Скамья погрузилась в тишину.
При звуке закрываемых окон Сэма охватила дрожь, голова его поникла. Адам осторожно положил руку на плечо деда.
— Я всегда любил наши окна, — срывающимся голосом негромко проговорил Кэйхолл. В проходе, на расстоянии десяти-двенадцати футов от койки, стоял человек в униформе, и Сэму не хотелось, чтобы слова его слышал посторонний. Неужели, подумал Адам, здесь можно что-то любить? — Во время сильных дождей сюда летят капли воды, иногда прямо в лицо. Дождь я тоже любил. И луну. В безоблачную ночь из угла моей камеры, если подняться на цыпочки, можно было рассмотреть ее. Меня постоянно бесила мысль: почему здесь так мало окон? Черт возьми, — извините, святой отец, — раз уж людей годами держат в четырех стенах, то почему бы им не позволить хотя бы любоваться свободой? Не понимаю. Не понимаю. А, ладно…
Откуда-то из темноты до них донесся слабый тенор Проповедника:
Шаг навстречу Тебе, Господи,
Я сегодня сделал.
Всего лишь шаг,
Но как легко на душе…
— Заткнись! — приказал страж. Пение прекратилось.
— Оставь его в покое, животное! — выкрикнул Сэм. — Пой, Рэнди, пой.
Псалом зазвучал вновь.
В дальнем конце коридора хлопнула дверь, и Кэйхолл содрогнулся. Внук успокаивающе стиснул его худое предплечье.
— Похоже, Ли так и не придет, — с грустью произнес старик.
Мгновение поколебавшись, Адам решил сказать правду:
— Я не знаю, где она находится. Последний раз я видел тетю десять дней назад.
— Вроде бы она лежала в клинике?
— Скорее всего она и лежит, только не знаю в какой. Отыскать ее мне не удалось.
— Передай, что в эти дни я много думал о ней.
— Передам.
— И об Эдди.
— У нас почти не осталось времени, Сэм. Давай поговорим о чем-нибудь приятном, о'кей?
— А ты простил меня за Эдди?
— Я простил тебя за все, Сэм. Как и Кармен.
Наклонившись к Кэйхоллу, капеллан прошептал:
— Наверное, стоит вспомнить и о других?
— О других потом.
В проходе раздались шаги. Через минуту у решетки остановился Лукас Манн.
— Тебя к телефону, Адам, — заметно нервничая, сказал он. — В «гостиной».
Сидевшие на койке подняли головы. Адам встал, сделал шаг к двери. Когда та отъехала в сторону, он переступил через порог. По желудку разлилась пустота.
— Покажи этим стервятникам! — прогудел из своей камеры Джей-Би Гуллит.
— Кто звонит? — спросил Адам у шагавшего за его спиной Лукаса.
— Гарнер Гудмэн.
Почти бегом оба пронеслись по коридору до двери в «гостиную». Телефонная трубка лежала на столе. Адам поднес ее к уху.
— Гарнер? Слушаю.
— Я в Капитолии, Адам, рядом с кабинетом губернатора. Верховный суд отклонил наш протест. Всё.
Холл прикрыл глаза.
— Что ж, значит, конец.
— Не спеши. Вот-вот выступит с заявлением Макаллистер. Через пять минут я перезвоню.
Адам положил трубку, повернулся к Манну.
— Верховный суд оставил приговор в силе. Губернатор намерен сделать заявление. Гарнер перезвонит.
Лукас опустился на стул.
— Мне искренне жаль, Адам. Как Сэм?
— Держится намного лучше, чем я.
— Странно, да? У меня это пятая экзекуция, но все равно поражает, с каким спокойствием они переступают порог. Съедают последний ужин, прощаются с родственниками — без воплей, без истерик. Я бы на их месте так не смог. Меня в ту волшебную шкатулку и двадцать человек бы не затолкали.
Адам слабо улыбнулся. Взгляд его скользнул по раскрытой коробке из-под обуви, что стояла на столе. Изнутри коробка была выложена алюминиевой фольгой, в которой виднелись остатки печенья.
— Что это? — машинально спросил он, не испытывая особого интереса.
— Гостинец к казни.
— Гостинец? К казни?
— Милях в трех ниже по дороге живет старушка. К каждой экзекуции она приносит сюда коробку домашнего печенья.
— Зачем?
— Не знаю. Понятия не имею, для чего она это делает.
— Кто его ест?
— Охрана.
Адам покачал головой.
* * *
Из комнаты для отдыха Макаллистер ступил в кабинет. Одет губернатор был в новый темно-серый костюм и белоснежную рубашку, на груди — строгий полосатый галстук. Сидевшая у окна Мона Старк заканчивала утомительные подсчеты.
— Четверть часа назад звонки прекратились, — с облегчением сообщила она.
— Слышать о них не хочу, — бросил губернатор и на секунду задержался перед зеркалом. — Пошли.
В приемной к ним присоединились двое телохранителей. Группа из четырех человек проследовала в ярко освещенный зал, где с ноги на ногу нетерпеливо переминались десятка три журналистов. Подойдя к стойке с микрофонами, Макаллистер дождался, пока в зале не наступит полная тишина.
— Верховный суд Соединенных Штатов, — патетически провозгласил он, — только что отклонил последний протест адвокатов мистера Сэма Кэйхолла. Таким образом, после трех судебных процессов, после девяти с половиной лет, в течение которых дело рассматривали в общей сложности сорок семь судей всех мыслимых инстанций, справедливость наконец восторжествовала. Преступление свое Сэм Кэйхолл совершил двадцать три года назад. Кое-кто, должно быть, скажет, что со справедливостью не очень-то спешили. Пусть так. Но час ее пробил. Ко мне обращалось множество людей с просьбой помиловать мистера Кэйхолла, однако сделать это я не в состоянии. Я не могу не считаться с волей вынесшего вердикт жюри и с мнением судей, как не могу обмануть надежды моих друзей — семейства Крамер. — Чувствовалось, что Макаллистер долго репетировал и тщательно шлифовал эту речь. — Глубоко убежден: с казнью Сэма Кэйхолла будет перевернута одна из наиболее позорных страниц истории нашего штата. Призываю жителей Миссисипи без оглядки на прошлое крепить идеалы истинной демократии. Да простит Господь его заблудшую душу.
С этими словами губернатор резко повернулся и зашагал к боковой двери, предусмотрительно распахнутой телохранителями. У северного подъезда Капитолия его ждал автомобиль, а на расстоянии полумили от здания уже запустил турбину пилот вертолета.
Выйдя на свежий воздух, Гарнер Гудмэн остановился возле старой бронзовой пушки, жерло которой было по неизвестным причинам направлено на небоскребы делового квартала. Внизу, у начала лестницы, прохаживались десятка два протестантов. В руках они держали горящие свечи. Гарнер позвонил Адаму и зашагал прочь. Когда он пересек площадь, за спиной послышались звуки печального гимна. Пройдя пару перекрестков, Гудмэн перестал слышать музыку. Добравшись до третьего, Гудмэн свернул направо, к офису Гетса Кэрри.
Путь обратно, до «комнаты сосредоточения», оказался куда более длинным. Адам проделал его в одиночестве: Лукас Манн уже успел раствориться в лабиринтах Скамьи.
Стоя перед тяжелой дверью отсека «А», Адам внезапно осознал две вещи. Во-первых, откуда-то в здании блока появилось множество людей: по коридорам расхаживала охрана, у входа толпились мужчины в форме, с суровыми лицами и пистолетами на поясных ремнях. Всех их привела сюда близкая развязка драмы. Казалось, ни один из мало-мальски облеченных властью сотрудников администрации Парчмана не мог позволить себе не прийти на Скамью, где вот-вот должна свершиться казнь пресловутого Сэма Кэйхолла.
Во-вторых, обнаружил Адам, рубашка его промокла от пота так, что воротничок противно лип к шее. Когда раздалось гудение скрытого электромотора и дверь медленно поползла в сторону, он нервно ослабил узел галстука. Расстегнув верхнюю пуговицу, перешагнул через порог, провел тыльной стороной ладони по лбу. К его удивлению, лоб был сухим. Легкие наполнил влажный воздух.
При закрытых окнах в коридоре вполне можно было задохнуться. Глаза раздражало призрачное сияние ламп дневного света. Справа потянулись темные провалы камер. Никто из сидельцев не спал, каждого мучила мысль: кто следующий?
— Хорошие новости, Адам? — прозвучал из мрака умоляющий голос Гуллита.
Адам не ответил. Сколько, интересно, адвокатов прошли до него здесь, чтобы отнять у сидевшего в «комнате передержки» клиента последнюю надежду? По-видимому, немало. Этот же длинный путь преодолел когда-то и Гудмэн — неся трагическое известие Мэйнарду Тоулу.
Не обращая внимания на провожавшую его цепкими взглядами охрану, Адам замер у двери, что вела в проход. Через мгновение дверь раскрылась, и он сделал два шага вперед.
Сэм и Ральф Гриффин по-прежнему сидели на койке, головы их почти соприкасались. Адам опустился рядом с дедом, положил руку на его плечо.
— Наш протест отклонен.
Кэйхолл кивнул: этого следовало ожидать. Из груди капеллана вырвался тихий вздох.
— А губернатор отказал в помиловании, — закончил Адам.
