— Это правда, что сказал Влад? Сахар?
Ли кивнул:
— Мы на краю пропасти, а снег скользкий, босс.
— Проверь, сахар взят из наших запасов? Починить можно?
— Надо разбирать мотор, все прочистить. Провозимся всю ночь, а может, и утро тоже.
— Ладно, все равно другого выхода нет. Пусть Омар и Уул тебе помогут. Займитесь сначала «Серебряным Рейнджером», это важнее, там все материалы. В худшем случае сможем набиться туда все, чтобы добраться до города.
— Как скажешь, босс. Но Ли кажется, что он упорно пытается плыть против течения и все бесполезно.
— Ну хватит изображать старого мудрого китайца, не пугай меня! — отрезал Роман. — Если нужно плыть против течения, значит, будем плыть.
— Как скажешь, босс, — пробурчал Ли, вытирая лоб почти черной тряпкой. — Как скажешь…
Пока Омар, Уул, Влад и Ли суетились вокруг трейлера, Ян и Татьяна вернулись в дом, где погибли дети. Стоя возле автобуса, Роман слышал глухие, взволнованные голоса. Маттео Сальвани, сидя возле своего рюкзака, гладил щенка. Антуан Д'Анкосс с мрачным видом курил трубку. Лейла продолжала фотографировать, медленно передвигаясь от одного тела к другому.
Место преступления. Уже столько лет прошло, но как помешать нахлынувшим воспоминаниям? Безжизненное тело полицейского, его молодое неподвижное лицо и дырка в груди, из которой сочится кровь. Такая маленькая, до смешного маленькая дырочка, неужели она может быть смертельной? И винтовка в руках, в его, Романа, руках. Как мог он держать оружие? Как мог он нажать на спуск, он, студент исторического факультета, с которым никогда не случалось никаких историй, будущий преподаватель… Будущий осужденный. А сейчас убийца. Удары, ярость копов, ярость Антонии, его любовницы, его тайной советчицы, вечно растрепанной, истеричной, сопротивлявшейся до конца, пока полицейские дубинки не заставили ее замолчать, ярость копов при виде тела их молодого собрата, так глупо погибшего от руки какого-то налетчика, самого до смерти напуганного и неопытного, налетчика, который поверил мечтам Антонии, поверил в ее революцию, в ее право брать деньги капиталистов, чтобы раздавать их другим, чтобы насытить неутолимый голод: в оружии, конспиративных квартирах, фальшивых документах и настоящих преступлениях во имя Богини Революции.
Роман-налетчик, Роман-убийца. В девятнадцать лет. Убийца. Которому грозила смертная казнь. И которому повезло. Пятнадцать лет заключения. Он не хотел стрелять, он просто давал отпор безумным выстрелам молодого полицейского. Он даже не прицеливался. Пуля убила сама. Она пробила широкую грудь мужчины — Люк Жубер, двадцати восьми лет, женат, двое детей — и вонзилась в борт припаркованной у тротуара машины, серого «Пежо-404».
Его жена Катрин, маленькая брюнетка, сломленная горем, с ненавистью рассматривала его в зале судебного заседания. Он не мог выдержать ее взгляда, но опустить глаза он тоже не мог, не имел права, он должен был выдержать ее ненависть, потому что все произошло по его вине. По его вине две маленькие девочки, восьмилетняя Стефани и четырехлетняя Натали, лишились отца.
Блок для особо опасных преступников. Тишина. Вместо горизонта — восемьдесят квадратных сантиметров неба. Иногда там пролетала птица. Иногда целая стая воробьев. Иногда он позволял себе мечтать, что придет письмо. Письмо от маленькой Стефани, которой сейчас должно было уже исполниться девятнадцать, совсем простое письмо, в котором она бы написала: «Месье, я вас прощаю…» Разумеется, никакого письма не пришло. Чтобы получить отпущение грехов, недостаточно просто сожалеть о содеянном.
Его отец, который не пришел к нему ни разу за все пятнадцать лет, в каком-то смысле это подтвердил. Его отец, этот холодный и суровый человек, так никогда и не утешился после смерти жены от рака, он затворился в башне из слоновой кости, откуда выходил только для того, чтобы давать уроки старофранцузского языка в университете. Отец, которого он так больше никогда и не увидел. Он умер за полгода до его освобождения. Инфаркт. Возможно, он боялся его возвращения?
— Там что-то странное на телах…
Он чуть не подскочил от неожиданности, быстро обернулся. На лице Яна читалось недоумение.
— Иди взгляни…
Татьяна стояла, склонившись над одной из женщин. Она завернула ее длинное черное платье почти до самой шеи.
— Я хотела посмотреть, не подверглась ли она насилию или что-то в этом роде, — объяснила она. — И вот что я нашла, посмотри-ка, Роман…
Татуировка. Она тянулась от лобковой кости до пупка. Похоже на стрелу с оперением…
Только потом он сообразил, что это вовсе не рисунок, а что-то вроде насечек, острых надрезов. Тонкие, симметричные, совсем недавние. Напрасно он решил поначалу, что здесь никого не пытали.
— У пожилой женщины то же самое, — пояснила Татьяна. — А у мужчин нет. Я бы сказала, что это сделано после смерти. Крови почти нет. И очень тонким лезвием, похоже на скальпель.
— Ритуальное убийство?
— Ты ничего не замечаешь?
Ян показал ему на надрезы:
— Тебе это ничего не напоминает?!
Роман наклонился ниже, осознавая, что он разглядывает человеческий труп, который начал уже остывать. Он узнал орнамент, «выгравированный» внизу живота молодой женщины. Этот узор он видел накануне и еще сегодня утром… Неужели только этим утром? Оно казалось таким далеким! Насечки по диагонали по ту и другую сторону прямой линии, зарубки на камнях, найденных в пещере! От этой находки он почувствовал головокружение.
Какой-то бред!
Роман поднял голову и увидел, что Ян так же потрясен, как и он, его волосы были взлохмачены еще сильнее, чем обычно, скулы лихорадочно алели.
— Просто невероятно, правда?! Кто-то написал это на животе женщины, точно так же, как на камнях, которые ты нашел! — воскликнул молодой человек.
Татьяна тоже выпрямилась, ее запачканная кровью повязка, уже ослабшая, сползала ей на глаза, но она, казалось, этого даже не замечает.
— Та же графическая система, — подтвердила она. — И какова же, по-твоему, вероятность, что это простое совпадение, дорогой мой Роман?
Никакой, подумал он. Это никак не может быть совпадением. В какое осиное гнездо угодила их маленькая экспедиция?
— А женщины из соседнего дома? — спросил он, и не только потому, что действительно хотел это знать, но и просто чтобы не молчать.
— Сейчас пойдем и посмотрим, — отозвался Ян.
— Нужно, чтобы Лейла сфотографировала эти… раны, — выходя, пробормотал Роман.
Оказавшись снаружи, он закурил и глубоко вдохнул сигаретный дым, словно пытаясь прогнать запах крови и мертвых тел. Он увидел, как Ян и Татьяна входят в соседний домик, и выпустил еще несколько колечек дыма, прежде чем решился за ними последовать. Д'Анкосс окликнул его.
— Я ходил смотреть хлев, — сказал он ему. — Старая постройка, типичная для сельской архитектуры династии Сефевидов [16].
Роман не смог сдержать вздох: в эту самую минуту ему было совершенно наплевать на сельскую архитектуру, да и, по правде сказать, на искусство вообще.
— Я обнаружил там удивительные образцы клеймения ослов и верблюдов.
Очень впечатляет. В пяти метрах отсюда одиннадцать трупов, а тут клеймение ослов…
— На них клейма скифских кочевников, точно такие, какие можно встретить на редких экземплярах посуды, которые удавалось найти. Вы представляете?! Никогда не думал, что доведется увидеть живое животное, отмеченное таким клеймом!
Казалось, Д'Анкосс вот-вот вцепится ему в воротник, Роман даже отступил на шаг, прежде чем слова антрополога начали доходить до его сознания. Скифские кочевники. Всадник, появившийся ниоткуда, старинное клеймо, рунические насечки на тысячелетних камнях и на телах этих убитых женщин… Он последний раз затянулся, очень глубоко, так что почувствовал приятное тепло в пищеводе, затем загасил окурок о подошву ботинка. Сколь бы ни было сильно желание оказаться как можно дальше отсюда, выбора не было, придется столкнуться лицом к лицу с реальностью, какой бы странной и тревожной она ни оказалась.
Он не слишком удивился, узнав, что на телах всех убитых женщин имелись такие же отметины. Лейла с непроницаемым лицом заявила, что сейчас будет проявлять фотографии, которые только что сделала, и забралась в трейлер, вокруг которого по-прежнему суетились Ли, Влад, Омар и Уул. Сальвани, который казался немного потерянным, поплелся в хлев вслед за Романом и Д'Анкоссом.
Войдя, они задохнулись от запаха овечьего выпота, два верблюда, заметив незнакомцев, принялись кричать, а четыре маленьких ослика стали беспокойно перебирать ногами.
— Вот здесь, посмотрите! У них на боках! — показал Д'Анкосс, водрузив на нос тонкие очки в черепаховой оправе. — Видите, Маттео?
— Вижу, — ответил тот, уткнув нос в рукав своего красного свитера. — Выйдем отсюда поскорее, тут гак воняет!
