— Ты одолжила мне фонарик, — сказал он. — Я подумал: женщина, у которой кто-то есть, этого не сделает.
— А у меня для тебя новость, крутой парень. Я видела фонарик у тебя в багажнике. В коробке, до того, как ты его прикрыл. Ты не обманул никого.
Смущенный Босх перекатился на свою подушку. Он чувствовал, как лицо краснеет, и закрыл его руками.
— О Господи...
Джулия наклонилась к нему, отвела его руки и поцеловала в подбородок.
— Мне это понравилось. Положило конец моему рабочему дню и дало основание предвкушать кое-что.
Она повернула его руки ладонями вниз, взглянула на шрамы, покрывающие костяшки. Давние, уже не очень заметные.
— Слушай, а это что?
— Шрамы.
— Сама вижу. Откуда?
— Там были наколки. Я их свел.
— Зачем?
— Заставили, когда поступил на военную службу.
Джулия засмеялась.
— Там было написано «Армия — дерьмо» или нечто в этом роде?
— Нет, совсем другое.
— Так что же? Скажи, я хочу знать.
— На одной руке — «Держись», на другой — «крепко».
— "Держись крепко"? Почему?
— Ну, это долгая история...
— Время у меня есть. Муж ничего не имеет против. Расскажи, мне интересно.
— В детстве я несколько раз удирал и однажды оказался в Сан-Педро, в рыбацких доках. И у многих рыбаков, ловцов тунца, видел на руках эту надпись. Спросил о ней одного из них, он ответил, что это их девиз. То есть когда они неделями плавают в море на своих суденышках и поднимается такая волна, что становится жутко, нужно ухватиться за что-то и крепко держаться.
Босх сжал кулаки и поднял их.
— Крепко держаться за жизнь... за все, что имеешь.
— И ты сделал такую же наколку. Сколько тебе было лет?
— Шестнадцать. Только я не знал, что рыбаки позаимствовали эту надпись у военных моряков. И год спустя, когда поступил в армию, сержант первым делом велел ее свести. Не мог допустить, чтобы у кого-либо из его солдат была морская татуировка.
Джулия взяла Гарри за руки и пристально посмотрела на костяшки.
— На лазерную работу не похоже.
— Тогда лазеров еще не было.
— И что ты делал?
— Сержант Россер повел меня из казармы к задней стене административного корпуса. Она была кирпичной. И заставил бить по ней кулаками, пока кожа на всех костяшках не оказалась содрана. Через неделю, когда они подзажили, заставил проделать то же самое снова.
— Черт возьми, это варварство.
— Нет, это армия.
При этих воспоминаниях Босх улыбнулся. Было не так уж скверно, как могло показаться. Поглядел на свои руки. Музыка прекратилась, он встал и голым пошел сменить компакт-диск. Когда вернулся в спальню, Джулия спросила:
— Клиффорд Браун?
Босх кивнул и шагнул к кровати. Кажется, он еще не знал женщины, так хорошо знакомой с джазовой музыкой.
— Стой там.
— Что?
— Дай рассмотреть тебя. Расскажи о других своих шрамах.
Комната освещалась тускло, но Босх застеснялся своей наготы. Он был в хорошей форме, однако старше Джулии больше чем на пятнадцать лет. Подумал: был ли у нее такой старый мужчина?
— Гарри, ты превосходно выглядишь. Жутко возбуждаешь меня, доволен? А другие шрамы откуда?
Босх коснулся толстого выпуклого шрама над левым бедром.
— Этот? След от ножа.
— Где ты получил рану?
— В туннеле.
— А на плече?
— От пули.
— Где?
Он улыбнулся:
— В туннеле.
— Господи, держись подальше от них.
— Стараюсь.
Босх лег в постель и накрылся простыней. Джулия коснулась его плеча, провела большим пальцем по шраму.
— Прямо в кость.
— Да, мне повезло. Рука действует. Ноет зимой и в сырую погоду, вот и все.
— Какие при этом бывают ощущения? Я имею в виду от пули.
Босх пожал плечами:
— Сильная боль, потом онемение.
— Долго лежал?
— Около трех месяцев.
— Инвалидности не получил?
— Предлагали. Я отказался.
— Почему?
— Не знаю. Видимо, потому, что мне нравится моя работа. И подумал, что если останусь на службе, когда-нибудь встречу молодую женщину-полицейского, на которую произведут впечатление мои шрамы.
Джулия ткнула его в ребра, и он скривился от боли.
— Ой, бедняжка, — насмешливо произнесла она.
— Больно.
Она коснулась татуировки на его плече:
— Что это может быть, Микки-Маус под наркотиком?
— Вроде того. Туннельная крыса.
Ее лицо помрачнело.
— В чем дело?
— Ты воевал во Вьетнаме, — догадалась Джулия. — Я бывала в тех туннелях.
— Что ты имеешь в виду?
— Когда путешествовала, я провела во Вьетнаме полтора месяца. Эти туннели теперь что-то вроде достопримечательности, которую показывают туристам. Плати деньги — и входи в них. Должно быть... то, что тебе приходилось делать, было очень страшно.
— Еще страшнее становилось потом. Думать об этом.
— Там натянули веревки, чтобы можно было следить, куда ты идешь. Но на самом деле за тобой никто не следит. Я подлезла под веревку и пошла дальше. Гарри, там так темно.
Босх пристально посмотрел ей в глаза.
— И ты видела? — негромко спросил он. — Утраченный свет?
Джулия кивнула:
— Да. Глаза привыкли к темноте, и там был свет. Еле заметный. Но мне его хватило, чтобы найти дорогу.
— Утраченный свет. Так мы его называли. Представления не имели, откуда он берется. Но он был виден. Словно висящий в темноте дым. Говорили, что это не свет, а призраки всех, кто погиб там. И с той, и с другой стороны.
После этого они больше не разговаривали. Обнялись, и Джулия вскоре заснула.
Босх осознал, что не думал о деле больше трех часов, почувствовал себя виноватым, но вскоре тоже заснул. Ему снилось, что он движется по туннелю. Казалось, он находится под водой и плывет по этому лабиринту, словно угорь. Доплыл до тупика и у изгиба туннельной стены увидел сидящего мальчика с поднятыми коленями. Тот уткнулся лицом в сложенные на них руки.
— Поплыли со мной, — сказал Босх.
Мальчик посмотрел на Босха. Изо рта у него поднялся пузырек воздуха. Потом глянул мимо него, словно сзади что-то приближалось. Босх обернулся, но там была только темнота туннеля.
Когда снова обратил взгляд к мальчику, тот исчез.
В воскресенье около полудня Босх поехал с Джулией к голливудскому отделению, чтобы она забрала свою машину, а он возобновил работу над делом. Воскресенье и понедельник у Джулии были выходными. Они решили вечером встретиться у нее в Венисе. Когда Босх высадил Джулию возле ее машины, на стоянке находились и другие полицейские. Он понял: слух о том, что они провели ночь вместе, разнесется быстро.
— Извини, — сказал он. — Вчера вечером мне было нужно все продумать.
— Гарри, меня это нисколько не волнует. До вечера.
— И напрасно не волнует. Полицейские бывают жестокими.
Джулия усмехнулась:
— О, полицейская жестокость, как же, наслышана.
— Я серьезно. Кстати, это нарушение правил с моей стороны. Я детектив третьей ступени. Руководящая должность.
— Ну что ж, в таком случае это твоя проблема. Надеюсь, вечером увидимся.
Джулия вышла и захлопнула дверцу. Босх подъехал к своему парковочному месту на стоянке и направился в сыскной отдел, стараясь не думать об осложнениях, которые, наверное, только что навлек на себя.
На стоянке, как Босх и надеялся, никого не было. Ему хотелось некоторое время побыть одному. Предстояло множество канцелярской работы, но он хотел пока не браться за нее, поразмыслить обо всех уликах и сведениях, собранных после обнаружения костей.
Сначала требовалось составить перечень задач. Нужно собрать в досье — синюю папку с документами по данному делу — все относящиеся к нему письменные сообщения. Выписать ордера на поиск документов о трепанациях черепа в местных больницах. Провести установленную компьютерную проверку всех проживающих неподалеку от места преступления на Уандерланд-авеню. А также просмотреть все сообщения по телефону, поступившие в участок после репортажей в средствах массовой информации о находке костей, и начать собирать сведения о пропавших без вести и убежавших из дома детях, которые могли бы соответствовать данным жертвы.
Босх понимал, что в одиночку за день с этим не управиться, но решил не отменять Эдгару выходной день. Его напарник, отец тринадцатилетнего мальчика, накануне был очень расстроен заключениями Голлиера, и Босх хотел, чтобы он побыл дома. Предстоящие дни обещали быть трудными и такими же печальными.
Составив перечень, Босх достал чашку из шкафа и направился в дежурное помещение за кофе. Самой маленькой купюрой у него оказалась пятидолларовая, но он положил ее в корзинку с кофейным фондом, не взяв сдачи. Решил, что выпьет за день больше своей доли.
— Знаешь, о чем говорят? — произнес кто-то за его спиной, когда он наполнял чашку.
Босх обернулся и увидел Манкевича, дежурного сержанта.
— О чем?
— Об охоте в заповеднике.
— Что же?
