Хантер удивленно приподнял брови.
— На прошлой неделе он пришел к Лоре на выставку и умолял ее вернуться. Очевидно, она послала его куда подальше.
— Значит, он ухаживал за ней, просил прощения и пытался вновь завоевать ее сердце в течение…
— …четырех лет, — закончил Рой. — Патрик не из тех мужчин, которые готовы принять отказ. Он добивается своего любой ценой.
В голове Хантера промелькнуло слово «обсессия».[8] За четыре года любой мужчина поймет, что ему ничего не светит, и успокоится. Дениза рассказала ему и о том, как Патрик ревновал Лору, как относился к ней, словно к своей собственности, и, хотя за время отношений он никогда не бил свою невесту, ему трудно было сдерживать свой горячий нрав.
— Вам известно, у кого могут быть ключи от квартиры Лоры?
Отхлебнув еще глоток, Дениза немного подумала и посмотрела на Роя.
— Нам об этом ничего не известно, — сказал тот.
— Лора никогда не упоминала о том, что кому-то дала ключи?
Дениза уверенно покачала головой.
— Лора никому не позволяла оставаться у себя в квартире или в студии. Она считала свою работу чем-то глубоко личным. И хотя ей удалось добиться успеха в карьере, она никогда не писала ради денег. Лора творила ради себя самой. Она даже не любила устраивать выставки, а ведь большинство художников обожают демонстрировать свои работы. Насколько мне известно, она не приводила парней к себе в квартиру. И она больше ни разу не влюбилась.
— У нее есть близкие друзья?
— Я была ее лучшим другом. — Голос Денизы опять сорвался.
— Возможно, у нее были близкие отношения с кем-то кроме родных?
— Художники часто одиноки, детектив. Большую часть времени они проводят наедине с холстом. У Лоры было много приятелей, но никого из них она не назвала бы другом.
— Она не поддерживала отношения с друзьями по школе, университету или бывшей работе?
— Возможно, иногда они перезванивались или ходили в кафе, но я не могу назвать вам ни одного имени. — Она осеклась. — Впрочем, нет. Кельвин Ландж. Управляющий галереей Дэниэла Россдейла. Это он поспособствовал началу ее карьеры. Кельвину очень нравилась Лора. Они часто виделись и, бывало, болтали по телефону.
Рой кивнул.
Отметив имя Кельвина Ланджа, Хантер повернулся к фотографиям на столе.
— Насколько я понимаю, если ты становишься успешным человеком искусства, то приходится мириться с почитателями.
— Работами Лоры восхищались многие, — гордо заявила Дениза.
— Она не упоминала каких-то особо… — Роберт попытался подобрать подходящее слово, — …настойчивых поклонников?
— Вы имеете в виду фанатов? — голос Денизы дрогнул.
Хантер кивнул.
Женщина одним глотком допила виски.
— Я об этом не задумывалась, но она действительно упоминала одного такого поклонника.
Отойдя от стола с фотографиями, Хантер посмотрел на Денизу.
— Что именно она вам рассказывала?
Дениза невидящим взором впилась в белый непальский ковер на полу в центре комнаты, пытаясь все вспомнить.
— Лора говорила, что ей начали приходить письма по электронной почте. Какой-то фанат все время писал ей о том, что он влюблен в ее работы.
— Она когда-нибудь показывала вам эти письма?
— Нет.
Хантер вопросительно посмотрел на Роя, но тот покачал головой.
— Она пересказывала вам их содержание?
Дениза покачала головой.
— Лора делала вид, что не придает этому значения. Говорила, что это очередной поклонник, готовый польстить ей. Но мне показалось, что она слегка напугана.
Это Роберт тоже отметил в записной книжке.
Дениза подошла к нему поближе и заглянула в глаза.
— У вас хорошая команда, детектив?
Хантер нахмурился, словно не понимая вопроса.
— Я хочу знать, сумеете ли вы поймать того ублюдка, который причинил боль моей доченьке и отобрал ее у меня. — Печаль в ее голосе сменилась гневом. — И не говорите мне, что вы сделаете все от вас зависящее. Полицейские всегда так говорят, и их потуги обычно ни к чему не приводят. Я знаю, что вы постараетесь, детектив. Но я хочу услышать от вас, что вы не просто постараетесь, но и поймаете эту мразь! А потом заставите его заплатить за содеянное!
Уитни Майерс открыла ворота подземного гаража в доме Кати электронным ключом, который ей дал Леонид Кадров. Въехав внутрь, она сразу же заметила ярко-красный «мустанг» с откидным верхом, на котором так любила ездить Кадрова. Припарковав свою машину рядом, Майерс опустила ладонь на корпус «мустанга». Автомобиль был холодным. Заглянув в окно, детектив осмотрела внутреннюю часть машины. Вроде бы все было в порядке. На приборной панели мерцала лампочка сигнализации, значит, машину не взламывали. Помедлив, Уитни внимательно осмотрела гараж. Место хорошо освещалось, но были тут и темные углы, где при желании можно было спрятаться. Майерс заметила всего одну камеру слежения, на потолке. Она была направлена на входную дверь.
Вытащив пару резиновых перчаток из коробочки на заднем сиденье своей машины, Уитни поднялась на лифте в пентхаус. Воспользовавшись ключом Леонида, она вошла в квартиру Кати. Тут сигнализация тоже не сработала. Как не было, впрочем, и следов взлома.
Осторожно прикрыв за собой дверь, детектив остановилась на пороге. Огромная гостиная была обставлена со вкусом. Майерс не пожалела времени на то, чтобы внимательно все осмотреть. Все, казалось, стояло на своих местах. Следов борьбы не было.
Пройдя в угол комнаты, Уитни поднялась по винтовой лестнице на второй этаж. В коридоре над комодом, уставленным фотографиями, на специальном крючке висели ключи от машины.
Майерс вошла в спальню. Стены тут были выкрашены в розовый и белый, в центре стояла кровать невероятного размера, на которой лежало столько мягких игрушек, что их хватило бы на целый детский сад. Детектив проверила подушки. Запаха не было. Прошлой ночью тут никто не спал.
В изножье кровати валялось два чемодана. Оба были открыты, но, судя по всему, у Кати не хватило времени на то, чтобы распаковать их. Балконная дверь была заперта изнутри. Опять же, никаких следов взлома.
Майерс подошла к стенному шкафу. При виде Катиной коллекции одежды, обуви и сумочек у женщины перехватило дыхание.
— Ну надо же. — Она осторожно провела кончиками пальцев по эксклюзивному платью от дизайнера Джамбаттиста Валли. — Отличный гардероб. У этой девушки есть вкус.
Войдя в ванную комнату, Уитни заметила, что на вешалке не хватает одного полотенца.
Затем она осмотрела следующее помещение — рабочий кабинет Кати. Комната была большой, но скудно обставленной: стереосистема на деревянной подставке, пара стендов для дисков, маленький холодильник в углу и удобное кресло, стоящее у стены. Футляр от скрипки лежал на небольшом кофейном столике у двери. Внутри Майерс обнаружила бесценную скрипку, изготовленную самим Лоренцо Гваданини.
Леонид говорил, что Катя была одержима этой скрипкой. Когда она не играла, инструмент был надежно спрятан в сейфе за портретом Чайковского.
Найдя на стене картину, Уитни проверила сейф. Заперто. Ее уверенность в том, что Катя просто уехала на пару дней из города, пошатнулась. Майерс овладело дурное предчувствие.
Вернувшись вниз, женщина зашла на кухню — кухню размером со среднюю однокомнатную квартиру в Лос-Анджелесе. Рабочие поверхности и пол отделаны черным мрамором, повсюду блестит нержавейка, столько кастрюль и сковородок, что им позавидовал бы владелец небольшого ресторанчика.
В первую очередь Уитни заметила полотенце, то самое, которого не хватало в ванной. Оно валялось на полу в паре шагов от холодильника. Майерс принюхалась. Полотенце источало сладковато-фруктовый аромат, такой же, как и запах дорогого кондиционера для волос, стоявшего в ванной.
Детектив оглянулась. На столике стояла бутылка белого вина, но бокалов не было, как и штопора.
И тут она заметила мигающую красную лампочку на телефоне, стоявшем на столе. Подойдя, Майерс посмотрела на экран. Шестьдесят сообщений на автоответчике.
— Видимо, Катя довольно популярна.
Уитни нажала на кнопку.
— У вас шестьдесят новых сообщений, — сказал механический голос. — Сообщение номер один.
Тишина.
Майерс нахмурилась.
Послышался гудок, и автоответчик переключился на следующее сообщение.
Тишина.
И следующее.
Тишина.
И следующее.
Тишина.
— Какого черта? — Майерс уселась на высокий стул рядом со столом и посмотрела на большие часы, висевшие на стене над дверью.
Автоответчик продолжал проигрывать сообщения, но все они были совершенно пусты. Но после пятнадцатой или даже двадцатой записи Уитни кое-что заметила. От этого у нее волосы встали дыбом.
