Он был слегка пьян.
— Я вам это уже говорил, — отозвался я. — Меня зовут…
— К черту, как тебя зовут, — раздраженно воскликнул он. — Как ты здесь оказался со своей яхтой? Что заставило тебя подняться на пароход? — Прежде чем я успел что-либо ответить, он добавил: — Ты имеешь какое-то отношение к компании?
— К какой компании?
— Судоходной и торговой компании «Деллимар». К людям, которым принадлежит «Мэри Дир». — Он поколебался. — Ты ожидал нас, чтобы проверить… — Но он тут же покачал головой. — Нет, этого не может быть. Мы отстали от графика.
— До вчерашнего вечера я вообще не знал о существовании «Мэри Дир», — сообщил ему я, после чего поведал о том, как пароход нас чуть было не потопил. — Что тут произошло? — спросил я. — Как так случилось, что экипаж оставил судно с работающими двигателями и вами на борту в придачу? Это все из-за пожара?
Он смотрел на меня, слегка покачиваясь на нетвердых ногах. А затем он произнес:
— «Мэри Дир» вообще не должна была дойти до Ла-Манша. — На его губах появилось подобие улыбки, но, когда я поинтересовался, что он имеет в виду, он пожал плечами и снова отвернулся к иллюминатору, глядя на море. — Я подумал, что мы спасены, когда мне удалось обогнуть Уэссан, — прошептал он. — Пропади оно все пропадом! За одно-единственное плавание на нас обрушились все мыслимые и немыслимые несчастья. А потом еще этот пожар. — Тут он снова обернулся ко мне. Ему как будто захотелось говорить. — Этот пожар меня доконал. Он начался около половины десятого вчера вечером. Мне сообщил об этом Райс. Он вбежал и сказал, что третий трюм пылает и экипаж в панике. Я распорядился вытащить шланги и приоткрыть четвертый трюм, чтобы подавать воду на переборку. Потом я спустился в смотровой люк, чтобы выяснить, что там с четвертым трюмом. Тут-то они меня и достали.
Он показал на рану у себя на подбородке.
— Вы хотите сказать, что вас кто-то ударил? Кто-то из членов экипажа? — не веря собственным ушам, спросил я.
Он кивнул, улыбаясь. Это была недобрая улыбка.
— Я потерял сознание, после чего они бросили на меня крышку смотрового люка и загнали запаниковавший экипаж в шлюпки.
— А вас оставили на корабле?
— Да, единственное, что меня спасло — это то, что они забыли о том, что мы разобрали часть крышки основного люка. Я нагромоздил тюки хлопка друг на друга…
— Но ведь это мятеж… убийство. Вы хотите сказать, что Хиггинс…
Он качнулся ко мне с искаженным от бешенства лицом.
— Хиггинс! Откуда вы знаете, что это был Хиггинс?
Я начал объяснять что-то насчет письма, которое писал Райс, но он меня перебил:
— Что еще он написал? Там есть что-нибудь о Деллимаре?
— О владельце? Нет. Только то, что он упал за борт. Насколько я понял, капитан тоже умер, — немного помолчав, добавил я.
— Да, будь он проклят! — Он отвернулся и зацепился ногой за перевернутый стакан. Он поднял его и налил себе рома. Его руки едва заметно подрагивали. — Выпьешь? — Не дожидаясь ответа, он выдвинул ящик стола, извлек второй стакан и наполнил его почти до краев. — Я похоронил его в море в первый вторник марта, — произнес он, подавая мне стакан. — И должен сказать, что я был счастлив от него отделаться. — Он медленно покачал головой. — Во всяком случае, в тот момент я был этому рад.
— От чего он умер? — спросил я.
— От чего он умер? — Он быстро взглянул на меня из-под темных бровей. Похоже, его снова одолели подозрения. — Кому какое дело до того, от чего он умер? — неожиданно грубо ответил он. — Он умер и оставил меня один на один со всей этой… — Он сделал неопределенный жест рукой, в которой продолжал сжимать стакан. Вдруг он как будто снова меня заметил, потому что резко сменил тему, поинтересовавшись: — Но какого черта ты вчера вечером делал посреди Ла-Манша на этой своей яхте?
Я начал рассказывать ему о том, как мы купили «Морскую Ведьму» в Морле и шли на ней в Англию, где намеревались сделать из нее водолазный бот, но он меня, похоже, не слушал. Его мысли блуждали где-то очень далеко, и внезапно он произнес:
— А я-то еще думал, как порядочно поступил этот старый ублюдок, померев и освободив место для кого-то помоложе. — Он расхохотался, как будто это была смешная шутка. — А теперь уже все равно. Переборка долго не протянет. — Он посмотрел на меня и добавил: — Знаешь, сколько лет этой посудине? Больше сорока! В «Мэри Дир» три раза попадала торпеда, она дважды терпела крушение, а потом двадцать лет гнила в дальневосточных портах. Господи! Возможно, она ожидала меня.
Он снова улыбнулся, растянув губы в хищном оскале, обнажившем его зубы.
Волна врезалась в борт, и сила этого удара как будто вернула его в настоящее.
— Ты знаешь, что такое рифы Минкерс? — Он пересек каюту и вернулся с какой-то книгой, которую бросил мне. — Триста восьмая страница. Если тебе хочется прочесть подробное описание кладбища, на котором ты будешь погребен.
Я держал в руках вторую часть «Лоции пролива Ла-Манш».
Я нашел нужную страницу и прочел: Минкерс. — Фарватер огражден бакенами. — Необходима осторожность. — Рифы Минкерс представляют собой обширную группу подводных и выступающих над водой скал и рифов, а также многочисленных песчаных и галечных отмелей… Самая высокая скала — Метресс-Иль — достигает тридцати одного фута в высоту. Она расположена в середине группы, и на ней стоит несколько домов… Далее рассказывалось о том, что рифы занимают площадь длиной около семнадцати с половиной миль и шириной в восемь миль. Параграф за параграфом подробно описывали расположение основных рифов и бакенных ограждений.
— Должен тебя предупредить, что так называемые дома на Метресс-Иль — это не более чем заброшенные каменные лачуги.
Он разложил карту на столе и склонился над ней, обхватив руками голову.
— Как насчет прилива? — спросил я.
— Прилива? — взволнованно встрепенулся он. — Прилив, конечно, играет важную роль. — Он повернулся и уставился на пол, слегка покачиваясь и балансируя в такт корабельной качке. — А впрочем, это уже не имеет значения. — Он опрокинул в себя остатки рома и налил себе еще. — Угощайся. — Он подвинул ко мне бутылку.
Я покачал головой. Напиток не смог справиться с леденящей пустотой у меня в душе. Скользнувшая в горло согревающая струйка, не более того. Мне было холодно от усталости и осознания неизбежного конца. Но во мне все равно теплилась надежда на то, что мы что-то можем предпринять. Если бы он не был так измотан, если бы он поел и поспал…
— Когда вы в последний раз принимали пищу? — спросил я.
— О, я съел немного мясных консервов. Думаю, это было сегодня утром. А ты, наверное, голоден? — внезапно встревоженно поинтересовался он, совершенно застав меня врасплох подобной заботой.
Казалось нелепым признаваться в чувстве голода, в то время как корабль мог в любую секунду пойти ко дну. Но одной мысли о еде оказалось достаточно.
— Да, очень, — кивнул я.
Как бы то ни было, но это могло отвлечь его от бутылки и заставить отправить в свой желудок что-то помимо алкоголя.
— Ну хорошо. Пойдем поедим.
Мы спустились в буфет. Пэтч осторожно нес стакан, балансируя на уходящих из-под ног трапах и палубе. Мы нашли банку ветчины, хлеб, масло, пикули.
— Как насчет кофе?
Не дожидаясь ответа, он разжег примус и поставил на него чайник. Мы жадно поели при свете единственной оплывающей свечи. Мы не разговаривали, а молча набивали едой свои пустые желудки. Здесь, внизу, шторм был едва слышен, заглушаемый гулом примуса.
Удивительно, как быстро еда превращается в энергию и возвращает человеку неукротимую жажду жизни.
— Каковы наши шансы? — спросил я.
Он пожал плечами.
— Все зависит от ветра, моря и переборки. Если переборка выдержит, ночью нас вынесет на Минкерс.
Чайник закипел, и он принялся заваривать кофе. Теперь, когда примус потух, буфет заполнился шумом бури и трещащего по всем швам судна.
— Если предположить, что получится запустить помпы, удастся ли нам откачать воду из переднего трюма? Когда я был внизу, давление в котле было довольно высоким, а я, перед тем как уйти, подбросил туда еще угля.
— Ты и сам отлично понимаешь, что мы ничего не сможем откачать, пока на трюме нет люка.
— Сможем, если развернем корабль кормой к ветру. Если запустить машину…
— Послушай, — вздохнул он. — Эта старая посудина уже протекает по всем швам. Если даже мы запустим двигатели, они будут откачивать ту воду, которая просачивается сквозь швы. Первый трюм это не спасет. Да и вообще, как ты думаешь, сколько необходимо пара, чтобы запустить и машину, и помпы?
— Я не знаю, — ответил я. — А вы знаете?
— Нет. Но я точно знаю, что одного котла для этого недостаточно. Необходимо как минимум два. И если ты думаешь, что нам удастся поддерживать давление в двух котлах… — Он разлил кофе по жестяным кружкам и начал размешивать сахар. — С одним котлом машина будет работать с перебоями. — Он на секунду задумался, а затем покачал головой. — Бесполезно.
