— Но должен же кто-то разбираться…
— Ван Герден — лучший.
— Что именно он сделал для вас?
— Да так, занимался разными делами.
— Что значит «разными делами»?
— Хоуп, он отлично знает свое дело. Почти ничего не упускает. Он вам нужен.
— Нет, — ответила она.
— Я поспрашиваю знакомых, нет ли у них на примете кого-нибудь другого.
— Буду очень признательна за помощь.
Она попрощалась и положила трубку. Телефон тут же зазвонил.
— Вас хочет видеть некая Джоан ван Герден, — сказала администраторша. — Она не записывалась на консультацию.
— Знаменитая художница?!
— Не знаю.
— Пригласите ее.
Сегодняшний день, подумала Хоуп, похож на картину Дали. Повсюду сюрреалистические сюрпризы.
Дверь открылась. Вошедшая дама была невысокого роста, стройная, симпатичная. На вид — под шестьдесят или шестьдесят с небольшим. Она элегантно несла свой возраст. Хоуп сразу узнала ее и встала.
— Ваш визит — большая честь для меня, миссис ван Герден, — сказала она. — Я Хоуп Бенеке.
— Здравствуйте!
— Садитесь, пожалуйста. Хотите чего-нибудь выпить?
— Нет, спасибо.
— Я большая поклонница вашего творчества. Конечно, я пока не могу себе позволить покупать ваши картины, но, может быть, когда-нибудь…
— Вы очень добры, мисс Бенеке.
— Прошу вас, называйте меня Хоуп.
— А вы меня — Джоан.
Ритуал внезапно оборвался.
— Чем я могу вам помочь?
— Я пришла по поводу Затопека. Только, пожалуйста, не говорите ему, что я была у вас.
Хоуп кивнула и стала ждать, что будет дальше.
— Работать с ним вряд ли будет легко. Но я хочу попросить вас быть с ним терпеливой.
— Я его знаю?
Джоан ван Герден нахмурилась:
— Вчера вечером он сказал, что работает на вас. Он должен найти какое-то завещание.
— Ван Герден?
— Да.
— Вы его знаете?
— Он мой сын, — сказала Джоан ван Герден.
Хоуп откинулась на спинку стула:
— Ван Герден — ваш сын?!
Джоан кивнула.
— Боже мой! — воскликнула Хоуп. Она тут же заметила, как похожи мать и сын: то же настойчивое, пытливое выражение глаз. — Затопек.
Джоан улыбнулась:
— Тридцать лет назад нам с мужем казалось, что Затопек — чудесное имя.
— Я и не думала…
— Он не афиширует наше родство. По-моему, для него это вопрос чести. Не хочет казаться маменькиным сынком. Злоупотреблять семейными связями.
— Я даже не думала… — Хоуп было по-прежнему трудно увязать двоих людей, мать и сына: знаменитая художница, симпатичная, величавая, а сын… какой-то не такой.
— Хоуп, ему пришлось пережить трудное время.
— Я… он… Судя по всему, он на меня больше не работает.
— Вот как! — В голосе гостьи явно слышалось разочарование.
— Сегодня он… — Хоуп изо всех сил пыталась найти более обтекаемые формулировки, потому что сразу почувствовала симпатию к сидящей напротив даме. — Мне трудно с ним общаться.
— Знаю.
— Он… по-моему, он подал в отставку.
— Я не знала. Хотела вас подготовить.
Хоуп беспомощно всплеснула руками.
— Я пришла не для того, чтобы извиниться за него. Я подумала, если мне удастся объяснить…
— Не нужно.
Джоан подалась вперед и тихо заговорила:
— Он мой единственный ребенок. Я обязана помочь ему, чем могу. Ему пришлось расти без отца. Он был чудесным ребенком. Я думала, что добьюсь успеха, даже воспитывая его в одиночку.
— Джоан, вам совершенно не обязательно…
— Я должна, Хоуп, — решительно возразила гостья. — Ведь именно я… мы решили принести его в этот мир. И ответственность за него лежит на мне. Я должна попытаться исправить сделанные мной ошибки. Мне казалось, что если приложу все усилия, то мне удастся быть для него и матерью и отцом. Я ошибалась. Хочу рассказать вам, каким он был. Хорошенький мальчик, веселый, которого так легко рассмешить. Мир был для него чудесным местом, полным новых радостных открытий. Он не догадывался о темной стороне жизни. Я ему не рассказывала. А следовало бы. Потому что, когда он обнаружил темную сторону жизни, меня не было рядом и я не могла ему помочь. Вот почему все так изменилось.
Джоан ван Герден не жалела себя; рассуждала спокойно и трезво.
— Он был очень мягкосердечен — да и сейчас такой. В полиции его поддразнивали: мол, он слишком мягок для их работы, и ему это даже нравилось, как нам всем нравится быть не такими, как все. А потом… Я так радовалась, когда он поступил в университет, он тоже был очень рад, полон воодушевления. Я гордилась сыном и знала, что его отец тоже гордился бы им. Но жизнь делает странные петли. Он вернулся в полицию, а потом застрелили его наставника — у него на глазах. Затопеку кажется, что в смерти наставника есть его вина. Он сильно изменился, потому что я не подготовила его к таким вещам, как смерть и греховность людей. Вот что я думаю. Если бы ему удалось снова поверить в себя, если бы ему дали еще один шанс…
Хоуп не знала, что и ответить. Ей хотелось пожалеть свою гостью.
— Джоан…
— Тот адвокат, Кемп, у него сердитое лицо, но мне кажется, что сердце у него доброе. Так вот, он знает, что мой мальчик неплохой. Были другие, но они не особенно его поддерживали. А я не знаю, много ли попыток у него еще осталось. Ваше завещание… Зет найдет его. Он справится. Ему это очень нужно!
— Я…
— Я его не оправдываю.
— Знаю.
— Он не должен знать, что я была у вас.
— Он не узнает.
Зазвонил телефон. Хоуп нахмурилась.
— Прошу вас, ответьте.
— Возможно, срочный случай. Обычно секретарша не соединяет со мной… — Она сняла трубку.
— Хоуп, мистер ван Герден вернулся. Ему нужен оригинал удостоверения личности.
Она закрыла глаза. Хуже не придумаешь!
— Попросите его оставаться на месте и ждать. Ни при каких обстоятельствах не пускайте его ко мне!
— Хорошо.
— Я иду. — Хоуп очень тихо положила трубку. — Затопек только что пришел в приемную.
— Черт! — воскликнула Джоан ван Герден.
— Не волнуйтесь, я все улажу. — Хоуп встала, подошла к двери и осторожно открыла ее. В коридоре никого не было. Она закрыла за собой дверь и вышла в приемную. Там стоял ван Герден; он был весь нетерпение. Она заметила, что он переоделся в сухую одежду, надел другие джинсы, кроссовки.
Едва увидев ее, он заговорил:
— Я ищу удостоверение личности Смита.
— Оно у Видны ван Ас. Позвонить ей?
— Я сам к ней съезжу. Хочу взглянуть на их магазин. — На Хоуп он не смотрел. Разглядывал картину Пита Гроблера на стене. Одна из ее любимых картин. «Мужчина с блокнотом ест сандвич с абрикосом».
— Можно узнать, зачем вам понадобилось его удостоверение личности?
— В отделе убийств и ограблений записан неверный номер. Я должен узнать настоящий, чтобы получить его свидетельство о рождении.
— И чем оно нам поможет?
Он смотрел куда-то поверх ее плеча.
— Я узнаю, где он родился. Кто были его родители. Какую жизнь он вел до того, как встретил ван Ас.
— Неплохое начало.
— Я поехал.
— Отлично! — Когда он уже развернулся, чтобы выходить, она тихо, повинуясь какому-то внезапному порыву, позвала: — Затопек!
Он остановился у стеклянной двери.
— Черт бы побрал этого Кемпа! — услышала Хоуп, и он ушел.
Она улыбнулась в первый раз после обеда. Все-таки сегодняшний день не…
Администратор протянула ей трубку:
— Кара-Ан Руссо!
Она схватила трубку:
— Алло!
— Привет, Хоуп. Дай мне телефон этого твоего детектива.
— Ван Гердена?
— Да, того, который сегодня явился в ресторан.
— Он… в данный момент очень занят.
— Я не по работе.
— Вот как?
— Хоуп, он очень, очень сексуален. Разве ты не заметила?
По мнению мамы, меня сломала гибель Нагела. Все думали, что виной всему — гибель Нагела.
Интересно, почему, размышляя о других, люди выносят свое суждение, учитывая лишь самые крупные факторы? Если речь идет об их собственной жизни, те же самые люди учитывают тысячу различных составляющих. Они умножают, прибавляют, вычитают — до тех пор, пока не разберутся во всем до конца, до тех пор, пока окончательный итог их не устроит.
Был ли и я таким же, как все? Не знаю. Я старался вынести за скобки несущественные подробности. Старался принимать во внимание не только положительные, но и отрицательные величины. Но можно ли доверить нам вести бухгалтерию собственной жизни?
Я не оставлял попыток.
Мне было пятнадцать лет; как-то вечером мама вызвала меня в гостиную и сказала, что хочет серьезно поговорить со мной. На журнальном столике стояла бутылка виски и две рюмки. Мама налила в каждую по чуть-чуть.
— Мам, я этого не пью!
