тело покрыться мурашками. Я кивнула.
– Да. То есть я не возражаю.
– Отлично, – бросил он, отвернувшись.
Остаток утра Ной выглядел недовольным, будто я совершила какую-то ошибку, как-то ранила его. Мы молча позавтракали, затем я вымыла посуду и поднялась наверх, как раз вовремя, чтобы ответить на звонок офицера Крестовски.
– Кая! – Она кашлянула в трубку, а голос при этом был таким растерянным и удивленным, будто она надеялась, что я не отвечу. – Как дела?
– Хорошо, спасибо, – вежливо ответила я и принялась ждать, когда она назовет причину звонка.
– Я… хочу выразить свои соболезнования, – произнесла она. – Ты ведь знаешь: ты можешь поговорить со мной о чем угодно. Мы почти семья, Кая. Помнишь об этом?
Я помню, как она позвонила седьмого декабря, чтобы сказать, что Леда во всем призналась, и два дня спустя позвонила вновь, чтобы подтвердить: Леда моя старшая сестра по отцу.
Оба раза офицер Аманда Крестовски говорила мягко и сдержанно, будто забыла, кто я. Или будто ее знание о том, кто я на самом деле, перевернуло все ее мировоззрение. Хотя, должно быть, это так. К счастью, кроме нее и еще нескольких человек из полицейского участка, а также доктора Андерсон, доктора Арнетта и Крэйга, никто не знал о том, что я дочь Криттонского Потрошителя, дочь монстра.
– Я знаю, – ответила я, пытаясь подстроиться под ее мягкий тон голоса. – Спасибо за звонок.
– Нет, стой, – перебила она, – давай пообедаем во вторник?
– Хорошо. До встречи.
Какой еще вторник?
– Счастливого Рождества, Кая.
– Счастливого Рождества, офицер Крестовски, – пожелала я и отключилась. Эти слова прозвучали для меня как ругательство: «Счастливого Рождества», «Пообедаем во вторник» …
Я отложила мобильный телефон на прикроватный столик, затем подняла подушку и проверила пистолет. Он лежал на прежнем месте. Хотя зачем он мне нужен? И зачем я по-прежнему закрываю двери? Почему засыпаю с чувством, будто утром проснусь и сорвусь на бег?
Бег прекращен.
Завтра все закончится.
Я упала на спину на кровать и посмотрела в потолок. Затем вытащила из кармана штанов список желаний.
Хм.
Не так уж и плохо, Кая.
Метнувшись к сумке на полу, где лежали учебники по медицине, я достала карандаш и вычеркнула желание под номером пятьдесят один: «Найти истинную любовь». Несколько секунд я буравила взглядом строчку «Найти убийцу мамы», а затем вычеркнула и ее.
«Поцеловать того, кто нравится» – это желание, пожалуй, я могла бы вычеркнуть сто раз, как и желание «Завести друзей».
Странно, но как только я вычеркивала из списка желаний строчки, внутри меня все успокаивалось. Оголенные провода больше не трещали. Я меланхолично перечитала список, останавливаясь на самых странных и несуразных желаниях, вроде «Прокатиться верхом на Пушике». Пушик? Что еще за Пушик? Я не помнила никого с такой кличкой. Мимолетное желание покопаться в памяти и выудить животное с таким забавным именем отвлекло от мрачных мыслей. Я вычеркнула еще парочку желаний. Взмах руки – и на моем теле осталось меньше шрамов. Тонкая полоска чернил на прохудившемся тетрадном листке, – и сердце больше не кровоточит.
– Что делаешь?
Я подскочила, услышав за спиной призрачный голос Ноя, и обернулась, быстро садясь. Ной увидел, что мои щеки вспыхнули жаром смущения.
– Что ты прячешь? – тут же подозрительно спросил он, украдкой осмотрев мою постель. Я могла бы сказать, что ничего не прячу, а он просто застал меня врасплох, но не стала, потому что это моя комната, черт возьми.
– У тебя безумный взгляд воришки, – продолжал Ной.
– Ты для этого пришел?
– Почему ты опять от меня защищаешься? – Он все еще выглядел удивленным. – Разве мы не близки?
Его «близки» прозвучало двузначно, но я не отреагировала на провокацию, продолжая ждать.
– Ну ладно, – он сдался и завел руки за спину, – я хотел присоединиться к тебе в…
– В кровати?
– Я хотел предложить провести этот день вместе.
Я пожала плечами:
– Хорошая идея.
Как будто мы можем провести этот день не вместе.
Я соскользнула на пол и глазом не успела моргнуть, как Ной молниеносно потянулся вперед и цапнул список желаний, лежащий на покрывале.
– Я так и знал! – просиял он, однако, поняв, что у него в руках, смутился. Я иронично сказала, медленно вынимая из пальцев Ноя список:
– Так как на завтра мне не надо готовить уроки, – он выдержал мой надменный взгляд, – я решила заняться личными делами.
– Посмотрим фильм, я приготовлю попкорн и горячий шоколад, – подхватил Ной. – Как насчет рождественской комедии?
– Ни за что.
– Можем посмотреть фильм ужасов, – предложил Ной, топая следом за мной. Он закрыл дверь и стал спускаться по лестнице, держась за перила. – У меня есть целая коллекция ужасов. Жутко страшные.
– Скажи, – я бросила на него косой взгляд через плечо, – ты что, прочел в журнале очередную статью?
– Да почему сразу… ну ладно, – быстро сдался он, потупив взгляд, – да, я прочел, что это довольно романтично – смотреть фильм ужасов вместе со своей девушкой. Ты так не считаешь?
– Не знаю, у меня никогда не было девушки.
Ной фыркнул, обогнал меня и спрыгнул с лестницы, раскинув руки в стороны.
– Ну так что, ты согласна провести со мной вечер, мисс Айрленд? – Он приблизился, поднялся на ту ступеньку, на которой стояла я, и пристально посмотрел в мое лицо. Я пробормотала, чувствуя, что начинаю краснеть:
– Ты как будто пытаешься меня смутить?..
– Даже не пытался, Кая, – улыбнулся он. Я чувствовала, что наши ноги сплелись, и сглотнула. Пришлось вцепиться в перила, чтобы не упасть назад, – Ной все напирал, не имея понятия о выражении «личное пространство». – Я просто хочу, чтобы это был особенный день. Для тебя.
Мне хотелось сказать, что этот день нужен скорее ему, чем мне, что он скорбит сильнее меня, но не хотела омрачать нашу идиллию злобными замечаниями. Я протянула руку, и Ной переплел наши пальцы, а затем прикоснулся губами к тыльной стороне моей ладони.
– Я люблю тебя. И не хочу, чтобы тебе было больно.
Эти слова я могла бы сказать ему в ответ: «Я люблю тебя, Ной, и не хочу делать тебе больно», но лишь положила ладонь ему на плечо и прильнула губами к гладковыбритой щеке. А затем отстранилась и громко сказала:
– Спасибо. – Он умилился, и я закончила: – Спасибо за то, что не скатился до пошлых шуток.
Его лицо вытянулось, а я соскочила со ступеньки, пряча улыбку, и дала ему краткие указания:
– Растопи камин, а я приготовлю попкорн.
– Но я не хочу, чтобы ты была на моей кухне… – вяло запротестовал он, но я уже скрылась за дверью.
* * *
Эттон-Крик больше не казался мрачным. Может быть, глядя на него через окошко особняка Харрингтонов, я не видела пустых тупиковых улиц в Старом городе, полуразрушенных ветхих домов, заброшенных складов… Может, со своего места у плиты я видела лишь заснеженный сад, запущенный и забытый прежними хозяевами, и тот был прекрасен…
Или я не замечала уродства Эттон-Крик потому, что привыкла к нему, к его серому небу, «бесцветному», как сказала
