Ознакомительная версия.
— Сеньора Линарес, меня зовут Джон Скайлер Мур. Подозреваю, мисс Говард уже сообщила вам, что я репортер…
— …«Нью-Йорк Таймс», — закончила за него женщина из-под вуали, легко пожимая протянутую руку. — Признаюсь вам честно, сеньор, будь вы сотрудником любого другого из местных изданий, подобных тем, что принадлежат Пулитцеру и Херсту, едва ли я согласилась бы на эту встречу. Они напечатали столько гнусной лжи о деяниях моих соотечественников на Кубе по отношению к этим повстанцам…
Мистер Мур окинул ее внимательным взглядом.
— Боюсь, это так, сеньора. Но также боюсь, что как минимум часть напечатанного ими — правда.
Подбородок его собеседницы при этих словах слегка дернулся вверх, и даже через вуаль можно было почувствовать захлестнувшую женщину волну печали и стыда.
— Хотя, к счастью, — продолжал мистер Мур, — мы здесь для того, чтобы обсуждать не политику, а исчезновение вашей дочери. При условии, конечно, что эти две темы не имеют между собой ничего общего.
Мисс Говард наградила мистера Мура стремительным взглядом изумления и неодобрения, а голова сеньоры Линарес уже вернулась в исходную горделивую позицию:
— Я дала слово мисс Говард излагать только факты.
— Правда, Джон, ну как ты можешь… — покачала головой Сара.
— Приношу извинения, — отозвался тот. — Вам обеим. Но, согласитесь, совпадение и впрямь из ряда вон выходящее. Последние дни о войне между нашими державами болтают с легкостью, точно о погоде, — и тут из всех отпрысков дипломатических представителей, обитающих в Нью-Йорке, таинственным образом пропадает именно дочь высокопоставленного испанского чиновника.
— Джон, — раздраженно повторила мисс Говард. — Быть может, нам с тобой лучше…
Но Линарес остановила ее, подняв руку:
— Нет, мисс Говард. Скепсис сеньора Мура для нас вполне понятен. Однако скажите мне, сэр: если я была бы всего лишь пешкой в какой-то дипломатической игре, зашла бы я столь далеко?
С этими словами женщина откинула вуаль на шляпу и шагнула в поток света из окна.
Вообще-то в той части Нижнего Ист-Сайда, где я родился и провел первые восемь лет своей жизни, вам быстро примелькался бы вид женщин, отхвативших порядочную трепку от своего благоверного. Что же до меня, то, учитывая пристрастия моей матушки к собственным кавалерам, порой приходилось воочию наблюдать за отправлением подобных экзекуций. Но за все эти годы я и близко не видывал ничего похожего на то, что утворили с этой миловидной леди. Через поллица ее тянулся огромный синяк, начинавшийся где-то над левым глазом, из-за чего тот опух так, что просто не раскрывался, и доходивший до щеки, где от удара кожа просто разошлась, образовав глубокую рану. По обеим сторонам от ее носа полыхало натуральное лоскутное одеяло красных, черных, желтых и зеленых кровоподтеков, краем захватывая область под правым глазом, который чудом остался нетронутым: было ясно, что нос ее сломан. Кожа на подбородке была ободрана чуть ли не целиком, правый угол рта оттягивался книзу другой раной, отчего губы женщины теперь постоянно и недовольно кривились. По тому, как неловко она передвигалась, было понятно: то же самое причинили всему ее телу.
Когда мистер Мур, Сайрус и я разом непроизвольно выдохнули, сеньора попыталась улыбнуться, и в ее неповрежденном очаровательно-карем глазу мелькнула искорка.
— Если бы вы меня спросили, — пробормотала она, — я была бы вынуждена сообщить вам, что упала с мраморной лестницы консульства, лишившись чувств от горя при известии о смерти нашей дочери. Видите ли, так уже решено моим супругом совместно с консулом Бальдасано, и когда избегать разъяснений посторонним невозможно, я буду обязана сообщать, что наша девочка умерла после болезни. Вот только она не умерла, сеньор Мур. — Женщина качнулась на шаг-другой вперед, опираясь на зонтик. — Я видела ее! Я… видела…
Казалось, она близка к обмороку, и мисс Говард быстро подошла к ней и препроводила к одному из шикарных мягких кресел маркиза Каркано. Я обернулся к мистеру Муру и увидел, как по лицу его пробежала целая гамма разнообразных эмоций: гнев, ужас, сочувствие, однако над всеми возобладало испуганное оцепенение.
— Стиви… — слабо вымолвил он, невнятно взмахнув мне рукой.
Я уже держал наготове пачку сигарет и подкуривал нам по одной. Вручил ему сигарету, проследил за тем, как он несколько раз прошелся взад-вперед по комнате, и благоразумно убрался с дороги, когда мистер Мур вдруг бросился к телефонному аппарату, что размещался на столе у меня за спиной.
— Это нам не по зубам, — бормотал он, поднимая телефонную трубку. И затем — уже отчетливо: — Оператор? Управление полиции на Малберри-стрит. Главная контора, Сыскное бюро.
— Что? — взволнованно переспросила мисс Говард, видя, что на лице сеньоры Линарес отразился ужас. — Джон, ни в коем случае, я же тебе говорила…
Тот предостерегающе поднял руку:
— Не беспокойся. Я просто хочу выяснить, где они. Сара, ты же знаешь ребят — если мы их попросим, они сохранят все в тайне.
— Кто? — прошептала сеньора Линарес. Но внимание мистера Мура уже поглотил телефонный аппарат.
— Алло? Главная контора? Послушайте, у меня срочное сообщение личного характера для детектив-сержантов Айзексонов — вы не могли бы сообщить мне, где они?.. Ага. Прекрасно, спасибо. — Он повесил трубку и обернулся к нам. — Стиви, там вроде на пирсе «Кьюнарда»[6] обнаружено тело. Этим занимаются Люциус и Маркус. Как думаешь, сколько времени у тебя уйдет, чтобы смотаться туда и вернуться с ними?
— Ну, если Сайрус поможет мне с экипажем, — ответил я, — то полчаса. В крайнем разе — минут сорок пять.
Мистер Мур повернулся к Сайрусу:
— Вперед.
Вдвоем мы устремились к лифту. Но перед самой дверью я замешкался и повернулся к мистеру Муру:
— Вы же не думаете, что нам следует…
Тот поспешно затряс головой:
— Мы пока точно не знаем, с чем здесь столкнулись. И я не хочу просить его сюда возвращаться, пока все не прояснится.
Сайрус положил руку мне на плечо:
— Стиви, он прав. Пойдем.
Я шагнул в лифт, Сайрус задвинул решетку, и мы тронулись по шахте вниз.
Так как ровно через дорогу от нас располагался отель «Сент-Денис», у № 808 можно было легко поймать кэб практически в любое время суток: как раз сейчас у входа в отель стояла парочка, и мы с Сайрусом сразу направились к ним. Первый экипаж оказался четырехколесным, управлял им чудаковатый старикан в жухло-красной ливрее и жеваном цилиндре. Он дремал на козлах, и от него уже за добрых шесть футов разило спиртным. Хотя коняга у него была неплоха — серая кобылка, и выглядела вполне свежей.
Я повернулся к Сайрусу:
— На заднее сиденье его. — Скомандовав, я запрыгнул на козлы и принялся спихивать с них дрыхнущего хозяина. — Эй… Эй, папаня! А ну бегом очухался, клиент у тебя!
Пока я сталкивал его на железную подножку слева, дедуля исторгал из себя пьяно-сконфуженно:
— Чё это… Чё это ты се думаешь… да чё ж ты творишь-то?
— Чё-чё… — буркнул я, устраиваясь поудобнее и хватая поводья. — Правлю отсюдова.
— Тебе не можно править! — возопил извозчик, когда Сайрус силком запихнул его в пассажирское отделение и бухнулся рядом, захлопнув миниатюрную дверцу.
— Мы тебе по двойному тарифу заплатим, — отозвался он, не выпуская старика из крепких объятий. — И не ной, пацан отличный кучер.
— Вы ж меня фараонам подставите! — заревел старый дурень, стаскивая с головы свой цилиндр и демонстрируя нам присобаченную к нему лицензию. — Не можно мне с законом шутковать — я ж лицезивный извозчик, вот, понятно?
— Да ну? — откликнулся я, обернувшись, выхватив у него цилиндр и водрузив на себя. — Ну так теперь я тут самый лицензированный, так что сядь и помалкивай!
Дед выполнил первое требование, но даже не подумал подчиниться второму и пронзительно скулил, точно хряк недорезанный; я же тем временем огрел вожжами кобылкин круп, и мы рванули по мостовой Бродвея со скоростью, коя более чем оправдывала ту прыть, с которой я обошелся с животным.
Огибая угол 9-й улицы, мы набрали такой дикий темп — признаюсь, дикий даже для меня, — что кэб чуть было не встал на два колеса. В те дни, до того еще, как компания запустила действительно большие лайнеры («Мавританию» и бедную старушку «Лузитанию»[7]) пирс линии «Кьюнард» все еще находился у самого окончания Кларксон-стрит, кварталом выше Вест-Хаустон; однако я собирался по возможности держаться подальше от толчеи на этой транспортной артерии. Даже поздней воскресной ночью ее заполняла плотная масса шлюх, воришек и их нетрезвых жертв; теперь же, после отбытия уполномоченного Рузвельта в Вашингтон, она стала только гуще. Тамошний бардак здорово бы замедлил наше движение. Вместо этого мы пролетели через тихие жилые кварталы 9-й улицы, пересекли Шестую авеню и устремились на запад по Кристофер, замечая по ходу все более отчетливые признаки того, о чем мисс Говард упоминала, пока мы шли к № 808: преступники вершили свои дела вне своих берлог, притонов и борделей, и такого тут было до чертиков, причем творилось все это без малейшей опаски, которую в свое время, хоть и ненадолго, удалось вколотить в эту братию мистеру Рузвельту. Дополняло картину периодическое явление фараонов, занимавшихся здесь тем, что уполномоченный так усердно старался предотвратить, мотаясь по улицам и осуществляя регулярные ночные проверки: они взимали поборы, надирались пьяными у танцзалов и салунов, заигрывали со шлюхами и спали там, где настигал их сон. О да, старый город действительно осознал, что Рузвельта уж нет, а реформатор мэр Стронг вскорости допрыгается: преступный мир почувствовал, что вскоре сможет вновь вздохнуть свободно.
Ознакомительная версия.
