— Ответь на вопрос! — жестко проговорила Стефани.
— Самые важные вещи зачастую хранятся в самых неожиданных местах.
— Это не ответ.
— Это все, что вы можете от меня услышать.
— Значит, ты в сговоре с теми, кто стоит за всем происходящим! — заявила Стефани.
— Лично я — нет. Но не стану отрицать, что в администрации существуют другие, которые рассматривают этот путь как кратчайший к решению проблемы.
— Какой именно проблемы? — осведомился Грин.
— Израиль. Кучка надменных идеалистов, не желающих слышать никаких возражений, и в то же время готовых без колебаний послать танки и боевые корабли, чтобы уничтожить всех и вся во имя своей безопасности. Что произошло несколько месяцев назад? Они начинают артобстрел сектора Газа, один из снарядов отклоняется в сторону и убивает целую семью, находившуюся на пикнике на берегу моря. Что они говорят? «Извините. Нехорошо получилось». — Дейли покачал головой. — Прояви они хотя бы унцию сожаления, продемонстрируй хоть видимость готовности идти на компромиссы — и все можно было бы урегулировать. Но нет, все должно быть либо по их сценарию, либо никак!
Стефани знала, что с некоторых пор арабы по сравнению с Израилем стали куда более покладистыми — в первую очередь, бесспорно, в связи с событиями в Ираке, где американцы достаточно твердо продемонстрировали свою решимость и последовательность. Симпатии по отношению к палестинцам росли и повсюду в мире. Это объяснялось сменой палестинского руководства, смягчением столь воинственной прежде риторики и глупостью израильских «ястребов». Она помнила виденную в выпусках теленовостей единственную уцелевшую в результате того артобстрела девочку, рыдающую рядом с бездыханным телом отца. Мощный образ! Но ей было непонятно, что в реальности можно поделать со всем этим.
— И как же они собираются воздействовать на Израиль? — спросила Стефани, и в тот же миг ответ родился в ее мозгу: — Так вот для чего вам необходимо Звено!
Дейли ничего не ответил.
— А Малоун — единственный, кто знает, где его искать, — потерянным голосом проговорила женщина.
— Да, это проблема. Но вполне разрешимая.
— Вы хотели принудить Малоуна к действиям! Только не знали, каким образом!
— Не стану отрицать, что это являлось частью плана.
— Ты сукин сын! — выплюнула она.
— Послушай, Стефани, Хаддад хотел исчезнуть. Он доверял Малоуну. Израильтяне, саудовцы, даже палестинцы — все они полагали, что Хаддад погиб в результате взрыва. Мы же сделали именно то, чего хотел этот человек, а потом затушевали эту историю, перевели стрелки всеобщего внимания на другие дела. Но теперь интерес всех вновь обратился к Хаддаду, и он опять стал нам нужен.
Стефани не собиралась позволить ему восторжествовать с такой легкостью.
— А как быть с теми, другими, которые идут по его следу?
— Я договорюсь с ними, как это принято у политиков.
Лицо Грина потемнело от гнева.
— Вы собираетесь пойти на сделку с ними?
— Так уж устроен мир!
Стефани не собиралась отступать. Она намеревалась выяснить как можно больше.
— Что такого важного может быть обнаружено в документах, которым уже перевалило за две тысячи лет? Если, конечно, они уцелели, что крайне маловероятно.
Дейли кинул на нее косой взгляд. Стефани понимала, что он намерен не позволить им с Грином вмешаться в происходящее и поэтому, возможно, бросит им какую-нибудь кость.
— Септуагинта.
Стефани не смогла скрыть удивление.
— Я в этих вещах не специалист, — продолжал Дейли, — но знаю, что лет за двести до рождения Христа ученые Александрийской библиотеки перевели с древнееврейского на греческий библейские тексты, которые мы сейчас называем Ветхим Заветом. Это и есть Септуагинта. Можно подумать, большое дело для сегодняшнего-то дня! Кстати сказать, этот перевод — единственное, что у нас осталось, поскольку древнееврейские оригиналы бесследно исчезли. И тут Хаддад заявляет, что перевод и все последующие толкования ошибочны и искажены в самой своей сути. Он утверждает, что ошибки встречаются повсюду в тексте и что он может доказать это.
— И что же дальше? — спросила Стефани. — Как это может все изменить?
— Вот на этот вопрос я ответить не могу.
— Не можешь или не хочешь?
— В данный момент это одно и то же.
— «Вечно помнит завет Свой, — прошептал Грин, — слово, которое заповедал в тысячу родов, которое завещал Аврааму, и клятву Свою Исааку, и поставил то Иакову в закон и Израилю в завет вечный, говоря: „тебе дам землю Ханаанскую в удел наследия вашего“».
Стефани видела, что он до глубины души тронут этими пришедшими ему на память строками Святой Книги.
— Весьма важное обещание, — продолжил Грин. — Одно из многих, содержащихся в Ветхом Завете.
— Значит, ты понял, в чем заключается наш интерес?
Грин кивнул.
— Я уловил суть, но не могу понять, на что вы рассчитываете и к чему стремитесь.
Стефани тоже ничего не понимала, но страстно стремилась к этому.
— Что вы делаете, Ларри? Гоняетесь за призраками? Но это же чистое безумие!
— Нет, уж поверь мне.
Стефани все стало ясно. Малоун был прав, обрушив на нее обвинения. Она была обязана сообщить ему о взломе их базы данных сразу же после того, как это случилось, но промолчала. А теперь его сыну угрожает смертельная опасность. Благодаря правительству США, которое, судя по всему, готово принести мальчика в жертву.
— Стефани, — заговорил Дейли, — мне знаком этот твой взгляд, и он мне не нравится. Что ты замыслила?
Нет, она больше не предоставит этому развалившемуся в кресле бесу ни единого клочка информации, которую он мог бы использовать. Поэтому она лучезарно улыбнулась и ответила:
— Именно то, чего всем вам так хочется. То есть ровным счетом ничего.
Копенгаген, 0.15
Доминик Сейбр знал: следующий час будет решающим. По одному из столичных телеканалов он уже видел репортаж о перестрелке и убийстве в замке Кронборг. Из этого следовало, что Малоун и его экс-супруга остались целы и продолжают действовать. Человек, посланный им в Кронборг, наконец-то отзвонился и доложил о проделанной работе. Он четко выполнил все инструкции, и это было хорошо.
Сейбр взглянул на часы и прошел из гостиной в заднюю спальню, где находился Гари Малоун. Мальчика с помощью крутого наезда на преподавателей и фальшивых документов, выданных якобы американским правительством, забрали прямо из школы и через два часа вывезли из Атланты чартерным рейсом. Уже в полете похитители связались с Пэм Малоун и подробно объяснили ей, что делать, чтобы не лишиться сына. Согласно имевшимся у них данным, она была сложным человеком, но фотография похищенного сына и угроза расправиться с ним сломили крутой нрав женщины и сделали ее послушной.
Надев налицо дежурную улыбку, он открыл дверь спальни.
— Привет! А у нас новости от твоего папы!
Мальчик сидел у окна и читал. Накануне он попросил купить ему несколько книжек, и Сейбр выполнил его просьбу. Лицо мальчика просветлело.
— С ним все в порядке?
— У него все великолепно! И он рад, что ты с нами. А твоя мама — с ним.
— Мама тоже здесь?
— Да, ее привезла другая группа.
— Странно. Она здесь никогда не была. Они с отцом вообще живут врозь.
Сейбр знал историю супружеской жизни Малоуна, но, изобразив удивление, спросил:
— Почему же?
— Развелись. Они давно не живут вместе.
— Тебе это причиняет боль?
Лицо Гари приняло задумчивое выражение. Для своего возраста он был, пожалуй, чересчур долговязым, тонкоруким, с копной темно-рыжих волос. Коттон Малоун был его полной противоположностью: светлокожий, мускулистый, светловолосый. Сейбр при всем желании не мог найти между ними никакого сходства.
— Конечно, я бы хотел, чтобы они были вместе, но понимаю, что это невозможно.
— Хорошо, что понимаешь. Значит, у тебя котелок нормально варит.
Гари улыбнулся.
— Папа мне то же самое говорит. Вы его знаете?
— Конечно. Столько лет вместе проработали.
— А что происходит сейчас? Какая мне грозит опасность?
— Я не вправе об этом говорить. Могу сказать только одно: очень плохие люди охотятся на твоего папу. Они хотели причинить зло и тебе с мамой, поэтому вмешались мы, чтобы защитить вас.
Сейбр заметил, что это объяснение не до конца удовлетворило парня.
— Но мой отец больше не работает на правительство, — заявил тот.
— К сожалению, для врагов твоего отца это не имеет значения. Они хотят отомстить ему за свои прежние поражения.
— Как-то все это странно…
Сейбр изобразил улыбку.
— Боюсь, это неотъемлемая часть той работы, которой занимался твой папа.
