Чувствуя некоторое облегчение, он направился к метро и с изумлением отметил, что повторяет про себя ее имя – Лора.
Прислонившись спиной к дверному косяку, девушка в наушниках развернула первую утреннюю газету. Не обращая внимания на крупные заголовки, она пролистала газету до хроники происшествий на девятой странице. Тело старухи обнаружили! Крошечная заметка спряталась между сообщениями о загоревшемся грузовике и о теракте на Корсике.
Девушка в наушниках потянулась, по позвоночнику прошла волна жара. Она отложила газету, села за стол, взяла в руки ножницы и принялась за работу. Ощущая огромное удовлетворение, она одну за одной вырезала крупные буквы заголовков. Прежде чем аккуратно выложить буквы на конверте, она тщательно смазала их клеем: согласная, гласная, согласная, гласная, пробел, согласная. Она положила в конверт заметку с девятой страницы, заклеила конверт, а затем наклонилась к магнитофону и нажала на кнопку.
Show her the way, and maybe one day I will free her1[22].
Тихая музыка выпустила преследовавших ее призраков – казалось, комнату наполнили их бесплотные голоса: «Преступление – не приносит пользы, малышка!» Она тряхнула головой, подняла руку, будто бы отгоняя мух, и едва не рассмеялась: с этической точки зрения подобные трюизмы гроша ломаного не стоили. Если хоть что-то на этой земле и способно принести очевидную пользу, то этим чем-то может быть лишь преступление в любых его формах!..
Oh baby, baby, it’s a wild world… 2 [23]
«Успокойся, Мари-Джо, все будет в порядке, я ведь жива».
Она чуть не расплакалась. Ей пришлось на многое пойти: соблазнить Ролана Френеля, притвориться, что она его хочет. Он овладел ею в их вторую встречу, прямо на полу книжной лавки – как животное. Отвратительный идиот: он заплатил сполна.
Она вздрогнула. Ей совершенно не с кем поговорить, ей больше нечем заняться – только ждать вдали от всего мира, наедине с призраками, в одиночестве еще более полном, чем у девушки из песни:
She hangs her head and cries in my shirt.
She must be hurt very badly… 1 [24]
Желтоватый налет на клавишах аккордеона – вовсе не патина, а самая настоящая грязь. Миро поерзал, пытаясь отвоевать себе все сиденье целиком, но аккордеонист неумолимо прижимал его к оконному стеклу. Старик-музыкант, такой же желтый и облезлый, как и его инструмент, перебирал пальцами клавиши, прикрыв глаза под криво сидящей на голове фетровой шляпой: действуя как бы отдельно от него, его руки выполняли привычную им работу.
А вот парень, что поет песню «Марселла» Боби Лапуанта – пусть и не слишком попадая в ноты, но столь убедительно, что весь вагон хохочет, – это точно Селим. Миро узнал его растрепанную шевелюру, его отбивающие такт пальцы, его руки, порхающие в такт избитому мотиву:
Что за милая девица! Грудь большая, яркий взгляд!
А с обратной стороны Видишь круглый пухлый зад!
Селим подскочил к двум смеющимся девушкам и тут же перешел к припеву:
Марселла,
Я вымыл посуду,
Я вынес весь мусор,
Марселла…
Миро сгорбился на сиденье, надеясь, что Селим его не увидит, но тот заметил его, как раз когда поезд подъехал к станции. Миро резко встал и вышел на платформу. Дождался следующего поезда, разрываясь между удивлением и раздражением. Зачем Башир рассказывал ему небылицы? Его кузен побирается в метро, бакалейная лавка – лишь прикрытие! Он представил, что у него на спине большими буквами написано: «ПРОСТОФИЛЯ».
Пройти по улице Дофин, открыть жалюзи, развернуть лоток – этих действий хватило, чтобы несколько охладить его гнев. Усевшись на раскладной стульчик, он поднял голову и увидел, как ему широко улыбнулась проходящая мимо пожилая дама с тростью. Эта улыбка принесла ему удачу.
Ему удалось продать «Житие святителя Амвросия Медиоланского»[25] – два кирпича, от которых он уже не надеялся избавиться. Затем какая-то женщина ловко извлекла из первого ящика роман Пьера Лоти[26] с иллюстрациями Сильвена Соважа[27] и расплатилась за него, не торгуясь. Хороший знак – две удачные сделки: в такие дни работа букиниста казалась ему лучшим занятием в мире.
Стеллы на набережной еще не было, и Миро решил, что уже поздно и она вовсе не придет. Но она вдруг выросла как из-под земли: задыхающаяся, в ярко-зеленой мини-юбке, в блестящем оранжевом плаще.
– Со мной такое произошло – не могла найти ключи, забыла их в куртке, которую сдала в химчистку. Повезло, что они ее еще не чистили – но ты представь, я потеряла квитанцию, а эти дурни не хотели мне их возвращать! Я им учинила страшный скандал, и, конечно, они сдались и отдали мне эти чертовы ключи – уж если я берусь за дело, то добиваюсь своего, поверь!
Миро ей верил. У него было отличное настроение, и он даже предложил Стелле помощь. Она осадила его взглядом.
– Думаешь, у меня больше сил нет, раз я всю дорогу бежала?
Он ничего такого не думал. Убедив ее в этом, он сел на свое место и, наконец, открыл книгу – научно-фантастический роман пятидесятых годов. Главный герой как раз завершил пятое путешествие на Венеру, когда Миро заметил, что у его лотка кто-то стоит. Переминаясь с ноги на ногу, Селим щелкал суставами пальцев.
– Привет, Миро… Насчет нашей встречи – я хотел рассказать тебе, объяснить…
– Это твое личное дело, ты свободный человек, – сухо ответил Миро. – Что, сбежал от своего аккордеониста?
– Диего? Да, он поехал по четвертой линии, до конечной и обратно. Мы с ним встречаемся вечером.
– Когда же ты почувствовал свое призвание?
– Я всегда любил петь. В прошлом году на Толкучке в Лилле я познакомился с Диего. Мы вместе сделали номер. Потом он вернулся в Париж. Я поддерживал с ним связь.
– И что, работенка доходная?
– Я только начал. Но у Диего куча знакомых, рано или поздно дело пойдет.
– А когда ты снимешь себе жилье? Рано или поздно?
Селим открыл было рот, чтобы ответить, когда к ним подскочила красная от ярости Стелла.
– Ты только представь, что они у меня спросили, эти хреновы испанчики! «Ваши пудреницы продезинфицированы?» И знаешь, что я им выдала? «А задницы у вас продезинфицированы?»
Миро со вздохом поднялся, вытащил из пачки сигарету. Селим хмыкнул, а затем расхохотался.
– Вы за словом в карман не лезете, это уж точно, мадам… мадемуазель…
– Мадемуазель, – бросила Стелла.
– Прекрасная фраза! В духе Ги Бедоса[28].
– Думаете? На самом деле, я хотела стать актрисой, но мать не разрешила: сказала, что в актерской профессии надо со всеми трахаться.
– У нас с вами есть что-то общее.
– Вы хотите играть на сцене? – жеманно осведомилась Стелла.
– Сказать по правде, я пою.
– И уж поверь мне, Стел… Генриетта, орган у него что надо! – уточнил Миро.
– Эй, ты, хватит пошлостей, лучше познакомь нас.
– Генриетта, это Селим. Селим, это Генриетта, эксперт по парижским сувенирам, звезда туроператоров. Ты не представляешь, какая тяжелая у нее работа. Как только ей удается безостановочно обеспечивать покупателей Эйфелевыми башнями!..
– Чтоб тебя, Миро, уж будь повежливее! – покраснела Стелла, бросаясь к группе японцев, застывших перед неотразимой улыбкой Джоконды.
– Что за женщина, – прошептал Селим. – Думаешь, у меня есть шансы?
– С ней? Но она… В общем, она, наверное, не совсем в твоем вкусе.
– Как раз наоборот. Мне нравятся женщины с формами – не доски, которых полно во всех журналах, а настоящие женщины, с грудью, с бедрами, с… в общем, ты понимаешь. К тому же она забавная. Она мне нравится.
Миро задумчиво посмотрел на него. Похоже, малыш Селим тот еще юбочник: его глаза горели от вожделения, он уже предвкушал ожидающий его пир плоти. Миро с тоской подумал о своих жалких утренних попытках соблазнить девушку из фотоателье.
Стелла свернула репродукции, сунула в карман деньги и повернулась к ним с широкой улыбкой.
– Ты представляешь, Миро, они купили двенадцать «Джоконд»! Что они с ними будут делать?
– Наверняка оклеят ими сортир, – бросил он, затягиваясь сигаретой.
– Ты так говоришь, потому что завидуешь!
– Они вставят их в рамки и повесят над татами, – предположил Селим. – И каждый раз, занимаясь айкидо, будут вспоминать вашу прекрасную улыбку.
Услышав это, Стелла застыла, а затем хлопнула Селима по плечу.
– Вы, как я погляжу, тот еще болтун. Наверняка у вас поклонниц хоть отбавляй. Не удивлюсь, если вы Скорпион!
– Потрясающе! Как вы узнали?
