ждать?
С улицы донёсся гам. Борису стало душно, воздуха не хватало. Он развернулся и быстро вышел из комнаты, а за ним, с растерянным выражением на лице, последовал Виталий. Марина осталась сидеть на диване со скорбным видом. Она лишь сильнее сжала руку дочери в своей ладони.
На участке поля уже собралось человек двадцать. Все гомонили, о чём-то спорили. Пухлый мальчуган опять ревел в голос, размазывая сопли по лицу. Старуха в пёстрой косынке сидела на скамейке возле забора, охала, прижимая левую руку к груди в области сердца, а правой крестилась. В стороне от остальных стоял старик в пиджаке на голое тело. Он сжимал в руках металлическую флягу, то и дело, прикладываясь к горлышку. Какой-то парень ходил по чёрному песку — осторожно ходил, словно опасаясь, что земля под его ногами может разверзнуться, и он полетит в бездну.
Борис увидел того самого мужика в бейсболке, с которым повздорил на железнодорожных путях. Его истеричный срывающийся голос заглушал голоса остальных собравшихся:
— Ты что, совсем сдурел, Степан?! — брызжа слюной, орал он в лицо хмурому долговязому типу. — Какая к дьяволу помощь? Откуда возьмётся эта помощь? Откуда, я спрашиваю? Посмотри вокруг, идиот!
— Ну как же так-то, — пытался тупо возразить долговязый Степан. Его вытянутое «лошадиное» лицо покрывала белёсая щетина, под носом и на подбородке темнела запёкшаяся кровь. — Кто-то же должен приехать, разобраться. Надо, Ген, подождать чуток…
— Кто приедет, придурок? — завопил Гена. — Кто, кто, кто?!
Он плюнул себе под ноги и уставился в небо, тяжело дыша. Его ноздри вздувались, как у загнанной лошади, глаза яростно сверкали.
Борис и Виталий не стали приближаться к остальным, остановились метрах в десяти, словно опасаясь, что всеобщая истерия и им передастся, как какая-то зараза.
Старик крепко приложился к фляге, а потом захохотал, как безумный. Гена бросил на него уничижительный взгляд.
— Ты что смеёшься, козья морда? — видимо ему было плевать, на ком злость срывать. — Тебе смешно, да? По-твоему, всё это смешно?
Старуха на скамейке теперь крестилась мелко и быстро, что-то бормоча себе под нос. Пухлый мальчуган перестал вдруг реветь и, выпятив дрожащую губу, поглядел на свои штаны, по которым расползалось мокрое пятно.
— Страшно, — прошептал Виталий.
Борис с ним мысленно согласился. Действительно страшно. Он поёжился и взглянул на небо. Ему показалось, что стало темнее. Неужели здесь скоро наступит ночь? А какая в этом мире ночь? Вот уж чего выяснять не хотелось.
— Это солнце, — хмуро сказал Виталий. — Оно не похоже на солнце. И оно не движется по небосклону. Ты заметил?
— Заметил, — отозвался Борис. — Это солнце на какой-то светильник больше похоже.
Пожилые, интеллигентного вида мужчина и женщина, стояли возле самой границы чёрной пустоши. Они обнимались, пытаясь, таким образом поддержать друг друга. Задиристый Гена с презрением глядел то на одного человека, то на другого, словно обвиняя их во всём случившемся. Он подошёл к щекастому мужчине, прошипел:
— Ты что на меня пялишься, тупой хомяк?
Мужчина покраснел, попятился и отвернулся, не желая связываться с задирой.
К толпе присоединилась дородная женщина в пёстрой кофте, на руках у неё сидела маленькая болонка. Собачонка гневно таращила на всех глазёнки и иногда рычала, будто бы предупреждая: «Подойдёте близко — укушу!»
Парень лет двадцати пяти в серой толстовке с эмблемой какого-то иностранного спортивного клуба раскинул руки и выкрикнул:
— Я понял! — вид у него был ошалелый, глаза лихорадочно блестели. — Я всё понял! Это эксперимент! Над всеми нами проводится эксперимент!
— Не неси чушь, Банан! — прошипел вездесущий Гена. — Какой ещё, нахрен, эксперимент?
— Откуда мне знать какой? — возмутился Банан. — Но это точняк эксперимент. Из нас кроликов подопытных сделали. Мы все кролики подопытные!
Долговязый Степан произнёс неуверенно:
— А может, это оружие какое-то новое испытали? Вон вокруг всё чёрное… Я думаю, скоро военные сюда приедут и нас всех заберут отсюда. Наверное, ошибка вышла, и оружие не там где надо испытали. Нужно военных ждать.
— Хрень! — выкрикнул Гена. — Всё это хрень!
Болонка на руках дородной женщины пискляво тявкнула. Старик в пиджаке фыркнул и как-то слишком уж весело провозгласил:
— Выпью-ка я за хрень! — и приложился к фляге.
Парень в толстовке уставился на чёрную пустошь, покачал головой.
— Не-а, никакое это не оружие. Точняк, не оружие. Нас куда-то переместили. Какой-то мудила в белом халатике нажал на кнопочку и вот мы здесь, в сраной чёрной пустыне. Может, это вообще другая планета.
— Ты больной на всю бошку обдолбыш, Банан! — выпалил Гена. На его покрытом оспинами лице выступили пунцовые пятна. — Какая ещё другая планета? В жупу засунь свои наркоманские бредни!
Парень набычился, подступил к Гене и толкнул его двумя руками.
— Я тебя оскорблял, а? Ты кого обдолбышем назвал, козлина?!
— Тебя назвал! Ты и есть…
Договорить Гена не успел — кулак парня впечатался ему в челюсть. С головы слетела бейсболка. Люди все разом охнули. Гена с трудом удержался на ногах. Быстро отправившись после удара, он сжал кулаки и уже собирался наброситься на обидчика, но его удержали двое мужиков.
— Хватит! — рявкнул один из них. — Что вы как дурни какие-то? Беда пришла, а вы кулаками размахиваете! Как дети, ей богу!
— Беда? — взвизгнул Гена, пытаясь вырваться. — У меня, между прочим, тёща померла! Лежит сейчас дома…
— Замолчи! — грозно прошипел ему в ухо второй мужик, который его удерживал. — И давая больше без кулаков, усёк? У тебя тёща померла, а у меня половина дома исчезла, а в той половине жена с дочкой были! Где они теперь, а?
Кто-то выкрикнул из толпы:
— А мы все где?
Гена обмяк.
— Ладно, ладно… Нам всем нужно успокоится, — он бросил на парня в толстовке холодный взгляд, в котором было обещание поквитаться.
Парень ухмыльнулся, скрестил руки на груди и отвернулся. Старуха на скамейке прокряхтела:
— Это нас Боженька наказал.
К Борису и Виталию подошёл старик. Он вздохнул и произнёс угрюмо:
— Похоже, мы все в глубокой жопе.
— Ты прав, Прапор, — согласился Виталий. — Лучше и не скажешь.
Старик зашагал прочь, склонив голову. Он бормотал на ходу:
— Хлебушка маловато в доме, вот в чём беда… Ох, мало… Зато картошечка есть. С картошечкой не пропадёшь…
Борис проводил его взглядом.
— Может, обойдём деревню, а? — предложил он Виталию. — Посмотрим, что да как.
— Хорошая мысль, — одобрил тот.
Они отправились в путь. Толпа продолжала гомонить, и опять среди этого гама выделялся голос Гены. Видимо, о своём призыве «нам всем нужно успокоиться» он благополучно позабыл.
Борис то и дело бросал взгляд на пустыню. Белая Даль стала чёрной. Тухлая какая-то ирония. С этой стороны чахлая трава,
