Лэнг покачал головой и заявил:
— Именно так все и было. Я выбил у него нож, он достал второй. Я добавил ему по затылку, он его выронил, а потом выскочил через стеклянную дверь.
Морс потер ладонью подбородок и констатировал очевидное:
— Если так, то вы круче, чем кажетесь. Где вы такого нахватались? На Пэрис-Айленде?[14] Чтобы запросто раздолбать парня с нехилым ножиком…
— В «морских котиках»[15], — ответил Лэнг.
Это объяснение было столь же правдоподобным, сколь и ложным.
— «Котики», говорите? — Морс взглянул на него уже с большим интересом. — Эти парни вроде бы кадровые. А вам, ежели по виду судить, в отставку рановато.
— Во время «Бури в пустыне», в девяностом году, словил пулю во время зачистки Кувейтского залива.
Криминалисты Морса тем временем рыскали по квартире, передвигали карандашиками предметы, стоявшие на секретере, заглядывали под мебель. Лэнг даже представить не мог, что они рассчитывали найти.
— Давайте-ка проясним. — Морс заглянул в блокнот, где делал записи. — Собака зарычала, и вы услышали, как кто-то шарится в замке. Звонить девять-один-один вам почему-то было западло, вы решили подождать, пока он до вас доберется. Можно подумать, сами захотели ему навалять, чтобы мало не показалось, точно?
Лэнг расправил коврик носком ботинка и ответил:
— Я же вам сказал: времени не было. Если бы, вместо того чтобы приготовиться встретить его, я кинулся к телефону, то труп, скорее всего, сейчас лежал бы здесь, а не на улице.
Морс вновь обвел взглядом комнату и заметил:
— У вас есть телефон и в спальне. Могли бы закрыться там и спокойно звонить в полицию.
Лэнг хохотнул, хотя не видел здесь ничего смешного.
— Значит, вы на моем месте доверили бы свою жизнь здешним операторам девять-один-один, тем самым, из-за которых месяц назад человек умер от сердечного приступа, пока они спорили, кому переадресовать вызов, да? С тем же успехом можно было бы звонить в Сан-Франциско.
— Ладно, — согласился Морс и даже поднял руку в знак того, что сдается. — Может, машинка и впрямь еще не притерлась.
— Еще? — с иронией спросил Лэнг. — Систему экстренной связи установили в девяносто шестом году. А вот кто притерся, так это друзья мэра, которые продали ее городу.
— Оружие у вас есть? — вдруг спросил детектив и чуть не застал Лэнга врасплох.
Впрочем, именно этого он и добивался. Здешние копы имели обыкновение под любым возможным предлогом конфисковать или хотя бы надолго забирать любой ствол, какой им попадется. Лэнг вовсе не хотел сейчас оставаться безоружным.
— А ордер у вас есть? — ответил он вопросом на вопрос.
— Да вы не только крутой драчун, но еще и умник. — Морс вздохнул. — Хотите ордер? Ладно, я достану.
Судя по всему, он намеревался блефовать до конца.
— Где же вы его достанете? У волшебника страны Оз? Сомневаюсь, что вы так уж готовы ко всему, что может случиться на выезде.
Морс искоса взглянул на Лэнга и сдался:
— Ладно, оставляйте свою артиллерию у себя. Зуб даю, так мы ни к чему не придем. Вы этого чувака раньше когда-нибудь видели?
Лэнг поднял валявшееся на полу кресло, уселся и жестом указал Морсу на другое.
— Никогда.
Полицейский покачал головой, сел и полюбопытствовал:
— Точно? Что-то не верится, что парень влез во всю эту мутоту, пробрался в дом только для того, чтобы кокнуть совершенно неизвестного ему человека. Вы и вправду рассказали все так, как оно было?
— Все как было, — подтвердил Лэнг. — Я стараюсь помочь правоохранительным органам всем, что в моих силах.
— Все-таки умничаете… — Морс хмыкнул и тут же вновь сделался серьезным. — Вы, наверное, меня за дурака держите, хотите, чтобы я купился на то, что чувак приперся убивать кого-то незнакомого, а когда дельце не выгорело, дернул не через дверь, а через балкон. Что-то вы темните. Должны же знать, что лгать полиции — это преступление.
Лэнг прикоснулся к карману, в котором лежала цепочка с кулоном, и спросил:
— Вы считаете, что я недостаточно откровенен?
Морс подался вперед.
— Что-то вы знаете, а сказать не хотите.
Лысый фотограф и женщина с чемоданчиком закончили работу и стояли у выхода.
Лэнг подошел к двери, открыл ее и сказал:
— Детектив, я отношусь к полиции со всем уважением, какого она заслуживает. — Он протянул руку. — Приятно было познакомиться с вами. Жаль только, что обстоятельства не слишком хороши.
Рукопожатие Морса оказалось крепким, как раз таким, какого Лэнг ожидал от человека с фигурой профессионального бегуна. Было нетрудно представить себе, как детектив догоняет удирающего преступника.
— Возможно, нам придется еще встретиться.
— Всегда к вашим услугам.
5
Атланта. Той же ночью, позже
Возбуждение никак не давало Лэнгу уснуть. Его мысли вращались по замкнутому кругу.
Кулон — улика или все же просто украшение? Лэнг даже не заметил, как отрицательно покачал головой в ответ на это предположение. Человек, отправляющийся на дело даже без бумажника, вряд ли возьмет с собой нечто такое, что могло бы послужить его индивидуальной приметой.
Маловероятно, что Лэнг имел дело с одиночкой. Без чьей-то помощи очень трудно вести круглосуточное наблюдение за объектом, а организовать кражу военного зажигательного заряда вообще практически невозможно.
Но с какой стати вокруг копии картины малоизвестного художника[16] разгорелись такие страсти, что кто-то с легкостью пошел на убийство ее владельцев? Кем бы ни были эти убийцы, они наделены истинным фанатизмом вплоть до готовности умереть за что-то, о чем Лэнг не имел никакого понятия.
Пока не имел.
Слишком уж все это было странно. Возможно, это группа безумцев, чокнутых, у которых были какие-то серьезные, пусть даже иррациональные, причины для ненависти к этой картине и ко всем, кто, к несчастью, с ней соприкоснулся.
Лэнг уже давно пообещал себе разобраться с этим.
Допустим, это организация, и в смерти Джанет и Джеффа виноваты другие люди, а не тот или не только тот тип, который валялся на асфальте возле дома. Это необходимо выяснить, иначе ему всю жизнь придется оглядываться. Если учитывать, с какой легкостью они убивают, то его жизнь вряд ли будет продолжительной. Кроме того, если к делу причастны другие, с ними необходимо поквитаться за Джанет и Джеффа.
Лэнг не знал, с чего начать, но был глубоко убежден, что ответы следует искать не в Атланте. Тем более что он еще до несчастья намеревался взять небольшой отпуск.
Днем, в офисе, он уже поручил Саре оформить перерывы во всех делах, которые вел. Нужно было определиться со временем. Он дал себе месяц, но пока не решил, куда отправится. У него не было уверенности.
Рейлли плохо представлял себе, что и кого следует искать. Какое отношение ко всему этому имела картина? Может ли цепочка служить уликой?
Лишь в одном он был твердо уверен: вендетта началась.
Записки Пьетро Сицилийского. Перевод со средневековой латыни д-ра философии Найджела Вольффе. I КРЕСТ И МЕЧ
Алый крест на его сюрко[17] был вытянутым наподобие большого меча, коим возможно орудовать лишь двумя руками. Еще два святых символа, малого, однако, размера, были начертаны на обоих предплечьях, и один заключен в серебряный круг, свисавший на цепи с его шеи. Сей был равноконечный и делил круг на четыре равных треугольника.
Но я сбился в повествовании своем, чересчур поспешно запечатлев последние строки. Посему примусь снова, на сей раз по порядку и сначала.
Я, Пьетро Сицилийский, веду запись о сих событиях в году 1310[18] от Рождества Господа нашего, через три года после того, как был взят под стражу и подвергнут ложному обвинению вместе с братьями моими по ордену нищенствующих рыцарей Храма Соломона. Тогда и была оглашена папская булла «Pastoralis praeminentia», в коей всем христианским монархам повелевалось земли наши, имения и все, чем мы владели, отнять у нас во имя Его Святейшества Климента V.
Возьмись я в былые годы писать о себе, это значило бы поддаться гордыне, греху в глазах Божьих. Ныне утратил я убежденность в том, что сие есть грех. Да простят Небеса мое кощунство, но не знаю, есть ли вообще Бог над нами. События, о коих я рассказываю, или те, кои подвигли меня к богоотступничеству, будут мною здесь описаны не затем, чтобы имя мое, ничтожного слуги Господня, оставить в веках. Я ведь зрел, что историю пишут могущие, а те, кои явились причиной падения братства нашего, обладают великой властью.
Пусть сие неважно, как и я сам, но рожден я был сервом малого владетеля на Сицилии в четвертый год царствования Иакова II Арагонского, короля Сицилии[19]. Шестеро детей нас было, и я остался самым младшим, ибо мать моя скончалась, производя меня на свет. Содержать всех нас отец не мог, посему и свел меня в близлежащую обитель братьев-бенедиктинцев, дабы те меня вскормили, воспитали в вере и научили тому ремеслу, каковое они, с Божьего соизволения, для меня выберут.
