Ударив молотком по столу, Буллард как-то незаметно удалился. Охрана засуетилась вокруг обвиняемых, на них вновь надели наручники, вывели из зала, провели по лабиринту коридоров, мимо ожидавших на улице репортеров, прямо в автомобиль, который тут же тронулся с места.
Слушание было весьма типичным для Булларда – всего двадцать минут, если не меньше. В этом зале справедливость вершилась быстро.
Разговаривая с коллегами, Джейк стоял и смотрел, как люди медленно покидали зал через огромные дубовые двери. Вот он заметил, как Карл Ли, который не спешил выйти вместе со всеми, сделал ему знак рукой, предлагая присоединиться к нему. Они встретились в просторном холле. Извинившись перед окружавшими его друзьями и родственниками и пообещав увидеться с ними в больнице. Карл Ли подошел к Джейку, и они вместе стали спускаться по винтовой лестнице на первый этаж.
– Я искренне сожалею, Карл Ли, – проговорил Джейк. – Как она?
– Она выкарабкается.
– А Гвен?
– Думаю, уже немного оправилась.
– А ты сам?
Они медленно шли по вестибюлю.
– Как-то не укладывается у меня в голове. То есть я хочу сказать, что двадцать четыре часа назад все было в полном порядке, никто ни о чем и не подозревал. А теперь только посмотри на нас! Моя доченька лежит в больнице, вся в шлангах и трубках. Жена едва не сошла с ума, мальчишки перепуганы до смерти, а сам я думаю только о том, как бы расправиться с подонками своими руками.
– Я был бы рад чем-то помочь, Карл Ли.
– Все, что тут можно сделать, – это помолиться за нее, помолиться за всех нас.
– Понимаю твою боль.
– У тебя ведь тоже маленькая дочка, так, Джейк?
– Да.
Какое-то время они шли молча. Джейк решил сменить тему:
– А где сейчас Лестер?
– В Чикаго.
– Чем он занимается?
– Работает в сталелитейной компании. Неплохо устроился. Женился.
– Шутишь? Лестер женился?!
– Да. Причем на белой.
– На белой! Да на кой же черт ему белая?
– А, ты же знаешь Лестера – просто спесивый черномазый. Сейчас направляется сюда, к нам. Будет позже, к вечеру.
– И зачем?
Они остановились у задней двери. Джейк повторил вопрос:
– Так зачем же он приезжает?
– Кое-какие семейные дела.
– Собираешься что-то предпринять?
– Нет. Он хочет всего-навсего взглянуть на свою племянницу.
– Вам не стоит всем так сильно убиваться.
– Легко тебе говорить, Джейк.
– Пожалуй.
– А что бы предпринял ты сам, Джейк?
– В каком смысле?
– У тебя маленькая дочка. Давай только предположим, что она лежит в больнице, избитая и изнасилованная. Что бы ты стал делать?
Джейк смотрел на окошечко в двери и молчал. Карл Ли ждал.
– Не нужно никаких глупостей, Карл Ли, – попросил он.
– Ответь мне. Что бы ты стал делать?
– Не знаю. Не знаю, что бы я сделал.
– Давай-ка я поставлю вопрос иначе. Если бы это оказалась вдруг твоя маленькая девчушка, а насильниками были бы два подлых ниггера и у тебя была бы возможность добраться до них, как бы ты тогда поступил?
– Убил бы их.
Карл Ли улыбнулся, улыбка его тут же перешла в смех.
– Еще бы, Джейк, еще бы! А потом бы ты нанял какого-нибудь известного адвоката, который убедил бы всех, что ты был не в себе, точно так же, как ты сделал на суде с Лестером.
– Никто и не говорил, что Лестер был не в себе. Я настаивал только на том, что Боуи заслужил смерть.
– Но его же оправдали благодаря тебе, разве нет?
– Да.
Карл Ли подошел к ступенькам лестницы, поднимавшейся от задней двери куда-то вверх.
– Это здесь они поднимались в зал? – спросил он, избегая смотреть на Джейка.
– Кто?
– Те парни.
– Да. В большинстве случаев обвиняемых проводят здесь. Это и быстрее, и безопаснее. Машина останавливается прямо около двери, и отсюда их ведут наверх, в зал, вот и все.
Карл Ли подошел к задней двери и посмотрел сквозь небольшое окошко на улицу.
– Сколько раз ты выступал по делам об убийстве, Джейк?
– Три. Кроме Лестера, было еще два дела.
– А сколько твоих подопечных были неграми?
– Все трое.
– Сколько же дел ты выиграл?
– Все три.
– Видимо, тебе не очень по вкусу, когда ниггера пускают в расход?
– Пожалуй.
– Готов к новому делу?
– Забудь об этом, Карл Ли. Они того не стоят. Что, если тебя признают виновным и отправят в газовую камеру? Что будет с твоими детьми? Подонки не стоят их, честное слово.
– Ты же сам только что сказал мне, что сделал бы это.
Джейк тоже подошел к двери, встал рядом.
– Я – другое дело, Карл Ли. Я еще смог бы выбраться.
– Как?
– Все-таки я – белый, и округ наш белый. Немного везения, и в состав присяжных вошли бы только белые, естественно, они сочувствовали бы мне. У нас ведь не Нью-Йорк или Калифорния. Мужчина должен защищать свою семью. Присяжные на этом сошлись бы.
– А я?
– Я же сказал тебе: здесь не Нью-Йорк и не Калифорния. Кто-то из белых будет восхищаться тобой, но большинство захотят, чтобы тебя казнили. Добиться оправдания будет почти невозможно.
– Но ты бы смог его добиться, а, Джейк?
– Не делай этого, Карл Ли.
– У меня нет выбора, Джейк. Я не смогу заснуть, пока те двое живы. Это мой долг перед дочуркой, долг перед самим собой, перед своими собратьями. И я сделаю это.
Распахнув дверь, они вышли во двор, а затем – на Вашингтон-стрит, оказавшись напротив офиса Джейка. Обменялись рукопожатием. Джейк обещал завтра заехать в больницу – повидать Гвен и всю семью.
– Последний вопрос, Джейк. Ты не откажешься встретиться со мной в тюрьме, когда меня арестуют?
Не успев обдумать ответ, Джейк кивнул. Карл Ли улыбнулся и направился к стоящему неподалеку грузовичку.
Лестер Хейли женился на молоденькой шведке из Висконсина, и, хотя его жена не давала повода заподозрить ее в неверности, он начал подозревать, что чувство чего-то необычного, какой-то новизны, которое испытывала она, лаская его темное мускулистое тело, начало постепенно стираться, уходить. Она была в ужасе от Миссисипи и категорически отказалась путешествовать с ним на юг, несмотря на все его уверения в безопасности такой поездки. Она ни разу не видела никого из его родственников. Нельзя сказать, чтобы его семья сгорала от нетерпения познакомиться с ней – вовсе нет. Конечно, не было ничего необычного в том, что чернокожий южанин уехал на север и женился там на белой девушке, – но вот Хейлли никогда еще не смешивали свою кровь с кровью белых. Хейли в Чикаго жило немало, почти все состояли в родстве, все без исключения заключали браки только с соплеменниками. Так что родня Лестера не пришла в восторг от его белокурой супруги. В Клэнтон ему пришлось ехать в своем новом «кадиллаке» в полном одиночестве.
В среду, поздно вечером, Лестер подъехал к зданию больницы. В комнате для посетителей на втором этаже он обнаружил кое-кого из родственников, некоторые просматривали газеты. Он по-братски обнялся с Карлом Ли. Они не виделись с самого Рождества, когда половина черного населения Чикаго устремляется в родные места – Миссисипи и Алабаму.
Братья прошли в коридор, подальше от остальных.
– Как она? – спросил Лестер.
– Лучше. Уже много лучше. Может, ее выпишут к концу недели.
Лестер с облегчением вздохнул. Одиннадцать часов назад, когда он выехал из Чикаго, девочка была на грани смерти, во всяком случае, по словам брата, который ночным звонком перепугал его с женой. Стоя под табличкой «Не курить», Лестер вытащил сигарету, закурил и, выдохнув дым, посмотрел на брата.
– С тобой все в порядке?
Карл Ли кивнул.
– С Гвен тоже?
– Не совсем. Она у своей матери. Ты приехал один?
– Да.
По тону Лестера можно было понять, что он приготовился защищать жену.
– Ну-ну...
– Давай обойдемся без этого. Я просидел день за рулем не для того, чтобы выслушивать гадости о моей жене.
– Хорошо-хорошо. Вижу, ты еще не выпустил газ.
Лестер улыбнулся, издав нечто вроде смешка. С того самого дня, как он женился на шведке, его мучили желудочные газы. Она готовила такие блюда, что он и названия выговорить не мог. Желудок бурно протестовал. Он требовал цветной капусты, гороха, жареных цыплят, свинины, седла барашка.
Они поднялись на третий этаж, в такую же комнату для посетителей: несколько складных стульев, маленький столик. Опустив в прорезь автомата монеты, Лестер принес два пластиковых стаканчика с дрянным кофе. В свой он высыпал из пакетика сухие сливки, также выданные бездушной машиной, пальцем размешал. Время от времени он делал глоток, внимательно слушая, как брат в деталях рассказывает ему об изнасиловании, об аресте двух белых парней, о предварительном слушании. На невесть откуда взявшихся салфетках Лестер стал набрасывать чертежи зданий суда и тюрьмы. Прошло уже четыре года с тех пор, как он был оправдан по делу об убийстве, и теперь ему пришлось изрядно напрягать память, чтобы вспомнить внутреннюю планировку этих сооружений. Благодаря внесенному залогу в тюрьме он пробыл всего неделю, а в здании суда, выслушав оправдательный вердикт, ни разу больше не появился. Собственно говоря, он почти сразу же после всего этого уехал в Чикаго. Ведь у его жертвы были родственники.
