Рассказ Орасио развеселил всех. Выждав несколько мгновений, Орасио вздохнул и повернулся к Себаштиану.
– Ты, конечно, уже что-нибудь узнал о мальчике Клаудио Аласены? – спросил он.
– Да, и, боюсь, новости неутешительные.
Он коротко поведал о том, что происходило до сегодняшнего дня, и о полицейском расследовании. Его сообщение вызвало шквал разнообразных восклицаний и общее потрясение.
– Серийный убийца! – вскричал Альберто. – Е incredibile![22]
– Пока это только версия.
– Но тогда ты останешься, чтобы участвовать в следствии? – задал вопрос Орасио.
– Нет, что ты. Дело находится в компетенции испанской полиции; она должна официально запросить нашей помощи. В таких случаях предусмотрен ряд формальностей, которые необходимо соблюдать.
На несколько минут установилось молчание, нарушенное Эмилиано дель Кампо:
– Ужасная история. – Он закрыл книгу, которую неспешно перелистывал, и потянулся за большой бутылкой коньяка стоявшей перед ним на деревянном столе. Себаштиану попытался выдержать его пристальный взгляд, но не смог и был вынужден отвести глаза. Взор медика, пронизывающий и пытливый, словно доискивался до самых сокровенных мыслей. – Чудовищная жестокость. Если нужна наша помощь…
Дель Кампо сжал губы. Казалось, услышанное произвело на него неизгладимое впечатление. Себаштиану не подозревал, что дель Кампо – близкий друг семьи Аласена.
– Лично я могу сделать немногое, разве что пожелать, чтобы этот кошмар закончился для дона Клаудио и его супруги как можно скорее.
– Я присоединяюсь к пожеланию Эмилиано. Клаудио Аласена – верный друг, – подал голос Оскар Шмидт.
– Безусловно, – согласился Себаштиану.
– Bene,[23] – неожиданно воскликнул Альберто Карнабуччи. – Давайте развлекать нашего гостя. Приступим к делу? Мне не терпится поделиться со всеми тем, что нам удалось выяснить.
– Постой, Альберто, – прервал его Орасио. – Нашему молодому другу неведомо, чем именно мы занимаемся.
Патакиола встал с кресла.
– Четыре месяца назад я сделал одну из самых удачных своих находок. Не вдаваясь в подробности, скажу, что я проводить отпуск в итальянском городе Верона и по чистой случайности наткнулся на одну вещь, немедленно завладевшую моим вниманием. Как-то вечером меня пригласили на ужин старинные друзья, которых я не видел много лет. Это был один из тех ужинов, когда люди с удовольствием вспоминают юность и сетуют, «как быстро бежит время». Незадолго до того умерла мать Франчески, хозяйки дома, и оставила супругам нешуточное наследство. Я не стану утомлять вас перечислением унаследованных ими домов и прочей недвижимости, поскольку за ужином главным предметом разговора сделались две коробки, набитые ветхими документами. Друзья хотели, чтобы я просмотрел их и определил, есть ли среди них что-нибудь ценное. Обе коробки мать Франчески хранила на антресолях с тех пор, как умер ее муж, что случилось довольно давно. В коробках лежали его личные вещи, как я уже говорил, отправленные вдовой на чердак и благополучно забытые, пока их снова не извлекли на свет в связи с наследственными делами.
В сущности, никто не сомневался, что содержимое коробок имеет определенную ценность, так как предки моих друзей принадлежали к числу самых родовитых итальянских семейств и, следовательно, играли заметную роль в истории Италии в прошлом столетии. Мои друзья сначала предполагали отвезти документы в музей, чтобы эксперты их изучили и каталогизировали. Однако, зная о моем увлечении литературой и искусством, они решили, улестив меня изысканным ужином, узнать мое мнение, не откладывая дела в долгий ящик.
В первой коробке мы нашли рукописи, представляющие огромный интерес для историков, но я снова не хочу обременять вас излишними деталями. Во второй же мы нашли нечто такое, отчего просто онемели: три листа пергамента в превосходном состоянии. Удивляло, как бережно когда-то упаковали документ, аккуратно вложив его между двумя толстыми стеклянными пластинами. Фактически страницы хранились в полном вакууме. На мои взволнованные вопросы Франческа отвечала, что смутно припоминает витрину, находившуюся в давние времена на столе в кабинете ее отца, и больше ничего.
Орасио вел рассказ, встав на противоположном конце комнаты около комода, на котором помещался предмет сантиметров семидесяти в ширину и около трех-четырех сантиметров в высоту, покрытый куском черного бархата. Не вызывало сомнений, что под бархатом скрывался тот самый раритет.
– Это фантастическая находка. Дело не столько в содержании – оно, конечно, довольно любопытно, но не является формулой философского камня, – сколько в том, кто написал документ. Его автор – один из величайших итальянских поэтов на все времена. Возможно, самый великий. Так уж получилось, что я пылкий поклонник сей исторической личности и хорошо знаком с его творчеством. Друзья попросили меня взять на себя труд тщательно исследовать его и подтвердить подлинность авторства. Ради этого они согласились передать мне документ в Мадрид, как только будет покончено со всеми необходимыми формальностями в связи со вступлением в наследство. Таким образом, с момента появления документа из недр коробки и до нынешней неофициальной экспозиции прошло несколько месяцев. До вчерашнего дня он находился в Прадо, в руках лучших реставраторов и экспертов, причем некоторые знатоки приехали из Рима. Сегодня он перед нами, но уже завтра утром вернется в Италию.
– Ты испытываешь мое терпение, Орасио, – признался Себаштиану. – Можно наконец узнать, о ком или о чем речь?
Орасио сдвинул бархат, и Себаштиану подошел к витрине. Не меньше трех пядей[24] в ширину и глубину, она представляла собой два стеклянных листа по два сантиметра толщиной каждый, между которыми были вложены три желтоватых пергамента. Стекло держалось на подставке и было закреплено почти вертикально, с небольшим наклоном назад под углом примерно в двадцать градусов. Себаштиану нагнулся к витрине, освещенной электрическим светом с потолка, и попытался разобрать слова: начертанные много сотен лет назад черными чернилами, они до сих пор сохранили относительную четкость. Сам пергамент был попорчен временем и кое-где протерся до дыр, отчего отдельные строки сделались неразборчивыми. На третьем листе текст обрывался, не доходя до середины, заставляя сожалеть, что история не получила продолжения.
– Данте Алигьери, – торжественно провозгласил Орасио.
Себаштиану с изумлением воззрился на дядю, в следующий момент он вновь впился глазами в витрину.
– Вот это да! – воскликнул он, опомнившись. – Потрясающая находка. Мне не терпится узнать, что там написано.
– И нам тоже, – заявил Иван Польскаян. Он достал из кармана пиджака серебряный портсигар и предложил сигарету Себаштиану. Тот отказался, покачав головой, и коротко пояснил: «Не курю».
Орасио вернулся к гостям и уселся рядом с Себаштиану. Замечание Польскаяна заинтриговало Себаштиану. Неужели содержание документа известно одному Орасио? Похоже, другие члены общества были осведомлены не больше, чем он сам.
– Действительно, – подтвердил Альберто Карнабуччи. – Лишь мы с Орасио знаем, о чем этот текст, поскольку только нас пригласили присоединиться к экспертам Прадо, изучавшим документ. Орасио удостоился этой чести потому, разумеется, что нашел его. Ну а я проявил изрядную настойчивость. Как истинный флорентиец, я большой поклонник таланта Данте. Я не мог упустить счастливую возможность поучаствовать в переводе его автографа.
– Что касается остальных, Орасио вызвал нас сразу, как только прибыл в Мадрид с автографом, – поделился Иван, – следовательно, мы увидели документ в первый же день, но всей компанией мы не могли присутствовать при переводе. Теперь работа как будто завершена. Наши дорогие друзья крепко держали рот на замке.
Развалившись на диване, шахматист выпустил колечко сигаретного дыма и несколько мгновений рассеянно наблюдал, как оно тает в воздухе.
– Перевести текст оказалось задачей непростой, хотя в нашем распоряжении находились новейшие компьютерные системы. Причем главная проблема заключалась вовсе не в истолковании архаичного языка поэта. Верно прочитать документ – вот что представляло основную сложность, так как состояние пергамента далеко от идеального, – объяснил Орасио.
– Ну, так рассказывай, дружище, мы все сгораем от любопытства, – поторопил его Оскар.
Орасио поудобнее устроился в кресле и пригубил коктейль.
– Так как времени у нас достаточно, позвольте я расскажу всю историю с начала, чтобы освежить ключевые моменты в вашей памяти, а заодно похвастаться собственной, – повел речь Орасио. – Данте Алигьери родился в мае 1265 года во Флоренции, в скромном доме напротив Toppe делла Кастанья. Благородным происхождением он был обязан своему предку, отважному рыцарю, отличившемуся в крестовых походах и завоевавшему право на герб под знаменами императора Конрада III. Отец Данте жил во Флоренции и занимался банковским делом, хотя злые языки утверждали, будто он не брезговал и ростовщичеством. Мать Данте скончалась, когда он был еще маленьким ребенком, и его отец почти сразу после ее смерти вступил в новый брак. Увы, семью словно преследовал злой рок: в скором времени отец Данте тоже покинул сей мир. Однако по обычаю того времени отец позаботился составить нотариальное брачное обязательство, согласно которому Данте полагалось жениться на Джемме Донати.
