Мэгги с сыном довели метод до совершенства. Несколько мазков картофельного бульона с сахаром через пару дней превращались в приличную колонию Aspergillus. Вода с сахаром питала черную как сажа текстурную плесень. Перед ними открывались бесконечные возможности — в природе грибы исчислялись миллионами видов. Пока заживала нога, Мэгги с сыном прекрасно проводила время и надеялась, что к тому времени, когда снимут гипс, последние воспоминания об автокатастрофе улетучатся и все снова придет в норму.
Но тут у Дилана начались панические атаки.
Сойдя с тропинки немного в сторону, они подошли к новой стадии проекта «Грибы и мы». Им предстояло удалить вощеную бумагу с очередного рисунка. Стараниями семейства Коннор микологические шедевры покрывали теперь множество деревьев и пней в окрестностях Итаки. Им нравилось воображать, как ничего не подозревающие путешественники случайно замечают эти творения и приписывают их лесным эльфам. Во время последней экспедиции они оставили трикветр:
Рисунок размером с тыкву помещался на высоте груди на стволе загнивающей канадской ели. Вощеная бумага все еще прикрывала поверхность дерева.
— Давай сам, — предложила Мэгги.
— Можно?
— Действуй!
Дилан наморщил нос и принялся за работу, осторожно отлепляя края и понемногу удаляя бумагу. Мэгги всегда нравилась эта комбинация из переплетенных линий. Этот знак придумали кельты, значительно позже христиане переняли его как символ Святой Троицы. У кельтов он олицетворял три фазы жизни женщины: девичество, материнство и старость.
Удаление бумаги — коварная операция. Иногда кусочки грибка отрывались вместе с бумагой, отчего рисунок терял четкие очертания и становился неряшливым. На этот раз работа шла как по маслу, бумажное покрытие легко отделялось, открывая потрясающую картину. Древний символ красиво сливался с окружением. Казалось, что из гниения и смерти снова возрождается жизнь. Мэгги прижала к себе сына.
— Как здорово!
— Ну, не знаю… Тут пятнышко внизу…
Мать взъерошила волосы Дилана.
— Само совершенство! Как и ты сам. Ну, пошли.
Мэгги осмотрелась:
— Черепашка!
Собака присоединилась к ним на вершине пологого холма. Сквозь поредевшую листву вдали виднелись хорошо различимые очертания Ривенделла. Мать с сыном двинулись в направлении дома, но уже через несколько шагов Черепашка насторожилась и вскинула голову. Секундой позже Мэгги поняла причину. Собака услышала тревожные крики.
— Мэгг-и-и!!!
— Ди-и-илан!!!
Они запыхались, пока добежали до дома.
Синди стояла на заднем крыльце, обхватив себя руками. Рядом — окружной шериф с блестящей металлической звездой на груди.
У Синди на глазах слезы.
— Господи, жалко-то как!
Лекция «Физика для президентов» в аудитории Шварца началась в девять утра и собрала две сотни студентов. Джейк Стерлинг долго «разогревался» — ночь накануне прошла в слишком откровенных разговорах, и к трем часам утра его последний четырехмесячный роман приказал долго жить, — но через двадцать минут после начала лекции он почти вошел в привычный ритм.
«Физика для президентов» исходила из простого посыла — как если бы в аудитории сидели будущие президенты Америки. Предположим, их удалось собрать вместе всего на один семестр. Какие знания оказались бы для них наиболее полезными? Джейк рассудил просто: государственные деятели должны понимать законы, на которых зиждется мироздание, определяющие, что может и чего не может быть. Ядерную подводную лодку построить можно, а ядерный самолет нельзя. Солнечного света хватит, чтобы обеспечить электроэнергией все Соединенные Штаты, однако фотоэлектрическими панелями пришлось бы облепить приличный кусок Невады. Джейк доводил факты четко, в манере армейского офицера. Мундир он снял больше десяти лет назад, но по-военному четкий подход к делу сохранился.
— Исаак Ньютон в одиночку совершил переход от древнего к современном миру. До Ньютона человечество представляло собой цивилизацию суеверных ремесленников. Мы умели делать плуги, луки и метательные машины, но понимать мир, управлять им мы учились экспериментальным путем, методом проб и ошибок. Или же нас направляли «знатоки», делающие вид, что им доступно высшее знание, — церковники и шаманы. Люди всю жизнь проводили в ожидании проявления Божественной воли через загадочные силы Вселенной, не отваживаясь на большее. После Ньютона человек имеет возможность взять карандаш, бумагу и спокойно вычислить то, что нужно. Никаких чудес. Никакой тарабарщины. Даже подготовки особой не требуется — достаточно скромных познаний в математике.
Джейк преподавал этот курс уже третий семестр подряд — рекордный период за его восьмилетнюю карьеру в Корнелльском университете. Он любил часто менять учебный план, предпочитая широкие экскурсы в рамках программы долбежке в одну точку. Физика ему нравилась. Коллеги с других кафедр с жаром доказывали, что резцом, определяющим форму мира, являются гуманитарные науки, политика, литература, но, по мнению Джейка, будущее определялось технологиями.
Молодой профессор продолжал:
— Люди с готовностью воспользовались законами Ньютона, Максвелла, Эйнштейна и Шредингера в практических целях. Установив, что все на свете независимо от размеров подчиняется определенным правилам, человечество вышло за собственные физические пределы. Первым делом люди ударились в гигантизм, бросились строить мощные плотины, огромные трансокеанские суда и, наконец — верх гигантомании, — отправились на Луну. Теперь мы наблюдаем вторую революцию. Как вы думаете, в чем ее суть?
В ответ — откровенно скучающие взгляды. Джейка задело равнодушие студентов. На его взгляд, объяснение устройства мира с помощью математики явилось наиболее важным открытием в истории человеческой мысли. Из этого следовал простой вывод: мир предсказуем и управляем. Все, из чего он состоит, будь то радиоволны, яблоки или планеты, ведет себя, подчиняясь дифференциальным уравнениям. Достаточно научиться выполнять нехитрые манипуляции с символами на бумаге, и вот уже человек создает радиостанции, способные поддерживать связь между материками, или ракеты, с невероятной точностью поражающие цели противника. Все просто и логично.
— Ну так в чем же? — повторил лектор. — Не догадываетесь?
— В нано, — ответили из первого ряда.
— Правильно! В нанотехнологиях, сфере сверхмалого. Для сегодняшних ученых малое, а не гигантское стало новым неведомым рубежом.
Джейк кликнул мышкой символ на экране компьютера, и у него за спиной на десятифутовом экране появилось цветное фото микросхемы процессора Intel Core 2 Quad.
— Современная интегральная схема — самый сложный и совершенный технологический продукт, который когда-либо производило человечество.
Еще один щелчок мышью увеличил масштаб изображения до отдельного транзистора.
— Этот транзистор в тысячу раз тоньше человеческого волоса. Он меньше человека в той же пропорции, в какой человек меньше земного шара. В этом мире расстояния измеряются нанометрами. «Нано» происходит от греческого слова «нанос», означающего «карлик», и соответствует одной миллиардной доле. Одна миллиардная доля населения Земли не заполнит даже первого ряда этой аудитории — вот как мала эта величина.
— Нанотехнологии позволяют создать целый мир на пространстве одного метра. — Джейк снова уменьшил масштаб, и одинокий транзистор сразу же потерялся в лабиринте из других транзисторов, конденсаторов и межкомпонентных соединений. — Эта компьютерная микросхема являет собой систему дверей и коридоров, побуждающих электроны к выполнению замысловатых передвижений, схожих с теми, которые ежедневно проделывают миллионы жителей любого крупного города. Целый город для электронов можно разместить на пространстве величиной с почтовую марку.
Картинка исчезла и сменилась видом с воздуха на уличную сетку центрального Манхэттена.
— Схема, похожая по сложности на Манхэттен, уместится на кончике моего пальца. Но в отличие от настоящего города в такой схеме не бывает дорожных заторов и пробок. Все работает без сучка и задоринки. Ни один пакет электронов не выпадает из системы.
— В компьютерной микросхеме время тоже представлено в миниатюре. Компьютер работает — умножает числа или поддерживает связь с соседями по сети — с частотой одной операции в наносекунду. Процессор мощностью в один гигагерц способен выполнять примерно миллиард вычислений в секунду. Вы только подумайте! Миллиард в секунду! Жизнь человека продолжается максимум три миллиарда секунд. За три движения секундной стрелки компьютер передумает столько же мыслей, сколько вы за всю вашу жизнь. — Джейк сделал паузу, чтобы аудитория прониклась сравнением. — То есть для компьютера каждые три секунды — как целая жизнь для всего населения Манхэттена. И люди еще спрашивают, почему компьютеры так медленно запускаются.
