Из этого возникал вопрос. Спасет ли она моряка, упавшего в бурные воды, когда корабль разбился о скалы, или затащит на дно?
Лунный свет – больше не романтичный, ни в коем случае не романтичный, но представляющий еще одну угрозу, – освещал зубчатые вершины скал, расчетливый блеск в ее глазах цвета морского тумана.
Он не собирался изображать насилие, когда делал наброски, не ожидал жестокости, когда для первых сеансов пригласил модель с копной угольно-черных волос.
Но теперь, наедине с грохочущей музыкой, яростным штормом и мучительными мыслями, рисовал нечто более зловещее.
Она ждет, подумал он.
Когда зазвонил телефон, первым ощущением было раздражение. Он всегда выключал телефон во время работы. Еще бы, с такой огромной семьей! Его целый день и полночи осаждали звонками, эсэмэсками, имейлами, если, конечно, он не принимал мер.
Но он посчитал себя обязанным оставить сегодня телефон включенным. Даже сейчас проигнорировал первые два звонка, прежде чем вспомнил, почему решил не выключать его.
Отложил кисть, взял вторую, которую зажимал в зубах, отбросил и потянулся к телефону.
– Арчер!
– О… это Лайла. Лайла Эмерсон. Я была… вы на вечеринке?
– Нет. Почему?
– Очень громкая музыка.
Он поискал пульт и выключил музыку.
– Простите!
– Нет, все в порядке. Какой смысл включать «Айрон Мейден» не на полную громкость? И поскольку вы, возможно, работали, мои извинения. Я только хотела сказать вам, что если по-прежнему хотите прийти сюда, взглянуть на… взглянуть с того места, где я была в ту ночь, приезжайте.
Первой его реакцией было изумление. Она каким-то образом знала, что древний сингл «Асы в небе» принадлежит «Айрон Мейден», и к тому же верно предположила, что он работает под грохочущую музыку.
Но об этом он подумает позже.
– Сейчас можно?
– О…
Не дави, осадил он себя. Скверная тактика.
– Скажите только когда, – попросил он. – Когда вам будет удобно.
– Можно сейчас. Я просто не ожидала, что вы это скажете. Приезжайте. Сейчас я дам адрес.
Он схватил карандаш, чтобы записать.
– Готово. Дайте мне с полчаса. И спасибо.
– Я бы… я бы на вашем месте сделала то же самое. Увидимся через полчаса.
Сделай это сейчас, сказала она себе. Так что говорит этикет в этой ситуации, Томас? Подать тарелочку с сыром «Гауда» и кунжутные крекеры? Нет, ты прав. Это глупо. Макияж? И снова ты мудр не по годам, мой молодой ученик. Определенно, да. Нет смысла выглядеть беженкой.
Она решила переодеться – сменить домашние шорты и тонкую розовую майку на что-то другое. И неплохо бы выглядеть взрослой.
Жаль, что она не успела приготовить охлажденный чай, это бы тоже выглядело по-взрослому. Но поскольку было уже поздно, сойдет и кофе, если он захочет.
Она еще не закончила приготовления, когда услышала звонок. Посмотрела в глазок. Сегодня голубая майка – и щетины стало чуть больше. Волосы густые, темные, спутанные. Глаза кошачье-зеленые и немного нетерпеливые.
Может быть, она чувствовала бы себя не так неловко, будь у него брюшко или лысина, или лишних лет двадцать. Или что-нибудь такое, что не действовало бы на все чувствительные кнопки ее организма.
Женщине не полагалось бы таять в таких ситуациях, напомнила она себе и открыла дверь.
– Привет. Заходите.
Она подумывала протянуть ему руку, но жест казался слишком официальным. Поэтому она слегка подняла руки – и уронила их.
– Не знаю, как себя вести. Все кажется таким странным…
– Вы позвонили. Я здесь. Это начало.
Словно не оценив натянутости ситуации, Томас подошел поздороваться.
– Ваш кот или хозяйский?
– Хозяйский. Томас – удивительный кот. Когда работа закончится, мне будет его не хватать.
Аш погладил кота, провел рукой от головы до кончика хвоста, как часто делала и она.
– Вам когда-нибудь приходилось проснуться и не сразу осознать, где вы находитесь?
– Нет, со мной такого давно не было. Иногда я путаюсь в разности часовых поясов, но в основном работаю в Нью-Йорке или поблизости.
– Хорошая квартира. Прекрасное освещение, – оценил он, выпрямляясь.
– Согласна. И вы занимаете меня разговором, чтобы я немного пришла в себя. Сейчас покажу, где я была, когда это случилось. Это самая тяжелая часть, и нужно с ней покончить.
– О’кей.
– Я ночую в гостевой комнате, – показала она. – Там есть выходящее на запад окно. В ту ночь я была на взводе после ухода Джули. О, она вас знает. Джули Брайант. Директор галереи «Челси Артс».
Высокая роскошная рыжуля, вспомнил он, с прекрасным вкусом и заразительным смехом.
– Вы знаете Джули?
– Мы много лет дружим, – ответила Лайла. – В ту ночь она была здесь незадолго до полуночи. Мы пили вино, заедали бисквитиками. И я не могла уснуть. Вот и взяла это.
Она показала бинокль.
– Я писатель. Сочиняю истории. И даже на тему того, что вижу в окнах, так что решила понаблюдать, а вдруг развернется очередная сцена. Понимаю, звучит абсурдно.
– Вовсе нет. Я пишу изображения того, что теснится в моей голове. Тоже своего рода истории.
– Хорошо… то есть хорошо, что не кажется абсурдным. Так или иначе, я увидела Сейдж Кендалл.
– В окне, которое сейчас заколочено.
– Да. То, что слева, с маленьким балконом – это спальня.
– И это вас завораживает, да? – мягко спросил он, поднося бинокль к глазам.
– Для меня это всегда было игрой. Еще с детства. Вроде телевизора, кино или книги. Однажды я спугнула грабителя в Париже, пару лет назад. Увидела, как кто-то вломился в квартиру напротив той, где я жила тогда. Очевидно, жильцов дома не было.
– Путешествия, приключения и раскрытие преступлений. Жизнь домоправительницы.
– Раскрытие было одно, но…
– Вы не видели Оливера. Моего брата.
– Нет, только ее. Свет в спальне был выключен, а в жилой зоне – приглушен. Она была у окна. Вот в такой позе.
Лайла встала перед окном и согнулась.
– Говорила с кем-то, кто мог стоять слева, у простенка между окнами. Я видела, как он ее ударил. Все случилось так быстро, но я, должно быть, видела его руку. Когда я вспоминаю, как резко откинулась ее голова, как она поднесла руки к лицу… вот так.
Она показала, прижав ладони к щекам.
– Он снова ударил ее. Сначала темный рукав. Это все, что я видела, но произошло так быстро, что я едва успела заметить движение. Мой телефон был там, на тумбочке у кровати. Я схватила его и оглянулась. Она была распластана по стеклу. Я видела только ее спину и волосы, выбившиеся из прически.
– Покажите мне. Не возражаете?
– Вот так…
Она повернулась спиной к окну и прижалась к стеклу.
– И вы видели только ее. Уверены?
– Абсолютно.
– Она была высокой, пять футов и десять дюймов. Оливер был приблизительно моего роста. Значит, дюйма на три выше Сейдж, и прижимал ее спиной к стеклу…
Аш подошел ближе.
– Я не причиню вам вреда. Просто хочу показать.
Он положил руки на ее плечи, осторожно отодвинул ее. Его ладони обдавали ее теплом даже сквозь ткань одежды.
– Если он держал ее вот так же, она бы отпрянула. Как вы сейчас.
Ее сердце встрепенулось. Он не собирался вытолкнуть ее из окна. Этого она не боялась. И его не боялась. Но хотела понять, почему такая жуткая штука, как воспроизведение убийства, кажется ей странно интимной.
– Почему вы его не видели? – допытывался Аш. – Если кто-то сейчас смотрит в нашу сторону, то увидит мою голову – рядом с вашей, чуть выше.
– Мой рост всего пять футов и пять дюймов. Она на пять дюймов выше меня.
– Даже если и так, то его голова все равно была бы видна. Вы должны были видеть часть его лица.
– Не видела. Но на… Сейдж, – она запнулась, произнося это имя, – могли быть туфли на каблуках. У нее были потрясающие туфли, но… нет. Она была босая. Когда падала.
– Тогда вы должны были видеть его лицо! – повторил Аш.
– Не видела.
– Может быть, потому, что толкнувший был ниже Оливера? И ниже Сейдж?
Аш снова поднял бинокль и всмотрелся.
– Вы сказали «кулак». «Черный рукав».
– Я в этом уверена. Это то, что встает перед моими глазами, когда я пытаюсь снова все увидеть, по кадрам.
– Кто-то почти ее роста в черной рубашке. Я должен спросить полицию, что было на Оливере.
– Да. Но цвет мог быть темно-синий или темно-серый. Освещение было не слишком хорошим.
– Значит, темная рубашка, – заключил Аш.
– Я пытаюсь уговорить себя, что это был кто-то другой. Это вы мне внушили, – вздохнула она, когда он снова взглянул на нее. – Правда, я почти уговорила себя, что это не так. А теперь вы снова внушили мне эту мысль. Не знаю, что хуже.
– Все хуже.
Он снова опустил бинокль. В глазах горел гнев. Она чувствовала этот его гнев, исходящий от него волнами.
– Но я должен знать правду.
– Надеюсь, вы ее отыщете. С террасы здание видно под другим углом. Свежий воздух не помешает.
Она вышла, не ожидая ответа. Он слегка поколебался, но, захватив бинокль, последовал за ней.
