Ознакомительная версия.
Когда мы достигли Бликер-стрит, мой взгляд (и, должен признаться, желудок) налетел на нечто, заставившее меня спешно затормозить, каковое действие несколько удивило Сайруса.
— Что случилось, Стиви? — крикнул он мне, но в ответ я мог лишь ошарашенно пялиться на пятно линялого синего шелка да невообразимую копну светлых волос. Судя по тону, Сайрус разглядел то же, что и я. — А, Кэт… — Наверняка он нахмурился, произнося ее имя.
Я щелкнул поводьями и направил нас прямо к синему шелку и светлым волосам, принадлежавшим Кэт Девлин… ладно, назовем ее пока моей старой доброй знакомой; она работала в одном из детских домов терпимости на Уорт-стрит. Она была с каким-то разряженным джентльменом, по виду вполне способным быть ее дедушкой: самой-то Кэт было всего четырнадцать; короче, они как раз собрались перейти Бликер, когда я пустил кэб следом за ними.
— Стиви, у нас нет на это времени, — услышал я слова Сайруса — он произнес их мягко, но со значением.
— Ладно, всего-то одна минутка, — бросил я в ответ.
Кэт вздрогнула, когда прямо перед ней неожиданно выросла конская морда, посмотрела вверх, и голубые глаза на ее хорошеньком личике вспыхнули яростью:
— Эй! Какого хрена ты себе тут… — И тут она увидала меня. Взгляд ее сразу смягчился, однако озадаченность из него не ушла, хоть улыбке и удалось изогнуть тонкие губы. — Ты чего, Стиви? Ты что здесь делаешь вообще? Да еще с этим кэбом… ты мне чуть кавалера не напугал. — Улыбаясь, она повернулась к своему спутнику, в ответ сжавшему ее ручку покрепче, отчего сердце мое заколотилось жарче. А он еще похлопал по ее руке дорогушей перчаткой и отвратительно ухмыльнулся.
— Вообще-то я собирался спросить то же самое у тебя, — сказал я. — Уж больно далече к западу сегодня работаешь, нет?
— О, я дорожаю в этом мире, — ответила она. — На следующей неделе забираю у Фрэнки свое барахло и перехожу работать на Гудзон-стрит. К Пыльникам.
Тут она вдруг громко и болезненно шмыгнула носом, хихикнула, пытаясь скрыть неловкость, и быстро утерла носик. На ее потраченной молью перчатке осталась кровавая полоса — и все, сказанное ею, внезапно стало мне понятно.
— Пыльники, значит… — выдавил я, чувствуя, что жар в моей груди оборачивается страхом. — Кэт, ты же не можешь…
Она сообразила, что за этим последует, и поспешила через дорогу.
— Это просто дружок мой, — проворковала она своему кавалеру и через плечо крикнула мне: — Эй, Стиви, забегай к Фрэнки на этой неделе, пересечемся! — В равной степени это было и предложением отвалить, и приглашением завалить. — И хватит уже кэбы-то угонять!
Я хотел ответить как-нибудь так, чтобы она оставила свою добычу и поехала с нами, однако Сайрус сзади стиснул мое плечо.
— Так не годится, Стиви, — сказал он тем же мягким, но уверенным тоном. — Нет времени.
Я знал, что он прав, но ни тени покорности не промелькнуло в моем согласии — я только ощутил, как все тело точно свело в судороге, да такой жестокой, что у меня все поплыло перед глазами. Из горла моего внезапно вырвался короткий вопль, я выхватил из висевшего рядом чехла длинный бич, взмахнул им над головой и резким движением расправил в сторону человека, пересекавшего улицу под ручку с Кэт. Жало бича лизнуло самую верхушку его цилиндра, аккуратно его продырявив и отправив в полет на добрых шесть футов — прямиком в лужу из дождевой воды и конской мочи.
— Стиви! Проклятье! Ты не посме… — взвилась Кэт.
Но дальше слушать я был не намерен: щелкнул поводьями и отправил серую кобылу вприпрыжку по Кристофер-стрит, оставив за спиной все еще громкие, но теперь неразборчивые проклятья Кэт.
Полагаю, вы уже поняли, что Кэт для меня была не просто подружкой. Но девчонкой моей она не была ни в коем разе; да она, по сути, вообще ничьей девчонкой-то не была. Ответить же, какое место занимала она в моей жизни, я бы тогда не смог, не смогу и сейчас. Я бы сумел, наверное, брякнуть, что она была той первой, с кем у меня состоялись интимные отношения, — за тем исключением, что сопутствующий таковой заявке счастливый образ юной любви был далек от имевшего место быть в действительности. Правда в том, что для меня она была тайной, головоломкой — и в грядущем ей было уготовано стать еще головоломнее, когда жизнь ее нежданно совершила поворот, коему было предначертано связать ее с делом, только начинавшим нами распутываться.
К тому времени, как мы добрались до Гудзон-стрит, я все еще был взбешен; дернув левой рукой на себя поводья и тем самым понуждая кобылу свернуть к центру, я даже не попытался ее притормозить. Снова мы чуть было не встали на два колеса, но хотя извозчик на заднем сиденье и взвизгнул от ужаса, я не услышал ни звука протеста от Сайруса, привыкшего к моей манере ездить и знавшего, что ни одного экипажа я еще ни разу не опрокинул. Справа от нас пронеслись потемневшие красные кирпичи старой церкви Святого Луки, затем салуны и лавки нижней Гудзон-стрит, и через несколько секунд мы выехали на Кларксон — лишь затем, чтобы совершить еще один безумный разворот, на сей раз к западу. Впереди мгновенно вынырнула набережная и река — вода в ней была чернее ночи. Пирс в конце улицы оказался неожиданно оживленным для столь позднего часа.
Выбравшись из засилья складов и матросских ночлежек, заполнявших последние несколько кварталов Кларксон-стрит, мы смогли разобрать очертания большого парохода, пришвартованного к длинной темно-зеленой массе пирса «Кьюнард»: то была «Кампанья», которой еще и пяти лет не стукнуло, — она пребывала в горделивом покое, сияя цепочками маленьких огней на шлюпочной палубе, что освещали две ее темно-красные, с черным верхом трубы, статный белый мостик, спасательные шлюпки, изящные обводы корпуса — словом, все, что недвусмысленно намекало на впечатляющие достижения, ожидавшие компанию-первопроходца трансатлантических просторов в недалеком будущем.
На берегу рядом с пирсом сгрудилась толпа народу, и, когда мы подъехали ближе, я разглядел, что среди них полно как фараонов в мундирах, так и детективов в гражданском. Еще я увидел несколько матросов и портовых рабочих — и, как ни странно, кучку пацанов, одетых в одни лишь мокрые штаны, обрезанные по колено. Подпрыгивая на месте, приседая и дрожа — отчасти из-за явно недавнего купания в холодной реке, отчасти от возбуждения, — они кутались в большие куски парусины. Картину освещали несколько факелов и электрический фонарь кого-то из портовых рабочих. Ни следа наших детектив-сержантов, что, впрочем, конечно, пока ничего не означало — те в поисках улик запросто могли нырнуть на дно Гудзона в водолазных шлемах, каковую меру средний нью-йоркский детектив счел бы наверняка бесполезной.
Когда мы подъехали к набережной, Сайрус извлек из бумажника некоторую сумму денег и вложил в трясущуюся руку извозчика, сопроводив сие лишь словами:
— Жди здесь. — Учитывая состояние бедняги, тот вряд ли осмелился бы ослушаться. И все же на случай, если ему придет в голову слинять, я прихватил с собой на голове его «лицезивный» цилиндр, когда мы начали протискиваться через толпу.
Общаться с фараонами я предоставил Сайрусу, прикинув, что сколь бы нью-йоркская полиция ни в грош не ставила черных, мне бы они уделили еще меньше внимания. Тем более что я уж давно приметил парочку офицеров, знакомых мне по временам, когда я еще отзывался на кличку «Стиви-Свисток» и, чего уж таить, был весьма известной персоной на Малберри-стрит. Когда Сайрус поинтересовался насчет Айзексонов, ему, что называется, «неохотно» указали в центр толпы:
— Ниггер к жидятам! — И мы стали протискиваться вперед.
Я уж несколько месяцев не видался с нашими детектив-сержантами, однако сложно было бы представить братьев в более характерной для них обстановке. На бетоне набережной они расстелили широкий кусок ярко-красной клеенки и склонились над ним. Статный и красивый Маркус — голова, увенчанная шапкой курчавых темных волос, нос величествен и благороден — уже успел выложить на него мерную ленту и несколько поблескивавших металлом измерительных инструментов, и сейчас снимал размеры с какого-то все еще неясного мне предмета, лежавшего у него под ногами. Его младший брат, Люциус — пониже и покрепче, с более жидкими волосами, местами являвшими взору неизменно вспотевшую кожу на черепе, — шнырял вокруг с чем-то вроде медицинских инструментов в руках — такие доктор Крайцлер держал у себя в смотровом кабинете. За их трудами наблюдал капитан, его я узнал — по фамилии Хоган, и в тот момент он покачивал головой, как это обычно делали все старые служаки, коим выпадало наблюдать за работой братьев Айзексонов.
— Боюсь, маловато здесь будет, чтоб хоть как-то разобраться, — похохатывал капитан. — Лучше б нам дно протралить да посмотреть, не отыщется ли там чего-нибудь более подходящего, скажем башки. — При этом фараоны вокруг подобострастно захихикали. — Ну, а этому, стало быть, прямая дорога в морг… хоть я даже не знаю, за каким дьяволом эта штука может пригодиться мясникам.
Ознакомительная версия.
