– Надо, – решительно ответил Муса. – Рассказывай.
– Послушай, – сказал Ларри, – что мы зря собачимся? Ты же у меня про "Даймлер" не спрашиваешь. Про "Вольво" не спрашиваешь. Про недвижимость, про нефть, про банк тоже не спрашиваешь. Раз тебя Завод так интересует – значит, ты про него уже знаешь. Так? Газеты видел?
– Видел, видел. Ну так что?
– Хорошо, – согласился Ларри, и глаза его загорелись зеленым светом. – Они там ошалели совсем. Мы им деньги должны. Не так чтобы очень... Приблизительно шестьдесят лимонов. Плюс-минус два. Сперва они отгрузку остановили. Я подписал векселя. Потом скидку сняли. Ну, с этим я управился. Потом прислали сюда комиссию – остатки машин арестовывать. Я их выгнал. Потом еще воспитывать приезжали, папа Гриша приезжал. Требуют деньги. Просто офонарели. Газеты подключили. Вот так.
– А чем отдавать – есть?
– А чем отдавать – нет.
– Совсем?
– Не совсем. Можно продать несколько станций. Можно взять кредит под нефть. Много чего можно. Только на это время нужно. Минимум три месяца. А они давят. Векселя истекают через двадцать дней.
– А за двадцать дней станции продать нельзя?
– Почему нельзя? Все можно. За день можно продать. Вопрос – сколько за них дадут. Теперь же все газет начитались. Станция стоит шесть миллионов – за нее пятьдесят тысяч предлагают. Идиотом надо быть, чтобы на таких условиях продавать.
– И что ты думаешь? Ларри пожал плечами.
– Надо договариваться. Я другого выхода не вижу. Мы этот бизнес годами создавали. Не для того же, чтобы на ветер пустить.
– Я понял, – сказал Муса. – У Платона есть идеи?
– Какие! – Ларри махнул рукой. – Он там. Мы здесь. Был бы Платон здесь – что-нибудь придумал бы. Пока идея только одна. Просить отсрочку месяца на три. Переписать векселя. Объяснить.
– А если они не согласятся? – Муса напряженно задумался. – Знаешь что? Я сейчас еду обратно в больницу. Если мне понадобится найти тебя завтра, ты где будешь – в Москве?
– В Москве. Звони по мобильному.
– Может, у меня какая-нибудь мысль и появится...
– Обязательно появится, – сказал Ларри. – Звони. Оба поднялись. Муса подошел к Ларри и обнял его.
– Досталось тебе. Ну ладно. Я попробую что-нибудь придумать. Выйдя из кабинета, Ларри постоял немного в приемной, подумал, достал из кармана расческу, коснулся соломенных, тронутых ранней сединой волос, спрятал расческу и провел правой рукой по плечам. Словно отряхнулся.
Назавтра Муса позвонил около полудня и сказал:
– Я знаю, что надо делать. Только это не телефонный разговор. Хочешь, я подъеду сейчас? Или сам приезжай. Ну как?
– Давай я приеду, – легко согласился Ларри. – Я ведь у тебя так ни разу и не был. Пропуск на машину сможешь заказать?
Через час Ларри уже входил в главный корпус больницы. Муса лежал на четвертом этаже, в правительственном люксе, где когда-то генсек Черненко успел перед смертью проголосовать за нерушимый блок коммунистов и беспартийных. Теперь, вследствие нагрянувшей коммерциализации, в люкс укладывали тех, кто мог позволить себе заплатить триста пятьдесят зеленых за проведенный в клинике день. Несмотря на близость финансового коллапса, "Инфокар" такими деньгами располагал.
У входной двери на диванчике сидел личный охранник Мусы. Увидев Ларри, он вскочил и вытянулся в струнку. Ларри небрежно кивнул стражу и открыл дверь в палату. Охранник странно хрюкнул, будто попытался что-то сказать, но передумал.
В палате никого не было. На столике красовалась откупоренная бутылка шампанского, рядом стояли два недопитых бокала и лежало надкушенное яблоко. Сквозь закрытую дверь второй – дальней – комнаты доносился писк мобильного телефона, заглушаемый звуками совершенно определенного происхождения.
Ларри ухмыльнулся, распахнул дверцы серванта, достал еще один фужер и хрустальный поднос. Налил себе шампанского, поставил все три фужера на поднос, положил рядом яблоко и ударом ноги распахнул дверь в дальнюю комнату.
Надрывающийся мобильный телефон, прикрытый сброшенным на пол белоснежным медицинским халатом, валялся недалеко от кровати. Хозяйка халата, единственной одеждой которой был свисающий с плеча бюстгальтер, ритмично двигалась, обхватив бедрами лежащего на спине Мусу. В ее правой руке находилась груша, которую она сжимала в такт движениям. Резиновая трубка соединяла грушу с черной повязкой на левой руке Мусы. По-видимому, шел процесс измерения давления.
Ларри поставил поднос на пол, поднял телефон и, подойдя к окну, нажал кнопку приема.
– Муса Самсонович, – сказала трубка, – к вам Ларри...
– Ладно, -– буркнул Ларри, – сейчас передам.
Он прошел к креслу, стоявшему у изголовья кровати, и безмятежно уселся. Через полминуты медсестра, случайно открыв глаза, заметила его и застыла с разинутым ртом.
– Как давление? – озабоченно спросил Ларри. – Не зашкаливает?
Муса повернул голову, увидел Ларри и широко улыбнулся.
– Как ты быстро! Я тебя раньше, чем через полчаса, и не ждал. Леля, – обратился он к сестре, – ты иди пока, нам поговорить надо
Леля свирепо фыркнула и, натянув на себя простыню, соскочила с Мусы на пол.
– Это ты зря, – определил Ларри, окинув взором обнажившуюся фигуру Мусы. – Такие процедуры нельзя преждевременно заканчивать Могут исказиться медицинские показания.
– Ладно, – сказал Муса, садясь на кровати. – Меня эти процедуры уже доконали. Я тебе вчера говорил. Лелечка! Не обижайся. Это старый друг. Познакомься.
Лелечка прошуршала за спиной Ларри халатом и возникла в поле зрения уже одетая.
– Леля, – представилась она, протягивая ладошку.
Ларри встал и поклонился, уважительно пожимая руку дамы.
– Ларри. Окажите нам уважение, побудьте еще минуту в нашем обществе. Я ваше шампанское принес. Выпейте с нами. Один бокал.
Он так незаметно, но убедительно подчеркнул слово "один", что Леля немедленно определила количество отпущенных ей секунд. Она опустилась в указанное ей кресло, сдвинула точеные колени, взяла протянутый Ларри бокал и скромно потупилась.
– За встречу, – сказал, улыбаясь, Ларри и подал бокал Мусе. – И чтобы у тебя с давлением всегда было как сегодня. Согласны, Леля?
Леля покраснела и кивнула. Потом залпом осушила бокал.
– Я пойду, ладно? – сказала она, вставая. – Меня еще больные ждут. А вам поговорить надо.
Ларри проводил ее одобрительным взглядом.
– Хорошая девочка. Понятливая. И из себя ничего. Студентка?
– Нет. – Муса вылез из кровати и натянул трусы. – Это штатный персонал. Замужем. Двое детей.
– Ты смотри! А по фигуре и не скажешь? Сколько ей лет?
– Двадцать два, если не врет.
– Так, говоришь, у тебя идея появилась? – Ларри посчитал, что пора сменить тему.
– Появилась, – оживился Муса, – слушай...
– Молодец! – перебил его Ларри. – Интересно, сколько у тебя здесь комнат?
– Три. Эта, еще одна и вон та. А что?
Ларри вышел в первую комнату, вернулся с коробкой и стал медленно ее распаковывать. В коробке были бутылки с виски, коньяком и "бабоукладчиком" – ликером "Амаретто". На свет появились бастурма, маринованный чеснок, остро пахнущее чесноком розовое сало, гранаты, мандарины, зеленые стручки грузинского перца...
– Я сегодня с делами завязал, – сообщил Ларри. – Решил отдохнуть. Я почему про комнаты спрашиваю? Позови свою Лелю обратно. Или другую какую-нибудь. И пусть подружку приведет. Посидим, отдохнем...
Муса изумленно уставился на Ларри.
– Ты серьезно? Ну давай Только сначала о делах поговорим, а?
– Зачем? – в глазах у Ларри будто бы просквозило непонятное выражение брезгливости, появилось и тут же исчезло, – Я же сказал – мне сегодня надоело работать. О делах всегда успеем поговорить. Сегодня поговорим. Только потом. Или завтра. Давай отдохнем немножко. Позови своего раба, пусть сходит за девочками.
– Черт с тобой! – расхохотался Муса. – Раз уж ты меня на самом интересном месте остановил... Дай-ка телефон.
Когда за окнами стемнело, а осушившие бутылку "Амаретто" и на совесть поработавшие медицинские нимфы удалились сдавать дежурство, Ларри вышел из комнаты, которую Муса назвал "вон та", бросил взгляд на недвижное тело друга и стал бесшумно пробираться к выходу. Он был уже у двери, когда раздался голос Мусы:
– Ты куда? Мы же договаривались побеседовать по делу, разве нет?
– Да куда уж сегодня, – проворчал Ларри, продолжая двигаться к двери. – Я напился – просто ужас как. Ничего не соображаю. И девочка эта попалась – не девочка, а кошмар. Всего измотала. Нимфоманка. Каждая косточка болит. Давай в другой раз...
Но Муса становился все настойчивее.
– Нет, давай сейчас. Детали можно в другой раз обсудить, а идею я сейчас хочу озвучить. Ты куда? Вернись, я тебе говорю!
Ларри постоял в темноте, сжимая и разжимая веснушчатые кулаки, потом повернулся, медленно и тяжело ступая, прошел по комнате, сел в кресло рядом с кроватью и зажег торшер.
