Пострадавшие встали в кружок, пытаясь помочь друг другу избавиться от мешающих предметов.
Спустя некоторое время конфедераты посчитали нужным устроить перерыв на чашечку кофе, развесили над кострами походные оловянные кружки и принялись кипятить в них цикорий. Один из бойцов решил ускорить процесс, тайком подогрев кружку пламенем зажигалки «Зиппо».
Там временем Римо подвел капитана Пэйджа к кратеру.
Таинственный предмет упал на землю неподалеку, правда, потом скатился на дно воронки, пропахав в траве глубокую бурую борозду. Большинство линз оказались разбиты; вокруг валялось множество осколков тускло-желтого стекла.
Рядом с шаром сидел солдат в мундире союзных войск и горько рыдал, не в силах сдержать слез.
– А вот и пострадавший, – обронил Римо, спускаясь в кратер. Капитан Пэйдж – ноги по-прежнему его не слушались – брел следом. На лице луизианца застыло выражение, которое никак нельзя было счесть джентльменским.
– На этих янки противно смотреть, – пробормотал капитан, когда они подошли к плачущему.
– А чего вы ждали? – спросил Римо. – Они ведь не настоящие военные. – И, пнув по пыльному башмаку солдата, заботливо осведомился: – Что с тобой, сынок? Потерял свое ружье?
Мужчина поднял искаженное гримасой страха лицо, все в разводах грязи.
– Это было ужасно! – выдохнул он.
– О чем ты?
– Цвет, – всхлипнул солдат.
– Готов спорить, это был цвет лепестков подсолнуха. Самый мерзкий, ужасный и отталкивающий желтый цвет, который ты когда-либо видел. Так?
– При чем здесь желтый? Это был синий цвет. Сокрушающий, душераздирающий, пылающий синий цвет. Теперь мне хочется одного – умереть.
– Синий, говоришь?
– Да.
– А не желтый?
– Нет.
– Точно?
– Я различаю цвета. – Боец негодующе фыркнул.
Римо пропустил его слова мимо ушей.
– Так, значит, тебя напугал синий цвет?
– Не испугал, а вверг в уныние. Мне показалось, будто наступил конец света. Сначала мы попали в плен к южанам, которым шли на помощь, а потом на нас сбросили психотропную бомбу.
– Твои товарищи разбежались.
– Я тоже убежал бы, кабы мог. Но у меня не осталось сил даже подняться.
– Я помогу тебе, дружище, – сказал Римо, протягивая руку.
Солдат продолжал сидеть, уныло свесив голову на грудь. Его подбородок уткнулся в кадык, а плечи опустились, словно проволочная вешалка с загнутыми книзу перекладинами.
– Бедняга, – промолвил Чиун.
– Он не отличает синего от желтого, – пояснил Римо.
– Впервые вижу такого удрученного человека.
– Еще насмотришься, – пообещал ученик.
– Он позорит свою форму, – изрек капитан Пэйдж.
Римо бросил на него насмешливый взгляд. Сейчас на голове капитана красовалась круглая шляпа офицера Конфедерации, смотревшаяся так, будто ее сняли с французского адмирала, погибшего в 1853 году.
– Уж чья бы корова мычала, – хмыкнул Римо.
– Я – верный сын Юга, сэр!
– Который бросил свое подразделение и затесался в толпу потешных солдат, играющих в войну.
– Моя родина в опасности, – высокомерно изрек капитан. – Казна штата разорена, губернатор подкуплен, а законодательное собрание вот-вот обменяет земли своих отцов на презренное золото.
– Золото не бывает презренным, – проговорил мастер Синанджу. – Золото есть золото. В тем-то и заключается его совершенство.
– У этих ребят есть оправдание, – продолжал Римо. – Все они, вероятно, имеют справки по форме «4-Р»[7], но вы-то настоящий, кадровый военный. Что толкнуло вас на этот шаг?
– Виргиния.
– Что?
– Виргиния – моя кровь и плоть. Я не колеблясь отдам за нее свою жизнь, сэр. Я погибну за ту землю, которая вскормила и вспоила меня. – Капитан гордо вскинул подбородок и разразился скорбной песней:
Отвезите меня туда,
где я впервые увидел свет,
Отвезите меня на солнечный Юг.
Я окроплю слезами могилы любимых.
И зачем я так долго скитался по миру?
Римо потянулся было к шее капитана, чтобы отключить его речевой центр, как вдруг из разбитого стального шара донеслось завывание сирены.
– Что за черт? – пробормотал он.
– Бомба вот-вот взорвется, – объяснил Чиун. – Поторапливайся, Римо. Пора делать ноги.
– Бомбы не орут, словно пожарные машины.
Кореец скользнул за спину ученика и принялся настойчиво подталкивать его, приговаривая:
– Быстрее! Шевелись, толстопятый!
Схватив одной рукой капитана, а другой – потерпевшего, Римо выбрался из кратера и ринулся прочь. Сирена звучала все тоньше и пронзительнее, словно какой-то рассерженный дух, преследующий беглецов.
Когда ее звук достиг высшей точки, над полем разнесся топот бегущих от кратера солдат Конфедерации, и в тот же миг грянул взрыв.
Взрыв не был ни желтым, ни даже синим и прозвучал, словно раскат грома. Земля, конечно, не содрогнулась, но все же громыхнуло достаточно сильно. Из кратера взвился столб черного дыма и устремился к восходящему Солнцу.
Потом в кратере зашипело, как на гигантской сковородке.
– Подожди, папочка! – крикнул Римо, заслышав шипение, и остановился.
Чиун колебался.
– А вдруг дым опасен? – спросил он.
– Может быть. Но все же я сомневаюсь, что это была бомба.
Они стояли и смотрели на поднимавшийся из кратера дым, который закручивался спиралью и уносился прочь с порывами юго-западного ветра.
Выждав минут пять и не заметив ничего особенного, Римо двинулся назад к краю кратера.
– Вы не могли бы опустить нас на землю? – послышался чей-то голос.
Римо посмотрел вниз и увидел, что удрученный солдат и послушный капитан Пэйдж все еще зажаты у него под мышками.
– Прошу прощения, – сказал белый мастер Синанджу и поставил обоих мужчин на ноги. Они тут же попятились и предусмотрительно остановились в некотором отдалении.
Римо заглянул в кратер, на дне которого лежал пышущий жаром и покрытый дымящейся окалиной шар. Он увеличивался в размерах, сжигая траву и теряя форму, пока наконец не превратился в плоский блин.
– Видимо, нам никогда не узнать, что это было, – разочарованно протянул Римо.
– Ну и ладно, – отозвался Чиун. – Значит, мы никогда больше не встретимся с такими вот штуками.
«...мы никогда больше не встретимся с такими вот штуками...»
Мужчина, сидевший на передвижном командном пункте, снял наушники и щелкнул выключателем.
– Говорит Кобьен.
– Слушаю вас. Кабан.
– Судя по сведениям, полученным через полевые микрофоны, цветовая атака завершилась полной победой. Войска противника покинули поле сражения.
– Наши наблюдатели на вертолетах сообщают то же самое. Мы только что послали сигнал самоподрыва.
– Именно об этом они сейчас и говорят. Секрет нашей технологии остался нераскрытым.
– Вас понял. Продолжайте наблюдение. В час "Ч" нам, возможно, потребуется подкрепление.
– Кобьен к приему готов. Конец связи.
Боец отключил микрофон и, вновь нацепив наушники, пробормотал себе под нос:
– Терпеть не могу, когда меня называют Кабаном!
Римо стоял у дымящегося кратера, история которого повторилась, и смотрел в небо. Черный вертолет, сбросив зловещий предмет, что превратился в раскаленный шлак, куда-то запропастился. Среди машин, болтавшихся на западе вне досягаемости мушкетного огня, его не было. Капитан Пэйдж повернулся к Римо:
– Помнится, сэр, вы упоминали о капитуляции.
– Да, – ответил Римо.
– В таком случае я готов предложить вам следующие условия...
– Предложить? Вы должны не предложить, а признать капитуляцию!
Капитан Пэйдж горделиво выпятил раздвоенный подбородок.
– Никогда! Я скорее умру, чем сдамся.
Римо принялся разминать пальцы, сгибая и разгибая их.
– Что ж, это нетрудно устроить, – хмыкнул он.
Пэйдж поспешно отступил.
– Я бы попросил вас держать свои ужасные лапы подальше.
– Ради Бога, – отозвался Римо, скрестив руки на груди.
На лице капитана отразилось явное облегчение.
– Вот теперь вы говорите разумн-а-аааа!
Ронял Пэйдж считал себя неплохим певцом. Впрочем, его амбиции редко выходили за пределы стен ванной или душа. Основу репертуара капитана составляли старые добрые мелодии вроде «Лорены», «Мятежного солдата» или «Барбары Аллен». Поднатужившись, он мог взять «до» второй октавы, особенно если из крана вдруг начинала бить холодная вода. Сейчас он впервые в жизни вытянул «до» третьей октавы, но этот, с позволения сказать, певческий успех капитана не имел ничего общего с искусством.
Казалось, боль пронзила несчастного от головы до пят, парализуя его тело. Она не шла ни в какое сравнение даже с тем страданием, которое капитан пережил во время учений, когда ему на ногу наехало колесо полуприцепа. Лишь однажды он испытал нечто подобное – еще подростком, когда в зубах у него застряла палочка от леденца. Тогда юный Пэйдж сорвал с елки блестку и вонзил ее между коренными зубами, стремясь поскорее избавиться от инородного тела.
