать, получил кармическое воздаяние за те несчастья, что доставил им.
Настал день, когда мать объяснила дочери, что тогда ей было необходимо увидеть, как этого человека зароют в землю. Она хотела быть уверенной, что он мертв и покоится под шестью футами кишащей червями земли. КК видела горькую ненависть, злость в глазах матери по отношению к этому человеку, который был их отцом, к человеку, который имел отношение к их зачатию, и ничему более.
