Сам Рэй об этом еще не задумывался. Может быть, потому, что отвлекала мысль о двух миллионах долларов наличными. Мозг фиксировал слова Палмера бессознательно — куда сильнее его волновал вопрос о сложенных в кладовке коробках. Спокойнее, спокойнее, твердил себе Рэй.
— Благодарю вас, — произнес он с облегчением, сознавая, что организацию похорон собеседник полностью берет на себя.
В этот момент ассистент мистера Мэйгарджела вкатил в кабинет носилки на колесиках.
— И еще судья настаивал на бдении у гроба, — вспомнил священник.
Бдение считалось у старшего поколения неотъемлемой частью обряда.
Рэй кивнул.
— Здесь, в доме, — добавил Палмер.
— Нет, только не здесь.
Рэй ощутил настоятельную потребность еще раз осмотреть особняк. Из головы не шли темно-зеленые коробки. Сколько в них? Надо бы пересчитать… Какое время это займет? А вдруг деньги фальшивые? Откуда они? Что с ними делать? Куда деть? Стоит ли посвящать в секрет посторонних? Необходимо время. Нужно подумать. Разложить все по полочкам, выработать план.
— Ваш отец оставил совершенно недвусмысленные указания.
— Простите, ваше преподобие. Бдение состоится, но не здесь.
— Могу я узнать почему?
— Из-за матери.
Улыбнувшись, Палмер склонил голову.
— Я помню вашу матушку.
— Она лежала на столе в гостиной, через которую за два дня прошел, наверное, весь город. Мы с братом спрятались наверху и проклинали отца за этот отвратительный спектакль. — В голосе Рэя звучала неумолимая твердость. — Здесь никакого бдения не будет.
Суровая отповедь была абсолютно искренней. Кроме того, Рэю не давал покоя вопрос о безопасности. Перед бдением из церкви в особняк явятся служки, чтобы навести идеальный порядок, за ними придут официанты — накрыть стол для поминальной трапезы, потом посыльный из магазина примется раскладывать цветы. И все это начнется с самого утра!
— Понимаю, — согласился Сайлес Палмер.
Ассистент покатил к двери носилки, которые сзади осторожно подталкивал мистер Мэйгарджел. Покойного с головы до ног укрывала белоснежная, заботливо подоткнутая по углам простыня. В сопровождении коронера Ройбен В. Этли покидал «Кленовую долину» навсегда.
Примерно через полчаса откуда-то явился Форрест. Правая рука его сжимала высокий, толстого стекла бокал с коричневатой жидкостью, которая никак не могла быть всего лишь ледяным чаем.
— Уехали? — спросил он, глядя на подъездную дорожку.
— Да. — Рэй сидел на ступеньках крыльца и дымил сигарой. Когда Форрест опустился рядом, старший брат явственно ощутил аромат виски. — Где ты нашел спиртное?
— У отца был тайничок в ванной. Хочешь глоток?
— Нет. И давно ты знаешь об этом тайнике?
— Уже тридцать лет.
Рэй с трудом подавил в себе желание прочесть младшему еще одну лекцию. За прошедшие годы было сказано немало слов, но без всякого результата: прожив сто сорок один день в трезвости, Форрест на сей раз решил, что с него достаточно.
— Как Элли? — выдохнув клуб дыма, поинтересовался Рэй.
— Ничего нового. Продолжает свои сумасбродства.
— Я увижу ее на похоронах?
— Нет. Набрала почти триста фунтов, при том, что сама себе поставила лимит в сто пятьдесят. Меньше ста пятидесяти — и она готова выйти из дома. Больше — запирается в четырех стенах.
— Когда же в последний раз ее вес был в норме?
— Года три или четыре назад. Нашла какого-то доктора, пригоршнями глотала его таблетки и похудела до ста фунтов. А потом, когда этот шарлатан оказался за решеткой, хапнула еще двести. Но триста фунтов — предел. Она встает на весы каждый день и очень переживает, если стрелка уходит за цифру «3».
— Я сказал преподобному Палмеру, что мы устроим бдение, но не здесь, не дома.
— Душеприказчику виднее.
— Но ты согласен?
— Конечно.
Добрый глоток виски. Долгая затяжка.
— А что эта сучка, которая тебя бросила? Как ее звали?
— Вики.
— Да-да, Вики. Она еще на вашей помолвке вызвала у меня отвращение.
— У меня, к сожалению, оно появилось гораздо позже.
— Крутится где-то неподалеку?
— Да. Видел ее на прошлой неделе в аэропорту. Спускалась по трапу личного самолета.
— По-моему, она подцепила какого-то старого пердуна, нью-йоркского толстосума?
— Ага. Давай сменим тему.
— О женщинах ты заговорил первым.
— Я был не прав.
Форрест отхлебнул из бокала.
— Хорошо. Тогда о чем? О денежках? Где они?
Рэй вздрогнул, однако Форрест, не сводивший рассеянного взгляда с зеленого газона, ничего не заметил. Какие денежки, братец?
— Он их раздал.
— Но почему?
— Это были его деньги, не наши.
— Мог бы и нам что-то оставить.
Несколькими годами ранее судья признался Рэю, что на протяжении пятнадцати лет потратил более девяноста тысяч долларов — пожертвования, помощь начинающим юристам, лечение Форреста. Он мог бы передать их непутевому младшему сыну — чтобы тот пропил или пронюхал всю сумму, а мог заняться благотворительностью, что и предпочел сделать. Старший твердо стоял на ногах и был способен позаботиться о себе сам.
— Он оставил нам дом.
— И что?
— При желании особняк можно продать. Правда, половина уйдет на налоги, а вступить в право наследования мы сумеем лишь через год.
— Подведи-ка черту. Что в итоге?
— Год спустя, если повезет, мы поделим пятьдесят тысяч долларов.
Безусловно, имелись и другие активы. В кладовке лежало целое состояние, но Рэю требовалось время, чтобы оценить его. Не грязные ли это деньги? Должны ли они быть включены в опись имущества? Если так, неизбежны весьма серьезные проблемы. Во-первых, нужно будет как-то объяснить их происхождение. Во-вторых, пятьдесят процентов опять-таки съедят налоги. В-третьих, набив карманы кредитками, Форрест пустится во все тяжкие и просто убьет себя внезапно свалившимся богатством.
— Значит, через год я получу двадцать пять тысяч? — уточнил Форрест.
Рэй не сумел понять, звучит ли в голосе брата разочарование или вожделенный восторг.
— Что-то около того.
— Скажи, тебе самому нужен этот дом?
— Нет. А тебе?
— На кой черт? Возвращаться сюда я не собираюсь.
— Ты уверен?
— Судья выставил меня за порог, заявил, что я позорю его род. Сказал, чтоб ноги моей здесь больше не было.
— А потом попросил у тебя прощения.
Форрест быстро сделал глоток виски.
— Да хоть бы и так. Тут сама обстановка на меня давит. Душеприказчик ты, ты и разбирайся. Придет время, вышли мне чек, и дело кончено.
— Но мы оба должны по крайней мере ознакомиться со всеми документами.
— Я к ним не прикоснусь. — Форрест встал. — Хочу пива. За пять месяцев успел забыть его вкус. — Направляясь к машине, он оглянулся. — Составишь компанию?
— Нет.
— Точно?
Спокойнее, конечно, поехать с ним, подумал Рэй, однако пересилила потребность взять под охрану семейное достояние. Судья никогда не запирал дом. Где искать ключи?
— Езжай один. Я побуду здесь.
— Как знаешь.
Приход очередного посетителя не вызвал у Рэя никакого удивления. Он пытался отыскать на кухне ключи, когда за распахнутой входной дверью послышался громкий голос, который мог принадлежать лишь одному человеку — Гарри Рексу Боннеру.
Они не виделись лет пять. Обнялись. В медвежьей хватке старого приятеля плечи Рэя хрустнули.
— Очень жаль, — проговорил Гарри Рекс. — Очень, очень жаль.
Высоченный, пышнобородый, с широкой грудью и объемистым животом, он всегда искренне восхищался судьей Этли и был готов на все ради его сыновей. К нему, блестящему юристу, запертому волей судеб в крошечном городке, судья неизбежно обращался за помощью в решении связанных с младшим сыном проблем.
— Когда ты приехал? — спросил Гарри Рекс.
— Около пяти. Отец лежал на кушетке в кабинете.
— Я две недели проторчал на идиотском разбирательстве, некогда было перемолвиться с Ройбеном даже словом. Где Форрест?
— Поехал купить пива.
Опускаясь в кресла-качалки, оба ощутили бездушную жестокость этой фразы.
— Рад тебя видеть, Рэй.
— Как и я тебя, Гарри Рекс.
— Трудно поверить, что судьи уже нет.
— Да. Мне казалось, он бессмертен.
Рукавом рубашки Гарри Рекс вытер глаза.
— Жаль, жаль, — пробормотал он. — В голове не укладывается. Видел его ровно две недели назад. Старик подстригал газон. Двигался он медленно, мешали боли, но не жаловался.
— Врачи дали отцу год. Было это как раз двенадцать месяцев назад, но я думал, он продержится дольше.
— Как и я. Силы духа ему хватало.
— Чаю выпьешь?
— С удовольствием.
Рэй прошел в кухню, чтобы приготовить два стакана быстрорастворимого чая со льдом. Вернувшись на крыльцо, протянул один Гарри Рексу.
