Сейбр изобразил улыбку.
— Боюсь, это неотъемлемая часть той работы, которой занимался твой папа.
— А у вас дети есть?
Сейбр удивился этому вопросу.
— Нет. Я даже никогда не был женат.
— Мне кажется, вы хороший человек.
— Спасибо, но я просто делаю свое дело. А чем ты увлекаешься?
— Бейсболом. Правда, сезон уже закончился. А жаль, я бы с удовольствием побросал мяч.
— Боюсь, в Дании с этим возникнут проблемы. Тут эта игра не так популярна, как в Америке.
— Но мне здесь все равно нравится. Я был тут позапрошлым летом.
— Когда навещал отца?
Гари кивнул.
— Это для нас был единственный способ побыть вместе. Однако я все равно рад, что он живет здесь. Он счастлив.
— А ты? Сам-то ты счастлив?
— Иногда. Но временами мне хочется, чтобы он находился ближе.
— Никогда не задумывался о том, чтобы переехать к нему?
На лице мальчика появилась озабоченность.
— Это убило бы маму. Она ни за что не смогла бы с этим смириться.
— Иногда приходиться делать то, что не понравится другим.
— Я думал об этом.
Сейбр усмехнулся.
— Не слишком напрягай мозги. И не тоскуй.
— Я скучаю по маме и папе. Очень хочется, чтобы у них все было хорошо.
Услышанного Сейбру было достаточно. Мальчик умиротворен. С ним проблем не возникнет, по крайней мере в течение ближайших часов, а этого времени Сейбру было вполне достаточно. А то, как поведет себя Гари Малоун затем, его уже не волновало. Поэтому он шагнул к двери, сказав напоследок:
— Тебе не о чем беспокоиться. Я уверен, скоро все это закончится.
Малоун стоял на улице Эльсинора и наблюдал за кафе, двери которого то впускали, то выпускали посетителей. Интересующий его человек сидел за столиком и потягивал из кружки то ли чай, то ли кофе. Пэм, подумалось Малоуну, уже, наверное, пригнала машину и ждет его возле трамвайной остановки. Хорошо бы так оно и было. Когда этот человек сделает свой следующий шаг, они с Пэм должны быть готовы. У них будет только один шанс. Если хозяева или помощники убийцы находятся где-то поблизости, выйти на них можно только через него.
Появление в Дании Пэм выбило Малоуна из колеи. Впрочем, она всегда производила на него именно такой эффект. Когда-то их связывали любовь и взаимное уважение — по крайней мере так полагал Малоун. Теперь единственным общим, что у них осталось, был Гари.
Он помимо желания вспомнил, как в августе Пэм открыла ему правду относительно Гари.
— И после того, как ты годами лгала мне, ты хочешь, чтобы я был с тобой честен?
— Годы назад ты тоже не был святым, Коттон.
— Именно по этой причине ты превратила мою жизнь в преисподнюю.
Она пожала плечами.
— С моей стороны было бы неосмотрительным признаться тебе в этом. Но, учитывая то, как складывались наши отношения, я полагала, что тебе все равно.
— Я сам все рассказал тебе.
— Нет, Коттон, я подловила тебя.
— Но ты заставляла меня думать, что Гари — мой.
— Он и есть твой. Во всем, за исключением крови.
— По-твоему, это достаточное объяснение?
— Мне ни чему что-либо объяснять и оправдываться. Я всего лишь хотела, чтобы ты знал правду. Вот только надо было сказать тебе об этом год назад, когда мы развелись.
— Откуда ты знаешь, что он не мой сын?
— Если хочешь убедиться в этом, сдай анализы, а лично меня это не волнует. Просто знай, что ты не отец Гари, и делай с этой информацией что хочешь.
— А он об этом знает?
— Конечно же нет! От меня он об этом никогда не узнает, а в остальном — это ваше с ним дело.
Малоун до сих пор ощущал гнев, захлестнувший его тогда. Пэм же в течение всего этого разговора оставалась холодной как лед. Как же разительно они отличались друг от друга! Возможно, в этом и крылась причина того, что они больше не были вместе. Малоун рано потерял отца, мальчика воспитала боготворившая его мать. Детство же Пэм было наполнено беспрерывной суматохой. Ее мать, заведующая детским садом, была взбалмошной женщиной с противоречивыми эмоциями, которая даже не единожды, а дважды умудрилась промотать семейные сбережения. Ее страстью была астрология, и она слушала каждого шарлатана как божество, не в силах понять, что он говорит ей именно то, что она хочет слышать. Отец Пэм был под стать ее матери — такой же чудной и живущий в каком-то своем, особом мире. Радиоуправляемые модели самолетов интересовали его гораздо больше, чем жена и трое детей. Он проработал сорок лет на фабрике по производству мороженого, но не продвинулся выше должности менеджера средней руки. Верность смешалась в его душе с обманчивым чувством удовлетворенности своей жизнью. Этот человек был тестем Малоуна до того дня, когда привычка выкуривать по три пачки сигарет в день не заставила его сердце остановиться.
До того времени, как они познакомились, Пэм не была знакома с любовью и ощущением надежности. Обделенная эмоционально, но требовательная к другим, она всегда получала меньше того, что ей хотелось. Когда же ее призывали взглянуть в глаза реальности, она начинала злиться. Неудачный опыт других женщин, рано вышедших замуж, только доказывал мнение, в котором она укреплялась все прочнее: надеяться нельзя ни на кого — ни на матерей, ни на отцов, ни на братьев и сестер, ни на мужей. Все они подводят.
Поэтому подвела и она. Нажила ребенка на стороне и утаила это от мужа. Видимо, она до сих пор расплачивалась за тот свой поступок.
Ему следовало дать ей некоторое послабление, но для любой сделки нужны двое, а она — по крайней мере до сегодняшнего дня — не желала договариваться.
Стрелок за витриной пропал, и Малоун вновь обратил все свое внимание к кафе. Он видел, как, выйдя на улицу, мужчина подошел к своей машине, сел в нее и уехал. Оставив свой наблюдательный пост, Малоун кинулся к аллее и сразу увидел Пэм. Перебежав через дорогу, он открыл дверь и плюхнулся на пассажирское сиденье.
— Заводи и поехали! — бросил он.
— Я? А почему ты сам не сядешь за руль?
— Нет времени! Вон он, уже едет!
Малоун видел, как грязный «вольво» выезжает на шоссе, тянувшееся параллельно морю, и набирает скорость.
— Давай же, езжай! — поторопил он бывшую жену. Не произнеся больше ни слова, она подчинилась.
Джордж Хаддад вошел в свою лондонскую квартиру. После поездки в Бейнбридж-холл он, как обычно, находился в расстроенных чувствах, поэтому, проигнорировав компьютер, сигнализирующий, что в электронной почте имеются непрочитанные сообщения, уселся за кухонный стол.
Вот уже пять лет он оставался мертвым. Знать, но не знать. Понимать и в то же время находиться в тупике.
Хаддад с горечью покачал головой. Ну что за дилемма!
Он огляделся. Вид этого жилья, раньше неизменно вдохновлявший и очищавший его, теперь утратил свою магию. Время пришло. То, что знал он, должны узнать другие. Он должен подарить это откровение каждой душе, растоптанной накбой, — всем тем, у кого была отобрана их земля и жилище. И — евреям, перед которыми он был в долгу.
Право на правду имели все.
В первый раз, три месяца назад, у него это не получилось, поэтому вчера он снова потянулся к телефону.
Теперь, уже в третий раз, он набрал номер международной связи.
Малоун смотрел на дорогу, а Пэм тем временем все сильнее давила на газ. Машина летела по прибрежному шоссе на юг, по направлению к Копенгагену. От «вольво» их отделяло примерно полмили. Малоун позволил нескольким машинам вклиниться между ними и постоянно предупреждал Пэм, чтобы она не подъезжала слишком близко.
— Я не шпион! — проговорила Пэм, не отводя глаз от шоссе. — У меня такое в первый раз!
— Разве на юридическом факультете этому не учат?
— Нет, Коттон! Этому учили тебя в твоей шпионской школе!
— Какая жалость, что такой шпионской школы не существует! Мне приходилось учиться всему этому уже в деле.
«Вольво» поехал быстрее, и Малоун подумал: уж не заметил ли стрелок погоню? Но затем он понял: машина всего лишь пытается обогнать другую. Пэм тоже попыталась прибавить газу, чтобы не отстать.
— Не надо! — жестко сказал Малоун. — Если он проверяется, то это особый прием с целью выяснить, нет ли за ним «хвоста». Я его вижу, так что езжай, как едешь.
— Я не сомневалась в том, что наука, полученная тобой в министерстве юстиции, окупится с лихвой.
Пытается шутить. Большая редкость для нее. Но Малоун оценил эту попытку снять напряжение. Он надеялся, что слежка принесет свои плоды. Гари должен находиться где-то поблизости. Ему нужен только один шанс, чтобы спасти мальчика!
Вскоре они добрались до пригородов датской столицы. Начались пробки. Теперь поток автомобилей тащился со скоростью черепахи. Стрелок маневрировал на запруженных улицах Шарлоттенлунда, въезжая в северные районы Копенгагена. Прямо перед королевским дворцом «вольво» повернул на запад и углубился в дебри городских кварталов.
