Из кухни вышел коренастый человек с сигаретой во рту, явно не полицейский, и с двумя пустыми стаканами в руке приблизился к столу.
— Черт подери! — сказал он, ни к кому конкретно не обращаясь, и принялся перебирать бутылки. — Какого хрена я сюда приперся? Достал уже этот бордель, извините за выражение.
— Да, слегка достал.
«Ну вот и все, — подумал Ребус, — дело сделано, я с кем-то поговорил. Лед сломан, так что, пожалуй, надо уходить, пока не поздно».
Но он не ушел. Он стал наблюдать, как незнакомец довольно ловко пробирается обратно сквозь толпу танцующих, оберегая наполненные стаканы, точно крошечных зверьков. Наблюдать, как при первых оглушительных звуках новой мелодии, раздавшихся из невидимой стереосистемы, танцоры возобновляют свою воинственную пляску, а в комнату протискивается женщина, по-видимому, испытывающая точно такую же неловкость, как Ребус, и кто-то показывает ей в сторону стола с напитками.
Женщина была примерно его возраста, и годы оставили на ее лице свои следы. Одета в красивое, модное платье (кто он такой, впрочем, чтобы рассуждать о моде? Его костюм смотрится в этой компании просто траурным одеянием), и укладка сделана совсем недавно, возможно днем. Женщина носила очки, как у секретарши, но секретаршей не была. Ребус понял это, просто посмотрев на нее, понаблюдав за тем, как она держится, медленно пробираясь к столу.
Он протянул стакан «кровавой Мэри», только что приготовленной.
— Это вас устраивает? — крикнул он. — Угадал я или нет?
Она с довольным видом жадно выпила коктейль и перевела дыхание, пока Ребус вновь наполнял стакан.
— Спасибо, — сказала она. — Вообще-то я не пью, но за это весьма признательна.
Отлично, подумал Ребус, не в силах сдержать улыбку, Кэти Джексон совсем потеряла голову — а заодно и нравственный облик — от алкоголя, а мне досталась трезвенница. Нет, так думать грешно да и несправедливо по отношению к собеседнице. Искренне раскаявшись, он наскоро прошептал молитву.
— Не хотите потанцевать? — спросил он смиренно, желая поскорей искупить свои грехи.
— Вы шутите!
— И не думала. А что тут особенного?
Ребус, ругая себя за некоторую склонность к мужскому шовинизму, все же не мог поверить своим ушам. Она была инспектором сыскной полиции. Более того — отвечала за связь с прессой в деле об убийствах.
— Нет, ничего, — сказал он. — Просто я тоже занимаюсь этим делом.
— Послушайте, Джон, если так дальше пойдет, этим делом будут заниматься все мужчины и женщины, работающие в шотландской полиции. Уверяю вас.
— Что вы имеете в виду?
— Совершено еще одно похищение. Сегодня вечером мать девочки заявила о ее исчезновении.
— Черт побери! Только этого не хватало!
Успев потанцевать, выпить, расстаться и снова встретиться, они, казалось, стали за этот вечер закадычными друзьями. Они стояли в коридоре, в некотором отдалении от шума и хаоса танцевальной площадки. В конце коридора начинала проявлять признаки нетерпения очередь в единственный в квартире туалет.
Неожиданно Ребус поймал себя на том, что пристально смотрит в скрывающиеся за стеклом и пластмассой изумрудно-зеленые глаза Джилл Темплер. Он хотел сказать ей, что еще никогда не видел таких восхитительных глаз, но опасался обвинений в банальности. Она уже пила только апельсиновый сок, а он, не ожидая от вечеринки ничего особенного, взбодрил себя еще несколькими стаканчиками виски.
— Привет, Джилл.
В стоявшем перед ними коренастом мужчине Ребус узнал человека, с которым перекинулся парой слов у стола с напитками.
— Давненько не видались.
Мужчина попытался чмокнуть Джилл Темплер в щечку, но промахнулся и наткнулся на стену.
— Хватил лишнего, Джим? — невозмутимо спросила Джилл.
Мужчина пожал плечами. Он смотрел на Ребуса.
— С каждым может случиться, правда?
Ребус увидел перед собой протянутую руку.
— Джим Стивенс, — представился мужчина.
— А, репортер?
Ребус позволил теплой, влажной руке на мгновение задержаться в своей.
— Это сержант сыскной полиции Джон Ребус, — сказала Джилл.
Ребус заметил, как вспыхнуло вдруг лицо Стивенса, заметил испуганный заячий взгляд. Однако Стивенс быстро взял себя в руки.
— Рад с вами познакомиться. — Он слегка улыбнулся и добавил: — С Джилл у меня давние отношения, правда, Джилл?
— Не такие близкие, как ты себе, кажется, вообразил, Джим.
Он рассмеялся, бросив взгляд в сторону Ребуса.
— Она просто стесняется, — сказал он. — Я слышал, убита еще одна девочка.
— У Джима всюду шпионы.
Стивенс постучал пальцем по своему кроваво-красному носу и ухмыльнулся, глядя на Ребуса.
— Всюду, — подтвердил он. — Да и сам я всюду поспеваю.
— Ох, любит наш Джим прихвастнуть, — заметила Джилл, и в голосе ее послышались резкие нотки сарказма.
— Завтра еще одна пресс-конференция, Джилл? — спросил Стивенс, шаря по карманам в поисках давно забытых где-то сигарет.
— Да.
Рука репортера легла на Ребусово плечо.
— Давние у нас с Джилл отношения, давние.
Стивенс помахал на прощание, вовсе не рассчитывая на то, что его жест будет замечен, и удалился, хорошенько запомнив лицо Джона Ребуса.
Джилл Темплер вздохнула, прислонившись к стене там, где Стивенс запечатлел свой неудавшийся поцелуй.
— Один из лучших репортеров в Шотландии, — сухо сказала она.
— Ясно. А ваша работа — иметь дело с такими, как он?
— Он не так уж плох.
В гостиной, судя по всему, назревала ссора.
— Ну что, — спросил Ребус, расплывшись в улыбке, — позвоним в полицию, или вы предпочтете приглашение в один известный мне маленький ресторанчик?
— Пытаетесь меня соблазнить?
— Возможно. Вам судить. Вы все-таки сыщик.
— Ладно, будем считать, что вам повезло, сержант сыскной полиции Ребус. Я помираю с голоду. Сейчас, только найду пальто.
Ребус, весьма довольный собой, вспомнил, что и его пальто кто-то отобрал при входе. Оно обнаружилось в одной из двух спален, вместе с перчатками и — приятный сюрприз — неоткупоренной бутылкой вина. Ребус сунул бутылку в карман, расценив находку как ниспосланный свыше знак того, что она ему еще пригодится.
В другой спальне Джилл рылась в куче брошенных на кровать вещей. Под покрывалами, по-видимому, происходило соитие, и все беспорядочное скопление верхней одежды, одеял и постельного белья колыхалось и корчилось, точно некая гигантская амеба. Джилл, тихонько хихикая, нашла наконец свое пальто и направилась к Ребусу, который заговорщически улыбался в дверях.
— До свидания, Кэти! — крикнула она, выходя из комнаты. — Спасибо за вечеринку!
Из-под одеял раздался приглушенный крик — возможно, ответная любезность. Ребус, стоявший с вытаращенными глазами, почувствовал, как его твердые нравственные принципы крошатся, точно сухое печенье с сыром.
В такси они сидели на некотором расстоянии друг от друга.
— А с этим Стивенсом у вас действительно давние отношения?
— Только в его воспоминаниях. — Джилл смотрела мимо водителя вперед, на поблескивавшую мокрую дорогу. — А память у Джима уже не та. Если серьезно, однажды мы с ним действительно провели вместе вечер. Один-единственный раз. — Она подняла один палец. — По-моему, как-то в пятницу вечером. Безусловно, это была большая ошибка.
Ребус успокоился. Ему вновь захотелось есть.
Однако, когда они добрались до ресторана, он был уже закрыт — даже для Ребуса, поэтому они остались в такси, и Ребус дал водителю свой домашний адрес.
— Я большой дока по части бутербродов с беконом, — сказал он.
— Какая жалость! — отозвалась она. — Я вегетарианка.
— Вот те раз! Значит, вы не едите никакой растительной пищи?
— И почему только, — в ее голосе послышались ехидные нотки, — вы, плотоядные обязательно начинаете подшучивать над нами? Точно так же мужчины относятся к движению за освобождение женщин. Почему?
— Потому что мы вас боимся, — ответил Ребус, уже окончательно протрезвевший.
Джилл взглянула на него, но он следил из своего окошка за тем, как припозднившиеся городские пьяницы ковыляют взад и вперед по изобилующей препятствиями и опасностями Лотиан-роуд в поисках выпивки, женщин, счастья. Вечная круговерть, вечные поиски — люди то и дело, шатаясь, заходили в ночные клубы, пабы, забегаловки; и будто обретя наконец искомое, с жадностью глодали брошенные им жизнью кости. Лотиан-роуд была помойкой Эдинбурга. Но именно здесь находились и фешенебельный отель «Шератон», и «Ашер-холл». В «Ашер-холле» Ребус был один раз — сидел там с Роной и прочими снобами, слушавшими «Реквием» Моцарта. Островок культуры среди дешевых закусочных — как это типично для Эдинбурга! Реквием и пакетик чипсов.
