— А где твой дом?
— Значит, ты фотограф? — спросил он, пропуская мимо ушей ее вопрос.
— Именно. Полагаю, ты догадываешься, для чего я приехала сюда.
— Я просто знаю, как ты объяснила цель своего приезда окружающим.
На мгновение ей показалось, что он насквозь видит ее и ему известна не только цель ее приезда на остров, но и вся ее жизнь с самого рождения.
— Итак, ты знаешь, зачем я здесь, — язвительно начала она. Конечно, она знала, что братья, как две капли воды, похожи друг на друга, но тем не менее ее поразило, как сильно Кейр был похож на Хэмиша, по крайней мере, внешне. За внешней оболочкой скрывалась, конечно, какая-то неуловимая, неизвестная ей разница между братьями. — Это подводит нас к вопросу, зачем ты здесь? — сказала она, испытывая страстное желание как-то уязвить его.
— Я уже сказал тебе. Мне захотелось пива.
— Я имею в виду — на острове.
— Остров и есть мой дом. И почему бы мне не жить здесь?
— Почему же тогда ни твой брат, ни сестра не знают, что ты обитаешь здесь?
— У меня нет брата, — спокойно ответил он. — А с Жермен я скоро увижусь.
— А со своим дедом?
— Именно по этой причине я и нахожусь здесь. Ведь дед скоро умрет.
У нее возникло чувство, что в его последней фразе содержалось нечто большее, чем обычная констатация состояния здоровья человека, которому перевалило за девяносто.
— Я сегодня познакомилась с ним, — сказала Лиз. — Мне он очень понравился.
— Так же, как и ты ему.
— Значит, вы виделись с ним.
— Нет.
— Почему же тогда ты решил, что я ему понравилась?
— Моему деду не может не понравиться девушка, которая пойдет обезвреживать незваного гостя в своем доме, вооружившись фотовспышкой и кухонным ножом.
— А что мне оставалось делать? Звать на помощь полицию? И, кроме того, никакая я не девушка, я женщина.
Он засмеялся:
— Ловлю тебя на слове.
Лиз покорил его теплый искрящийся смех. Он вдруг показался непринужденным и беспечным малым.
— Где все-таки ты обитаешь? Чем занимаешься?
— Живу, где захочу, и занимаюсь, чем пожелаю, — дразнящим тоном ответил он.
— Ну и ответ.
— Это более правдивый ответ, чем тот, который тебе известен. Если ты готова узнать меня лучше, ты сама убедишься, что я очень правдивый человек, хотя это не всегда мне на пользу.
— Вот как? Хочу ли я узнать тебя лучше? Ты собираешься каждую ночь тайком пробираться в мою кухню, пугая меня до смерти?
— Как пожелаешь.
— Мне этого не нужно. Если тебе захочется прийти ко мне, сделай это в нормальное время, а не ночью, и стучись, пожалуйста, в дверь, как это принято у людей. Тебе не пристало в таком немолодом уже возрасте быть любопытной Варварой.
Несмотря на то, что последняя фраза была лишь ее догадкой, она все-таки смутила его и заставила покраснеть.
— Думаю, мне лучше удалиться, — сказал он, поднимаясь со стула. Кивнув на нож, он спросил: — Хороший нож?
— Очень, — ответила она.
— Прошу прощения за причиненное беспокойство, — он внезапно стал очень серьезным и вежливым. В эту минуту он очень напоминал ей своего деда Ангеса. — Я ухожу в надежде, что мы снова встретимся. — Он направился к задней двери, которая оставалась по-прежнему открытой.
Поднявшись со стула, Лиз подошла к висевшей над раковиной полке и положила туда нож. Обернувшись к нему, она произнесла:
— Ну тогда, я думаю, нож мне вряд ли еще понадобится.
Он ушел, сразу же растворившись в темноте. Лиз вышла на улицу через ту же дверь и начала внимательно смотреть на побелевшие от яркого лунного света листья деревьев. Подул свежий ветерок, и ей показалось, что какое-то большое животное проползло под ближайшим кустом. Пребывая в каком-то смущении, она никак не могла избавиться от чувства, что ей приснилась эта странная встреча.
Лиз вернулась в дом и, выключив свет, побрела в свою комнату. Сидя на кровати, ей вдруг пришло в голову, что между двумя близнецами существовала огромная разница. Кейр Драммонд повел себя с ней, как с женщиной. Она все еще сердилась на него, но также чувствовала его неотразимую привлекательность.
Несмотря на свое недавнее желание побыстрее выпроводить Кейра, она сидела возбужденная и совершенно выбитая из колеи.
Лежа на боку, она неожиданно заметила, как рука ее потянулась к промежности. Раскинув ноги, она стала манипулировать своим пальцем между ног. Неожиданно целый водоворот чувств, воспоминаний и эмоций пронесся через ее сознание, разливаясь горячей волной по телу и перерастая в кульминационный пик наивысшего наслаждения.
Спустя несколько минут она уже сладко спала беспробудным сном.
Джеймс Моусес, держа под уздцы мерина, как всегда, подвел его к Ангесу Драммонду и, как всегда, получил отказ. Джеймс, которому было пятнадцать лет, ухаживал за лошадьми с семилетнего возраста, когда ему приходилось вставать на табуретку, чтобы почистить скребницей холку и спину лошади. Его дед, Бак Моусес, привел его к Драммонду в то лето, когда мальчик закончил первый класс.
— Вы сами решайте, какую работу поручить этому парню, мистер Ангес.
Глядя на мальчика оценивающим взглядом несколько минут, Ангес наконец решил:
— Я думаю, его лучше всего определить на конюшню.
Работая первое лето на конюшне Драммонда, Джеймс испытывал ужас при виде высокого седовласого пожилого человека. Но спустя некоторое время мальчик привык к властному тону своего хозяина и даже научился угадывать, чем ему можно угодить. В девять лет мальчик уже точно знал, что Драммонд приходится ему отцом.
В тот год в возрасте пятидесяти лет умерла его мать, и один мальчик, который был старше его, объяснил Джеймсу, почему его кожа намного светлее, чем у матери. Тогда такая связь казалась ему невозможной, но он вынужден был согласиться с этим странным фактом, несмотря на то, что Ангес ни разу не сделал ни малейшего намека, подтверждавшего предположения мальчика.
Это утро, сначала такое похожее на сотни других, вдруг стало иным. Направившись к «джипу», Ангес Драммонд вдруг остановился, мрачно глядя на Джеймса.
— Ты ведь снова возвращаешься в школу Фернандины, парень?
— Да, сэр. На следующей неделе.
— И тебе нравится посещать школу вместе с белыми учениками?
— Я всегда посещал школу для белых, — ответил Джеймс. — Хорошие ребята.
— Они тебя не обижают? — спросил Ангес.
— А почему они должны меня обижать? — задал встречный вопрос Джеймс.
— Потому что у тебя темная кожа.
— Двое ребят как-то однажды назвали меня чернокожим верзилой, — пожав плечами, ответил Джеймс. — Я им хорошо ответил, и они больше меня так не называли.
— Ты стал большим, — ответил Ангес. — Высоким. Ты будешь снова играть в футбол?
— Да, сэр. В прошлом году я играл за команду первокурсников. В этом году думаю выступить за университетскую команду. Хотя баскетбол мне нравится больше.
— Да, — задумчиво сказал Ангес, — у тебя для этого подходящий рост.
— Тренер говорит, если я буду много заниматься спортом, то смогу сам стать тренером.
— Хорошо. Очень хорошо, — Ангес на минуту отвел взгляд в сторону моря. — А что ты делаешь на острове, когда не занят на конюшне?
— Я охочусь и ловлю рыбу, — ответил Джеймс. — Дедушка показывает мне лучшие места.
— И на кого же ты охотишься?
— Чтобы запастись мясом, каждый год я отстреливаю одного-двух оленей. Но больше мне нравится охотиться на птиц. У меня хорошая собака.
— Чем ты стреляешь птиц? — спросил Ангес.
— Из старой одностволки дедушки двенадцатого калибра. Хотя, конечно, таким ружьем больше одной штуки вряд ли подстрелишь.
Ангес посмотрел на мальчика взглядом, какого Джеймс никогда прежде не видел.
— Пойдем со мной, — сказал он и, повернувшись, стал подниматься по ступенькам дома.
Удивившись, Джеймс с минуту не двигался. Потом привязал мерина к перилам лестницы и поспешил за стариком. Ангес уже был в доме и, свернув налево от главного зала, направился в свой кабинет. Джеймс следовал за ним мимо обшитых дубовыми панелями стен, книг в кожаных переплетах, мраморного камина, огромной кучи покрытых пылью газет на неимоверно большом столе, лакейских подносов, уставленных хрустальными графинами с красной и желтой жидкостью. Однажды, еще совсем мальчишкой, он украдкой пробрался в эту комнату, где, охваченный благоговейным трепетом, глазел на открывшееся его взору великолепие внутреннего убранства дома. Он стоял здесь, раскрыв от изумления рот до тех пор, пока его не увидела родная мать, работавшая у Ангеса кухаркой, которая хорошенько отдубасила сына за недозволенное присутствие. Комната была такой же большой, какой он видел ее раньше. Наверное, здесь будет футов сорок, подумал про себя Джеймс.
