Амбрози дотронулся до его колена и указал за окно:
— Ваше преосвященство, посмотрите вперед.
Когда лимузин поворачивал, он взглянул за окно, где сверкали огни кафе, бистро и дискотек. Они проезжали по одной из маленьких улочек, виа Фраттина, и на тротуарах было полно ночных гуляк.
— Она живет в этом отеле, — сказал Амбрози. — Я проверил в нашей регистратуре ее заявление об аккредитации.
Как всегда, Амбрози все сделал добросовестно. Посещать Катерину Лью, да еще без предупреждения, было рискованно, но Валендреа надеялся, что шумная ночь и поздний час скроют его визит от посторонних глаз. Важнее было решить, как заставить ее пойти на контакт. Ему не хотелось врываться, вламываться силой к ней в номер. Также он не хотел, чтобы это делал Амбрози. Но потом понял, что этого не потребуется.
— Сам Господь помогает нам, — сказал он, указывая на женщину, идущую по тротуару в направлении увитого плющом входа в отель.
Амбрози улыбнулся:
— Главное — появиться вовремя.
Шоферу велели проехать мимо входа и притормозить, поравнявшись с женщиной. Валендреа нажал на кнопку, и стекло задней дверцы опустилось.
— Мисс Лью, я кардинал Альберто Валендреа. Вы видели меня сегодня утром в трибунале.
Она остановилась и посмотрела на сидящих в машине. Хрупкая и изящная. Ее манера держаться, то, как она в ответ на его оклик расправила плечи и подняла голову, говорили о силе ее характера. Она вела себя невозмутимо, как будто к ней каждый день обращаются князья Католической церкви. Словно она — не больше и не меньше — ровня самому государственному секретарю. Но Валендреа почувствовал в ней и другое. Амбициозность. Возможно, все окажется гораздо проще, чем он сначала думал.
— Может, поговорим? Здесь, в машине.
Она улыбнулась:
— Как можно отказаться от любезного приглашения государственного секретаря Ватикана?
Он открыл дверь и подвинулся на кожаном сиденье, чтобы дать ей место. Она села, расстегнув шерстяное пальто. Амбрози закрыл дверь. Когда она садилась, Валендреа непроизвольно обратил внимание на ее задравшуюся юбку.
«Мерседес» проехал немного вперед и остановился на тихой аллее. Здесь уже почти не было прохожих. Шофер вышел и направился в начало улицы, чтобы никто не въехал вслед за ними.
— Это отец Паоло Амбрози, мой помощник в государственном секретариате.
Кейт пожала руку Амбрози. Валендреа заметил, что в глазах помощника появилось доброжелательное выражение, внушающее их гостье доверие. Паоло умел снять напряжение.
Наконец Валендреа заговорил:
— Мы хотим поговорить с вами об очень важном деле и рассчитываем на вашу помощь.
— Не представляю, чем я могу быть полезна человеку вашего положения, ваше преосвященство.
— Вы были сегодня утром на заседании трибунала. Это отец Кили попросил вас прийти?
— Так вот вы о чем? Вы боитесь, что пресса необъективно освещает процесс?
Он сделал протестующий жест:
— Хотя там и было множество репортеров, уверяю вас, меня не волнует, что они напишут. Судьба отца Кили решена, и вы, и он, и все журналисты это хорошо знают. Речь не об этом еретике, дело гораздо важнее.
— Я могу написать об этом?
Валендреа позволил себе улыбнуться:
— Узнаю журналистку. Нет, мисс Лью, об этом писать нельзя. Сразу потеряли интерес?
Он выдержал паузу, пока она взвешивала все «за» и «против». Сейчас ее амбициозность должна возобладать над здравым смыслом.
— Ладно, — сказала она, — не для печати. Говорите.
Он был доволен. Пока все идет по плану.
— Дело в Колине Мишнере.
В ее взгляде промелькнуло недоумение.
— Да, мне известно о вашей связи с секретарем Папы. Серьезный проступок для священника, тем более такого ранга.
— Это было давно.
Она сказала это так, как будто все отрицала. Сейчас она поняла, почему Валендреа так легко поверил ее обещанию не писать об этом — это было в ее, а не в его интересах.
— Паоло видел, что вы говорили с ним сегодня на площади. И разговор был непростой. По-моему, вы назвали его негодяем.
Она бросила взгляд на его приспешника и невозмутимо произнесла:
— Я не помню, чтобы я видела его сегодня.
— Площадь Святого Петра огромна, — тихо сказал Амбрози.
Валендреа снова заговорил:
— Вы пытаетесь понять, как мы могли все услышать? Вы ведь говорили почти шепотом. Паоло умеет читать по губам. Полезное умение, правда?
Она не нашлась что ответить, и он выдержал паузу, прежде чем продолжать.
— Мисс Лью, это не угрозы. Просто отец Мишнер собирается в поездку по поручению Папы. И поэтому мне нужна ваша помощь.
— Что я могу сделать?
— Надо проследить, куда он поедет и чем будет заниматься. Вы это сделаете лучше, чем кто-нибудь другой.
— А с какой стати мне это делать?
— Потому что раньше он был вам небезразличен. Вы даже любили его. А может, и сейчас любите. Многие священники, как и отец Мишнер, познали женщину. Это беда нашего времени. Люди забывают, какие обеты они давали Богу.
Он выдержал еще одну паузу.
— И забывают о том, что делают больно женщине. Я понимаю, вы не хотите причинить неприятности отцу Мишнеру.
Он опять подождал, пока она проникнется смыслом его слов.
— Но если ничего не предпринять, то он действительно может пострадать. Не физически, конечно, но его положение в церкви может пошатнуться. Может рухнуть его карьера. Я хочу, чтобы этого не произошло. Если я поручил бы это кому-нибудь из служащих Ватикана, то через пару часов об этом стало бы известно всем. — Он говорил мягко, словно боялся спугнуть ее. — И миссия бы провалилась. Но мне нравится отец Мишнер. Он предан делу церкви. Мне не хочется, чтобы его карьера оборвалась. Никто не должен знать о нашем разговоре для его же блага.
Она кивнула в сторону Амбрози:
— А почему не послать его?
Кардинала удивила дерзость этой женщины.
— Отец Амбрози — слишком заметная фигура для такого задания. К счастью, для выполнения миссии отцу Мишнеру придется ехать в Румынию, а вы прекрасно знаете эту страну. Так что ваше присутствие там не вызовет вопросов. Если даже он узнает, что вы там.
— А с какой целью вы отправляете меня на мою родину?
Он не стал отвечать на вопрос.
— Если я скажу, это только помешает вам. Просто наблюдайте. Тогда вы сделаете объективные выводы.
— Иными словами, вы не скажете мне о цели поездки.
— Именно.
— А что приобрету я, оказав вам эту услугу?
Он усмехнулся и вытащил из дверного ящика сигару.
— Как это ни печально, но Климент долго не протянет. Скоро состоится конклав. А когда он состоится, у вас появится влиятельный друг, который предоставит вам столько интересной информации, что ваши статьи станут высоко цениться в журналистских кругах. Может быть, вы даже сможете вернуться в те издательства, откуда вам пришлось уйти.
Глаза ее вспыхнули:
— Тут я должна удивиться, как много вы обо мне знаете?
— Я не пытаюсь вас удивить, мисс Лью, я хочу, чтобы вы помогли нам, получив взамен то, о чем мечтает любой журналист.
Он зажег сигару и с удовольствием затянулся. Выдыхая густое облако дыма, он даже не опустил стекло и не извинился.
— Видимо, это очень важно для вас, — сказала она.
Он обратил внимание на то, как она сказала.
«Не важно для церкви, а важно для вас».
Он решил добавить в разговор немного искренности:
— Достаточно того, что я сам отправился в город разыскивать вас. Поверьте, я выполню свои обязательства. Следующий конклав станет эпохальным событием, и у вас появится надежный источник информации из первых рук.
Она все еще колебалась. Возможно, раньше она рассчитывала, что анонимным источником в Ватикане, ссылки на который придадут весомость ее статьям, когда она будет пристраивать их в разные газеты, станет Колин Мишнер. Но сейчас открывается другая возможность. Заманчивое предложение. И надо сделать так немного. Ее не просят красть или лгать. Всего лишь съездить на несколько дней на родину и понаблюдать за своим бывшим любовником.
— Мне надо подумать, — наконец сказала она.
Он снова затянулся сигарой:
— Только недолго. Время не ждет. Я позвоню вам в отель завтра, скажем, в два.
— А если я соглашусь, как я сообщу вам результаты наблюдения?
Он указал на Амбрози:
— Мой помощник свяжется с вами. Только не пытайтесь звонить мне. Хорошо? Он найдет вас.
Амбрози скрестил руки поверх черной сутаны. Валендреа дал ему возможность показать свою значительность. Он хотел, чтобы Катерина Лью знала, что этого священника нельзя недооценивать, и суровая поза Амбрози дала это понять. Он всегда ценил это в Паоло. Несмотря на всю свою сдержанность при посторонних, наедине тот давал волю своим эмоциям.
