Джеймс Твайнинг - Scanned Document

Вот и сегодня вечером произошло то же самое. Охранник у служебного входа даже не глянул на не совсем подходящую униформу и на подделанный бейджик, а просто пропустил его. Общий вид соответствует, так чего придираться? Вот зачем он, собственно, сбрил бороду. Борода могла сразу вызвать подозрение.

Зато сам он в момент вычислил агентов ФБР, слонявшихся в вестибюле или же как-то неубедительно липнувших к игровым автоматам. Вычислил и по неуютно сидящей гражданской одежде, и по тому, с каким жалким, нерешительным видом они бросали в автомат монеты.

Он остановился перед красной дверью, безымянной красной дверью, не имевшей никакой таблички. Сколько народу ежедневно шмыгало мимо нее по коридору, пользуясь другими дверями и даже не задаваясь вопросом, почему только на ней есть два замка и что такого особо секретного может за ней находиться. Вот это как раз и свойственно, как он заметил, обычным людям — полное отсутствие элементарного человеческого любопытства, какое-то рабское, беспрекословное принятие всего, что подбрасывает тебе жизнь.

Быстренько вскрыв замки, он толкнул дверь и шагнул за порог, очутившись на площадке перед тускло освещенной металлической лестницей. Чтобы никто сюда больше не прошел, он подпер дверь огнетушителем, другой его конец приткнув к нижней ступеньке. Лестница длиной в несколько пролетов вела на технический этаж, расположенный над залами казино.

Помимо всевозможных проводов и кабелей здесь были установлены прозрачные зеркала и вентиляционные отдушины, с помощью которых служба безопасности казино могла незаметно наблюдать за людьми в зале, за персоналом, которому надлежало наблюдать за игроками, а также следить, должным ли образом персонал выполняет свои обязанности.

Использовали технический этаж не часто — видеокамер и приборов биометрического слежения в залах хватало. Но Кицман, будучи человеком старой закалки, настоял на таком вот «подспорье» в виде простой отдушины для подслушивания и подглядывания.

Вот и сегодня технический этаж был необитаем. Фостер выбрал себе удобную позицию, достал из рюкзака сверток, развернул полотенце и начал собирать по частям винтовку. Детали вставали на свои места с приятным щелканьем, перекликавшимся со стуком шарика рулетки внизу. Установив инфракрасный прицел, Фостер на мгновение заколебался, держа в руке глушитель, потом все-таки убрал его в карман, как припасают хорошую сигару для приятного досуга.

Сегодня никаких глушителей. Пусть все услышат выстрел, пусть впадут в панику от этого жесткого, резкого звука, а потом, парализованные страхом, с криками бросятся врассыпную.

Аллегра пережидала непогоду под козырьком здания, с облегчением прихлебывая кофе, который принес ей Сальваторе, и вдыхая свежий воздух — в жуткой, леденящей душу атмосфере, застывшей внутри, она больше находиться не могла.

Гроза теперь бушевала над самой головой — хлестал дождь, небо разверзалось, сверкала молния, и черные тучи снова с грохотом сходились. И точно такая же гроза назревала по ту сторону полицейского заслона. Теплые воды политического скандала собирались в волну, готовую снести и смыть с лица земли средства массовой информации, если те окажутся неспособными объяснить эти чудовищные убийства. Люди Галло, похоже, это тоже понимали.

— Значит, такая же монета? — Галло неожиданно материализовался рядом с ней, прикуривая сигарету.

— А я думала, вы бросили.

— Конечно, бросил.

Аллегра поняла, что не одна испытывает неприятное давящее чувство.

— Да, такая же. — Она кивнула и не стала повторять, что это не монета, а просто свинцовый кружок.

— Значит, и убийца тот же?

— Я не поняла, вы меня спрашиваете или сообщаете?

— Спрашиваю. — Уже знакомая слабая улыбка тронула его губы.

— Схожие моменты имеются, — неуверенно начала рассуждать она, удивленная тем, что Галло вдруг заинтересовался ее мнением. — Свинцовые диски. Выбор места убийства. Языческие храмы. Связь с Цезарем. Но вот…

— Что?

— Но вот сами убийства… Пусть я не специалист, но не вижу последовательности, не вижу связи между ними. Они выглядят по-разному. Ощущение оставляют разное.

— Согласен. Два убийства. Два убийцы. — Галло протянул ей две фотографии с мест преступления, как будто рассчитывал, что они станут подтверждением его слов.

Аллегра бросила на них один только взгляд и вскочила. Было на местах этих преступлений нечто, чего она не замечала раньше, но что теперь, именно на снимках, окаймленных белой рамочкой, прямо-таки бросалось в глаза.

— Где ваша машина?

— Там… — Галло махнул в сторону темно-синего «БМВ».

— Поехали! — Она выскочила под дождь, потом обернулась, увидела, что он не двинулся с места, и нетерпеливым жестом поманила его.

— Куда?

— В палаццо Барберини! — крикнула она, стоя под дождем, уже намочившим ей волосы. — Посмотрите там кое-что.

Вскоре Галло уже выруливал с площади на виа дель Семинарио. Карабинеры расчищали ему дорогу от собравшейся толпы. Аллегра прикрывала лицо от фото и телерепортеров, совавших камеры прямо в стекла машины. На пьяцца Сан-Игнасио Галло прибавил скорость, потом выехал на оживленную виа дель Корсо, где ему пришлось включить сирену. На виа дель Тритоне он свернул направо, и вскоре впереди показалось палаццо, важно возвышавшееся над пьяцца Барберини. Срезав путь по боковой улочке, Галло подрулил к главному входу. Музей был открыт, но проезд к нему преграждала цепь — от настырных вездесущих туристов, которых, судя по всему, не пугал ни дикий скачок евро за последние несколько месяцев, ни взвинтившиеся в связи с этим цены.

— Чертова деревенщина! — ворчал Галло, сигналя без передыху, пока не показался охранник и не пропустил их.

Уже на территории они, шурша колесами по гравию, обогнули фонтан.

— Первый этаж! — крикнула Аллегра, выскакивая из машины и направляясь к сводчатому входу. Не остановилась даже, чтобы, пользуясь случаем, хоть секундочку полюбоваться монументальной лестницей, творением рук самого Бернини, украшавшим вход в Национальный музей старинного искусства, располагавшийся в здании бывшей папской резиденции.

— Полиция! — рявкнул Галло, когда они ворвались в вестибюль и понеслись мимо оторопевшего персонала и туристов, выстроившихся в очередь в кассу.

Аллегра металась из зала в зал, торопливо обводя взглядом полотна на стенах и пытаясь припомнить, где именно должно находиться то, что ей нужно. Филиппо Липпи, Пьероди Козимо… нет, не здесь. Следующий зал. Тинторетто, Бронцино… опять не то. Дальше. Гуэрчино…

— Вот! — наконец крикнула она с победоносным видом, указывая на стену.

Галло в сердцах выругался, шагнув к картине, чтобы получше разглядеть ее.

На огромном полотне был изображен бородатый мужчина, которому отрубает голову женщина. В правой руке она сжимает меч, левой уверенно держит мужчину за волосы. Мужчина обнажен, лицо искажено нечеловеческой мукой, он кричит и корчится от боли, на белую простыню хлещет из раны кровь. Рядом с женщиной стоит старуха, ее морщинистое лицо обращено к жертве. Старуха жадно смотрит на мучения страдальца и держит подол платья своей госпожи, чтобы та не испачкалась в крови.

Галло поднес к картине снимок с места убийства в Пантеоне. Сцена, запечатленная на фотографии, бесспорно, имела целью, как зеркало, отразить композицию картины.

— Один к одному.

— «Юдифь и Олоферн», — задумчиво проговорила Аллегра. — Но догадалась я, только когда увидела эти снимки.

— А Риччи?

— «Распятие святого Петра». Находится в капелле Черази в церкви Санта-Мария дель Пополо, — объяснила Аллегра. — Вот что связывает два ваших убийства, полковник. Убийцы обыгрывают сюжеты с картин Караваджо.

Том настоял, чтобы спуститься в казино чуть раньше назначенного времени, на случай если эти люди уже будут там. Пусть лучше они подумают, что ему не терпится совершить сделку. И пусть видят, что все по-настоящему, что деньги настоящие. Вот они деньги, у него в ногах — двадцать миллионов долларов наличными, аккуратно упакованные в два алюминиевых кейса.

Двадцать миллионов долларов!

Нет, были времена, когда Том, наверное, мог задуматься… Но те времена уже позади, хотя это трудно было утверждать, глядя на то, с какой неохотой вручал ему чемоданы Стоукс, не забыв напомнить, что они находятся на электронном слежении. Да и наивно, наверное, было со стороны Тома ожидать чего-то другого от Стоукса, вынужденного исходить из содержимого досье, а досье это предлагало Стоуксу совсем другую, далеко не ангельскую историю.