— Кошка откусила тебе язык?
Он медленно повернулся.
— Джони, ты нахал, и это не доведет тебя до добра.
— Я уже слышал это.
— Я повторяю…
— Тогда обзаведись копами получше нынешних. Эта еловая шишка, которой ты утром устроил разнос, просто действует мне на нервы.
— Кажется, ты слишком много знаешь о копах.
Я заказал себе «коку» и сэндвич.
— Да, знаю… о таких, как твои ребята, почти все. А ты сам-то знаешь?
— Знаю, — глухо прорычал он.
— Тогда пусть они не висят у меня на хвосте. Когда ты прижмешь меня, можешь делать что захочешь, но до тех пор убери своих топтунов.
— Ты ублюдок, — почти прошептал он.
Я откусил сэндвич и усмехнулся.
— Знаешь, это просто удивительно, Линдс. Почему ты не спросишь прямо: «Джони, это ты пришил моего приятеля?»
Он побагровел еще больше и процедил сквозь зубы:
— Мне этого не требуется!
— Тогда можешь не спрашивать, но на всякий случай, если тебе хоть капельку интересно, я отвечу: «Нет». Запомнил, Линдс? «Нет»!
Он оскалил зубы, а глаза так сузились, что зрачков вообще не стало видно. Я жевал сэндвич и запивал «кокой».
Покончив с едой, я бросил на прилавок четверть доллара и взял сигарету из пачки Линдса.
— Когда-нибудь… если надумаешь, посади меня на детектор лжи. Я заранее согласен.
Он взъерошил рукой волосы, и его глаза открылись так широко, что я смог увидеть, какого они цвета. Оказалось, голубые. Мышцы его лица расслабились, и багровость постепенно исчезла. Видать, до него доходило, но как до жирафа. Я не стал мешать его умственному процессу, пусть покумекает, и вышел на улицу.
«Национальный банк Линкастла» располагался в большом белом здании, которое занимало половину квартала в самом сердце города. Я вошел туда за несколько минут до закрытия, когда операционный зал почти опустел. Не прошло и двух секунд, как меня оглушила внезапно наступившая тишина, которая обрушивается на человека, когда аппараты перестают трещать.
За столом, покрытым стеклом, стоял охранник и пытался решить дилемму: вытащить ли ему револьвер или поздороваться. Я улыбнулся ему как родному и первым сказал: «Привет». Он опустил руку, с трудом сглотнул и неуверенно спросил, как будто собирался ступить на тонкий лед.
— Джони?
— Он самый, папаша.
Он опять сглотнул, глаза его метнулись по сторонам, судорожно ища у кого-нибудь подсказки.
— Где мистер Гардинер, папаша?
— В… своем кабинете.
— Будь добр, доложи ему, что я здесь.
Ему страшно не хотелось делать это, но он все-таки снял трубку. Впрочем, босса ему тревожить не пришлось. Дверь в дальнем конце зала распахнулась — человек, стоявший там, очевидно, и был сам президент. Пока я шел ему навстречу по мраморному полу, бронзовые двери сзади меня со стуком захлопнулись за последним клиентом.
— Здравствуйте, мистер Гардинер.
Самое неподдельное удивление отразилось на его лице. Хэвис Гардинер был одним из тех высоких худощавых мужчин с седеющими волосами, каких вы видите на рекламных афишах, только сейчас он был похож на мальчика, впервые увидевшего цирк. Он стоял и буквально рта раскрыть не мог, так подействовало на него мое появление.
Я спокойно сказал:
— Я хочу поговорить с вами.
— Какая наглость! — Удивление быстро сменилось гневом.
— Да, этим меня Бог не обидел. Ну, так как же насчет разговора с глазу на глаз? Не беспокойтесь — полиции известно, что я в городе. Ну, решайте. У меня не слишком много времени.
Его губы сжались, и он процедил:
— У меня заседание совета директоров.
Я усмехнулся — так, как я умею.
— Но его можно отложить, — поспешно добавил он.
Я прошел в дверь, она закрылась, щелкнув замком.
Гардинер набрал номер и коротко отменил совещание, сел в кресло и опять уставился на меня. Кабинет президента был самым обыкновенным: немного хлама, плюша, красного дерева со всем полагающимся президентскому офису гарниром. Гардинер не предложил мне сесть, но я и не нуждался в его приглашении. Пока хозяином положения был я, нужно было сохранить это преимущество. Хэвис Гардинер был так неестественно спокоен, что я опасался, как бы его не хватил удар.
— Я ищу Веру Вест, мистер Гардинер. Знаете что-нибудь о ней?
Вместо того чтобы ответить на мой вопрос, он снял трубку и позвонил в полицию. Он сказал им, что я у него, и попросил объяснить, что происходит.
Они объяснили.
Лицо Гардинера сморщилось, и он медленно положил трубку.
— Так, значит, ты думаешь, что теперь до тебя не добраться! — неожиданно рявкнул он.
— Совершенно верно. Теперь давайте вернемся к Вере Вест.
Гардинер пялился на меня целую минуту, обшаривая глазами с головы до кончиков ботинок.
— Я действительно не знаю, где она, Макбрайд. — Он сказал это довольно спокойно, но затем вдруг изменил тон и спросил тихо и вкрадчиво. — Знаешь, что бы я сделал на твоем месте?
— Да, перерезал бы себе глотку. Заткнись и слушай. Ты можешь верить или не верить тому, что я скажу, но тебе же будет лучше, если поверишь. Я никогда не украл ни одного цента из этого банка. Да, я удрал, но это уже мое дело.
Нет, мистер Гардинер не любил Джони, это ясно читалось на его лице. А теперь, пожалуй, и боялся. Гардинер навалился на стол и спросил:
— Да что ты говоришь, Макбрайд?
В голосе звучала неприкрытая издевка.
— То, что мне ловко подстроили ловушку. Разве не ясно?
— Нет.
— Позвольте мне спросить, почему я был обвинен в хищении этих двухсот тысяч?
Гардинер не мог решить, удивиться ему или рассердиться. Он посмотрел на свои ладони, потом на меня.
— Знаешь ли, Макбрайд, если полиция имеет что-то против тебя, я даже не буду обсуждать этот вопрос. Твое добровольное возвращение, хоть и без папиллярных линий на пальцах, кое-что меняет.
— Да ведь меня даже никто не выслушал тогда.
— А тебе есть что рассказать, Макбрайд?
— Сначала расскажите вы. Как это случилось?
Он театрально развел руками.
— Я… я даже не знаю, что теперь и думать, Макбрайд. Только мисс Вест имела доступ к этим книгам. Но она никогда не брала их раньше. Как-то я заметил ее с ними и удивился. Я спросил, зачем она взяла их из сейфа. Она сказала, что ты попросил ее об этом. Из любопытства я просмотрел их и нашел свидетельства хищения.
— Сколько не хватало?
Он скривил губы, показывая, что уж это-то я должен знать.
— Ровно двести тысяч. На счету оставалось только восемьдесят четыре доллара.
— Странная сумма.
— Окружной прокурор тоже так подумал.
— Дальше.
— Когда я отпустил тебя и мисс Вест в отпуск, я связался с окружным прокурором, который в свою очередь обратился к фининспектору штата. Тот нашел недостачу, и следы вели прямо к тебе.
— Какой молодец, — не удержался я.
— Макбрайд… почему ты убежал?
Хотел бы я знать. Если бы я мог сказать почему, я бы не тыкался сейчас в стенку как слепой кутенок. Я равнодушно пожал плечами.
— Нервы, вот и все. Струсил и удрал. Но я вернулся, и это — главное.
— Ты вернулся… чтобы отмыться?
— А то как же?
Он откинулся на спинку кресла и сложил руки на груди.
— Это невероятно, просто невероятно. Я… не знаю, верить или нет.
— Это ваше дело.
— Если… Предположим, ты говоришь правду. Но я, конечно, хочу, чтобы ты доказал свою невиновность. До сегодняшней встречи все было ясно для меня в этом деле.
Он улыбнулся, как улыбаются старики, которых уже нельзя ничем удивить или рассмешить.
— Но если я делаю ошибки, я всегда благодарен, когда меня вовремя поправляют. Макбрайд, я приберегу свое мнение до тех пор, пока это дело не разрешится тем или иным образом. Однако я буду использовать все имеющиеся в моем распоряжении средства, чтобы докопаться до истины. Все, что мы сейчас имеем, указывает на твою вину. Можешь ты сказать мне, с чего начать?
— Найдите Веру Вест, — посоветовал я, — она должна знать правду.
— Тебе известно, что с ней случилось?
— Слышал кое-что. Путалась с Серво, потом исчезла.
— Значит, ты знаешь столько же, сколько и я.
— Вы будете искать ее?
— Безусловно. По крайней мере, страховая компания начнет ее розыски немедленно.
— Когда она ушла отсюда, не оставила ли она чего-нибудь после себя? Письма, бумаги и так далее?
— Нет, ничего. И она никогда не писала нам с тех пор. Может быть, она где-то и работает, но она не обращалась к нам за рекомендациями.
Я кивнул и как будто украдкой окинул взглядом комнату, улыбаясь, словно расчувствовавшись оттого, что переступил порог родного дома. Я сказал:
— Вы знаете, я скучаю по своему рабочему месту. Может быть, вы позволите мне заглянуть в мое старое стойло.
