Мэттью стало тоскливо. Он закрыл окно, вымыл чашку и решил вернуться к себе. Есть не хотелось. Нужно чиркнуть пару строк Хлое и отправить оба письма. А к вечеру он, может быть, наконец увидит Дэвида.
Но в коридоре он заметил, что одна из дверей приоткрыта. Кажется, в спальню Дэвида. Позавтракал и снова забрался в постель? Может, ему нездоровится?
Мэттью подошел ближе и прислушался. Из комнаты не доносилось ни звука, только сильнее прежнего пахло чем-то сладковатым и терпким. Помедлив, он заглянул в щелку. В комнате было темно. Он рассмотрел лишь кресло у окна и край ковра.
Тогда Мэттью постучал. Никто не отозвался. В комнате было по-прежнему тихо.
— Дэвид? — позвал Мэттью и постучал снова. Ни звука.
Помедлив, он потянул серебристую ручку на себя. Дверь бесшумно открылась.
Спальня Дэвида была просторнее его собственной, но обставлена в том же стиле. Для оформления стен и мебели здесь использовали темные оттенки зеленого, а кровать окружал изумрудный балдахин в тон постельному белью, спускавшийся с самого потолка. Шторы на окнах были закрыты, у постели горел ночник. Воздух в комнате был тяжелый. Крепко пахло благовониями и какими-то травами — сладкий, дурманящий аромат.
— Дэвид?
Он прошел в комнату, оглядываясь. На комодах и полочках стояли экзотического вида статуэтки, шкатулки и свечи. В кресле у окна валялось несколько книг. Над постелью висело огромное полотно, написанное в том же причудливом стиле, что и остальные картины в доме. Свет ночника падал прямо на него, и Мэттью с любопытством рассматривал две бронзовые человеческие фигуры, сплетенные словно в любовном экстазе. Их окружали цветы и зеленоватый мрамор, по одной из стен струилась вода. По крайней мере, ему показалось, что он видит именно это. Хотя изображение было довольно условным.
Разглядывая картину, он подошел ближе и вдруг услышал тихий вздох.
На постели, раскинувшись, лежал Дэвид. И хотя его прикрывала шелковая простыня, Мэттью все равно мгновенно понял, что Дэвид обнажен. В свете ночника его кожа отливала бронзой, волосы рассыпались по подушке. Глаза были закрыты, лицо — расслабленно, как у спящего.
Мэттью замер. Его бросило в жар, даже голова закружилась. Он отступил на шаг, не в силах отвести взгляд от влажно поблескивающих губ. Грудь Дэвида размеренно вздымалась и опускалась, каштановая прядь, касающаяся ключиц, чуть колыхалась в такт его дыханию. Тонкие руки раскинулись по постели, как крылья. В правой Мэттью заметил маленькую резную трубку с длинным мундштуком. Сладкий запах исходил именно от нее.
Следовало немедленно уйти. Дэвид не хотел бы, чтобы его увидели в таком состоянии. Но Мэттью колебался. Трубка, кажется, еще не остыла. Крадучись, он приблизился и очень осторожно вынул ее из расслабленных пальцев. Дэвид не шевельнулся. Только вздохнул, глубоко и протяжно, словно застонал. Мэттью застыл, оглушенный собственным сердцебиением. Он не понимал наверняка, что именно происходит, но вся эта картина вызвала у него тянущее тревожное чувство под ложечкой. И в то же время — лихорадочный жар во всем теле. Ему нельзя здесь быть. Но можно ли оставить Дэвида одного?
Бесшумно положив трубку на тумбочку, Мэттью помедлил, рассматривая блаженное лицо Дэвида. Взгляд скользнул ниже, вдоль шеи, к острым ключицам, а от них — к краю изумрудной простыни. Его кожа казалась нежной, как шелк, которым он был укрыт. Мэттью даже протянул руку, чтобы коснуться ее хоть кончиком пальца. Но Дэвид вдруг снова вздохнул и приоткрыл глаза. Сейчас они напоминали два драгоценных зеленых камня с узкой точкой зрачка. Влажные, затуманенные, они смотрели словно сквозь Мэттью.
— П-простите, Дэвид, я стучал… — прошептал Мэттью, отступая к двери. — Я подумал… Дэвид?..
Тот не отозвался. Ресницы затрепетали и снова опустились.
С шумом втянув в себя густой от сладкого дыма воздух, Мэттью развернулся на пятках и выскочил из комнаты, плотно закрыв за собой дверь.
Он не помнил, как оказался в своей комнате. Тело сотрясала дрожь. Мэттью глубоко дышал, отдуваясь, как после бега, но сердце все никак не успокаивалось. Перед глазами, стоило зажмуриться, стоял один и тот же образ — нежная кожа под зеленым шелком, приоткрытые губы и жуткий, невидящий взгляд. Мэттью обнял себя за плечи и сделал несколько кругов по комнате. Нельзя было вот так входить в спальню Дэвида.
Виски начало ломить. Мэттью сжал их пальцами, но легче, разумеется, не стало. В голове было колко из-за бессонной ночи, мысли текли тяжело.
Он сел за стол, вынул лист бумаги. Покрутил в руках перо. Глубоко вздохнул, как перед погружением в воду, и принялся писать, быстро, не перечитывая и не останавливаясь, чтобы осмыслить написанное.
«Здравствуй, дорогая Хлоя.
Я скучаю по нашему дому. По отцу. И по тебе. Здесь все слишком чужое и странное.
Мне кажется, из-за последних событий у меня что-то помутилось в голове. Я вижу странные вещи. Те кошмары, что мучили меня в детстве, вернулись. И теперь я едва отличаю их от реальности.
Вчера вечером я видел в зеркале то, чего там быть не могло. Словно кто-то смотрел на меня из него. В комнате я был один, но видел этого другого в отражении так же ясно, как теперь — лист бумаги. Кажется, я теряю рассудок. Мне так не хватает спокойствия нашего тихого дома.
Квартира, в которой я поселился, ни капли на него не похожа. У нее больше общего с храмом тайного культа, чем с жилищем нормального человека. Но хозяин квартиры сразу показался мне очень милым. Он совсем юный, чуть старше меня. И восхитительно, нечеловечески красивый. Ты бы просто дар речи потеряла, если бы увидела. Но с ним тоже что-то не так, Хлоя. Сегодня я вошел к нему в спальню. Разумеется, я не хотел этого делать, но… Нет, это не правда. Я хотел. И просто использовал подвернувшийся повод. Мне хотелось взглянуть, что прячется за дверями. Как выглядит его собственная комната. Его убежище. Знаешь, мы говорили уже несколько раз, а я до сих пор ничего о нем не знаю. Да, это не оправдание. Как бы он ни нравился мне, нужно держать себя в руках.
Но что случилось, то случилось. Я вошел к нему в спальню…»
Мэттью замер над страницей. Перо в его пальцах слегка подрагивало. Буквы плыли перед глазами. Он снова видел смятый изумрудный шелк, свет лампы, пляшущий на обнаженных плечах. Тонкую простыню, почти не скрывающую изгибов обнаженного тела.
С кончика пера сорвалась крупная капля и расплылась на бумаге. Мэттью перевел на нее бессмысленный взгляд. Помедлив, он отложил исписанную страницу в сторону, снова обмакнул перо в чернильницу и начал, медленно выводя каждую букву:
«Здравствуй, дорогая Хлоя!
Я предупреждал, что стану писать каждый день, но можешь выдохнуть — больше одного письма в неделю мне не осилить. Много дел. На работе меня приняли хорошо, мистер Уильямс просил передать тебе теплый привет.
Нью-Йорк прекрасен. Надеюсь, ты сможешь приехать ко мне и взглянуть на город своими глазами. С квартирой мне тоже повезло…»
Письмо заняло около страницы. Закончив, Мэттью спрятал заляпанный чернилами черновик между страницами дневника, подписал конверты и положил в карман пиджака. К этому моменту дрожь окончательно унялась. Его охватило спокойствие на грани равнодушия.
«Нужно сходить и отправить оба письма», — подумал Мэттью, но вместо этого разделся и забрался в постель. Глаза резало, будто в них насыпали песку. Тело было тяжелым и неловким. Растянувшись под одеялом, Мэттью чувствовал, как несется вниз по течению на утлой лодке, покачивающейся на волнах, и их шум отдается в голове болезненными толчками. Он зажмурился и провалился в сон, как в теплую воду.
========== 6. Гость ==========
Когда Мэттью открыл глаза, в комнате было совершенно темно, только из-за приоткрытой двери пробивалась тонкая полоска света. На краю его постели сидел Дэвид. Мэттью попытался приподняться, но сон не отпускал его. Руки больше походили на руки тряпичной куклы, и опереться на них было нельзя.
