Человек улыбнулся.
– Обычно люди сперва представляются, – заметил он, – а только потом спрашивают про род занятий.
– Меня зовут Стефан. Стефан Линдман. Я работаю в полиции в Буросе. Там и Герберт работал.
– Авраам Андерссон. Но здесь меня зовут Дунчерр – место, где у меня хутор, называется Дунчеррет.
– Вы крестьянин?
Андерссон засмеялся и сплюнул.
– Нет, – ответил он. – Ни крестьянин, ни лесоруб. Живу в лесу, это да, но деревья не рублю. Я скрипач. Двадцать лет играл в симфоническом оркестре в Хельсингборге. Потом надоело, и я переехал сюда. На скрипке иногда играю, но больше чтобы держать пальцы в форме. Профессиональные скрипачи подвержены заболеваниям суставов. Стоит только резко прекратить играть – и все. Так мы и познакомились с Гербертом.
– Что вы имеете в виду?
– Я обычно беру скрипку на прогулки. Иногда останавливаюсь в самой чаще. Скрипка звучит необычно. А в другой раз забираюсь на горку или иду к озеру. Совершенно различный звук. После всех этих лет в концертных залах такое ощущение, что в руках новый инструмент.
Он показал рукой на поблескивающее за деревьями озеро:
– Я стоял там и играл. По-моему, вторую часть скрипичного концерта Мендельсона. И вдруг появился Герберт с собакой. Спрашивает, какого черта я здесь делаю. Его можно понять. Кто ожидает наткнуться в лесу на старика со скрипкой? И он разозлился, потому что я был на его земле. Но потом мы подружились. Если, конечно, это можно назвать дружбой.
– Что вы имеете в виду?
– У Герберта Молина не было друзей.
– Почему?
– Он купил этот дом, чтобы жить в покое. Но совершенно ни с кем не общаться невозможно. Через несколько лет он сообщил мне, что в сарае висит запасной ключ. Почему он это сказал, я так и не понял.
– Но вы общались?
– Нет. Но он позволял мне играть у озера, если мне захочется. И я скажу вам совершенно откровенно – я никогда не был у него в доме. Как, впрочем, и он у меня.
– И никто никогда к нему не приезжал?
Стефан заметил, что Андерссон на какое-то мгновение засомневался, хотя реакция его была почти незаметна.
– Насколько я знаю, нет.
Кто-то все же приезжал, подумал Стефан.
– Другими словами, вы тоже пенсионер, – переменил он тему. – Как и Герберт, решили спрятаться в лесу.
Тот снова засмеялся:
– Нет еще. Я не пенсионер и не спрятался в лесу. Я пишу для ансамблей.
– Ансамблей?
– Песни. Время от времени. Любовь – кровь, заря – моря. Чушь в основном. Но мои вещи часто брали неплохие места в Швеции. Правда, я не подписываю песни своим именем. У меня псевдоним.
– Какой?
– Сив Нильссон.
– Женское имя?
– Со мной в реальной школе училась девочка, в которую я был влюблен. Ее звали Сив Нильссон. Я подумал, что это довольно изящное признание в любви.
Стефан не мог понять, шутит Авраам Андерссон или нет. Но потом решил принять все на веру. Глянул на его руки – пальцы длинные и тонкие. Такие вполне могут быть у скрипача.
– Никак не пойму, что произошло. Кто убил Герберта? Еще вчера здесь сновали полицейские. Они прилетали на вертолете, привозили собак. Бегали по всем окрестным хуторам и задавали вопросы. Но никто ничего не знает.
– Никто?
– Никто. Герберт Молин приехал сюда, чтобы его оставили в покое. Но, как видно, кто-то не хотел оставить его в покое. И вот он мертв.
– Когда вы виделись в последний раз?
– Вы задаете те же вопросы, что и полицейские.
– Я ведь тоже полицейский.
Андерссон посмотрел на него оценивающе:
– Но вы не местный. И вряд ли работаете с этим делом.
– Я знал Герберта. Взял отпуск и приехал.
Андерссон кивнул, хотя Стефан был уверен, что тот ему не поверил.
– Каждый месяц я на неделю уезжаю в Хельсингборг, повидаться с женой. Странно, что это все произошло, когда меня не было.
– Почему странно?
– Потому что я всегда уезжаю в разное время. Иногда в середине месяца, скажем, с воскресенья до субботы. Но бывает, что и со среды до вторника. Всегда по-разному. И его убивают как раз в мое отсутствие.
Стефан задумался:
– То есть вы хотите сказать, что кто-то воспользовался вашим отъездом?
– Я ничего не хочу сказать. Я просто считаю, что это странно. Тут же, кроме меня и… ну и Герберта, никого нет.
– И как вы думаете, что здесь произошло?
– Понятия не имею. Мне надо идти.
Стефан проводил его до машины, которую тот оставил на спуске. На заднем сиденье лежал скрипичный футляр.
– Где, говорите, вы живете? Дунчеррет?
– Рядом с Глёте. Едете по той же дороге, километров шесть, а потом будет указатель: Дунчеррет – 2, два километра налево.
Андерссон сел за руль.
– Надо бы поймать того, кто это сделал, – сказал он. – Герберт был странным человеком, но вреда никому не делал. Скорее всего, это какой-нибудь сумасшедший.
Стефан смотрел вслед машине, пока не смолк звук двигателя. Подумалось, что в лесу слышно довольно далеко. Потом он вернулся к дому и пошел по тропинке к озеру. Он все время думал о том, что услышал от Авраама Андерссона. Никто не знал Герберта Молина. Но все-таки кто-то к нему приезжал, хотя Андерссон по каким-то соображениям и не хотел этого говорить. Стефан вспомнил, с какой тревогой Авраам говорил, что убийство произошло именно тогда, когда его не было рядом, если, конечно, десять километров – это рядом. Он остановился и задумался. Андерссон подозревает, что убийца Молина знал, что его нет дома. Это, в свою очередь, может означать две вещи: либо преступник живет тоже где-то поблизости, либо он наблюдал за Гербертом, и довольно долго, не меньше месяца, а может быть, и дольше.
Наконец, Стефан подошел к озеру. Оно оказалось больше, чем он думал. Коричневая вода была подернута рябью. Он присел и потрогал воду – ледяная. Он выпрямился и вдруг вспомнил больницу в Буросе и все, что ему предстоит, – впервые за много часов. Стефан сел на камень. С другого берега, густо поросшего лесом, доносился вой бензопилы. Мне тут нечего делать, подумал он. Может быть, у Герберта Молина и были причины прятаться тут в лесу, но у меня-то их нет. Наоборот, мне надо хорошенько подготовиться к лечению. Врач настроена оптимистично, я еще молод и силен. И все равно никто не знает, буду я жить или нет.
Он поднялся и пошел вдоль берега. Оглянулся – дома уже не видно. Он был здесь совершенно один. Вскоре он наткнулся на валявшуюся на берегу полусгнившую гребную лодку. В ней был муравейник. Он пошел дальше, не имея ни малейшего представления, куда направляется. Дойдя до небольшой полянки, Стефан опять присел, на этот раз на поваленный ствол. Земля была утоптана, на дереве виднелись надрезы, сделанные, скорее всего, ножом. Наверное, Герберт приходил сюда, рассеянно подумал он. Сложит головоломку и пойдет прогуляться с собакой. Как ее, кстати, звали? Шака? Странное имя для собаки.
Голова была совершенно пустой. Перед глазами почему-то замелькали картинки дороги из Буроса.
Вдруг что-то его насторожило. Что-то, о чем стоило подумать. Он быстро сообразил, что это недавно пришедшая мысль, что Герберт приходил сюда с собакой.
Но это мог быть и кто-то другой. Не Герберт. Он начал осматриваться, на этот раз внимательно. Кто-то здесь копал, это легко заметить. Кто-то убрал сучья и выровнял землю. Он присел на корточки. Площадка была небольшая, не больше двадцати квадратных метров, и очень хорошо скрытая от посторонних глаз. Бурелом и скалы совершенно закрывали доступ из леса, попасть сюда можно было, только если идешь вдоль берега. Присмотревшись, он заметил борозды во мху. Четырехугольник. Он потрогал пальцами один из его углов – и нащупал узкое отверстие. Он поднялся. Здесь стояла палатка. Если я не полный идиот, здесь стояла палатка. Как долго, сказать невозможно. И когда ее поставили и сняли, тоже неизвестно. Но в этом году – это точно. Снег уничтожил бы все следы.
Он еще раз огляделся, очень медленно, боясь упустить что-то важное. Его не оставляла мысль, что все это абсолютно бессмысленно. Но делать ему совершенно нечего. Он должен был чем-то отвлечься. Следов костра не видно, но это ничего не значит. Сейчас пользуются походными примусами. Он еще раз осмотрел площадку. Ничего.
Он спустился к воде. У самой кромки озера лежал большой камень. Он подошел к нему, сел и посмотрел в воду. Потом на камень. Пошевелил пальцами мох – во мху лежали окурки. Бумага потемнела, но это были сигареты. Табак намок Он полез дальше – окурки были повсюду. Тот, кто до него сидел на этом камне, много курил. Он нашел окурок, где бумага еще не совсем потемнела. Осторожно держа его в руке, он полез по карманам. Вытащил чек, на котором значилось «Кафетерий Буросской больницы». Он аккуратно положил на него окурок и сделал маленький сверток. Потом он продолжил поиски, все время думая, как бы он сам себя вел, если бы жил в палатке в лесу на берегу озера. Нужен туалет, подумал он. С одной стороны утеса в лес вела еле заметная тропка. Мох на скале был ободран. За ней ничего не было. Он пошел по тропинке, метр за метром. Он вспомнил про полицейских собак, о которых говорил Авраам Андерссон. Если они не взяли след, значит, их просто сюда не водили. Хотя не факт, что они бы и тут его взяли.
