Они медленно побрели прочь. Он повёл её вокруг шахты, надстройки лифтовых механизмов. Шагая рядом, она отчищала ладошкой его пиджак от пыли, в которой он вывозился, упираясь плечом в дверь. Добравшись до бортика на северной стороне крыши, они увидели реку; в ней отражалось небо, и она была по-настоящему голубой; такой же голубой, какими реки рисуют на картах.
— У тебя сигарета найдётся? — спросила она.
Он сунул руку в карман и нащупал там пачку «Честерфилда», но не стал её оттуда доставать.
— Нет, я забыл. А у тебя есть?
— Где-то они у меня закопаны. — Она начала рыться в своей сумочке, отодвигая в сторону золотую пудреницу и бирюзовый носовой платок, и в конце концов извлекла оттуда мятую пачку "Херберт Тарейтонс". Они взяли по одной. Он зажёг сигареты, и она положила пачку обратно в сумочку.
— Дорри, я кое-что хочу тебе сказать, — будто совсем не слыша его, она струями выпускала дым вверх, к небу, — кое-что о пилюлях.
Гримаса неудовольствия передёрнула её мгновенно побледневшее лицо. Она поперхнулась.
— Что?
— Это хорошо, что они не подействовали, — сказал он с улыбкой. — В самом деле, здорово.
Она уставилась на него непонимающе:
— В самом деле?
— Ну да. Когда я позвонил тебе вчера, я хотел тебя отговорить, но ты их уже приняла. — Ну же, думал он, давай, колись. Очисть свою совесть. Угрызения, должно быть, уже замучили тебя.
Её голос дрожал, когда она заговорила:
— Да? Но почему… отчего ты передумал?
— Не знаю. Подумал ещё раз. Наверно, мне также не терпится расписаться, как и тебе. — Он посмотрел на свою сигарету. — И кроме того, я так полагаю, это же нехорошо, грех. — Когда он снова на неё взглянул, её лицо было залито краской смущения, глаза блестели.
— Ты серьезно? — спросила она, задыхаясь от волнения. — Теперь ты рад?
— Само собой. Я даже не стал бы говорить, если б…
— Слава Богу!
— А что такое, Дорри?
— Пожалуйста, не сердись. Я — я их не принимала. — Он сделал удивлённое лицо. Слова её полились сплошным потоком: — Ты сказал, что найдёшь ночную работу, и я поняла, что мы справимся, с любыми трудностями справимся, и я в это поверила, я так сильно в это поверила. Я знала, что я права. — Она помедлила. — Ты ведь не сердишься, нет? — спросила она умоляюще. — Ты меня понимаешь?
— Конечно, Малышка. Я совсем не сержусь. Я же сказал тебе, что это очень хорошо, что они не подействовали.
Её губы дрогнули в улыбке облегчения.
— Я ощущала себя преступником, когда солгала тебе. Думала, никогда не смогу тебе сказать. Я — я просто не верю!
Он достал из нагрудного кармашка аккуратно сложенный носовой платок и вытер им выступившие у неё на глазах слёзы.
— Дорри, а что ты сделала с пилюлями?
— Выбросила. — Она стыдливо улыбнулась.
— Куда? — спросил он небрежно, убирая платок в кармашек.
— В сортир.
То, что он и хотел услышать. Не возникнет хотя бы вопросов, почему она выбрала такой непрезентабельный способ ухода из жизни, перед тем уже потрудившись раздобыть себе яд. Он бросил окурок себе под ноги и растоптал его.
Дороти, затянувшись последний раз, проделала со своей сигаретой то же самое.
— Блеск! — воскликнула она. — Всё просто блеск. Отлично.
Он обнял её обеими руками и мягко поцеловал в губы.
— Отлично, — согласился он.
Он глянул под ноги, на валяющиеся окурки: один был выпачкан в помаде. Он подобрал другой. Разодрав гильзу ногтем большого пальца, позволил развеяться остаткам табака, затем скатал бумагу в крошечный комочек и швырнул его за парапет.
— Так мы обычно делали в армии, — пояснил он.
— Без десяти час, — сказала она, посмотрев на свои часы.
— У тебя спешат, — возразил он, сверившись со своими. — У нас ещё пятнадцать минут. — Он взял её под руку, и, повернувшись, они неторопливо побрели прочь от парапета на краю крыши.
— Ты уже разговаривал со своей домовладелицей?
— Ч-что?.. Да, да. Всё обговорено. — Они миновали надстройку лифтовых механизмов. — В понедельник перевезём твои вещи из общаги.
Дороти усмехнулась: — Уж они удивятся, девчонки в общежитии. — Они начали огибать бортик вокруг вентшахты. — Как ты думаешь, твоя домовладелица даст нам дополнительно несколько встроенных шкафов?
— Думаю, да.
— Кое-что я могу оставить в хранилище на чердаке общежития, зимние вещи. Так что будет не много.
Они приблизились к южной стороне вентшахты. Он повернулся к парапету спиной, положив руки на его край, подпрыгнул вверх и уселся на парапетный камень, уперевшись каблуками в кирпичную кладку.
— Что ты делаешь, — сказала Дороти испуганно.
— А что? — удивился он, рассматривая белый гребень парапета. — Тут целый фут ширины. Ты же сидишь на скамейке в фут шириной и не падаешь с неё. — Он похлопал камень слева от себя. — Давай.
— Нет, — сказала она.
— Эх ты, зайчишка.
Она провела руками сзади по своей юбке. — Костюм…
Он достал свой носовой платок, встряхнув, развернул его и накрыл им участок камня рядом с собой. — Сэр Уолтер Рэли,[9] — так прокомментировал он свои действия.
Она колебалась какую-то секунду, затем подала ему свою сумочку. Повернувшись к парапету спиной, ухватилась за его гребень по обе стороны от платка и уселась на него. Он помогал ей. — Вот так, — сказал он, обняв её за талию. Она медленно повернула голову, пытаясь посмотреть себе через плечо. — Не смотри вниз, — предупредил он. — Голова может закружиться.
Сумочку он положил справа от себя, и так они сидели в молчании несколько секунд, она — всё ещё вцепившись руками в передний край парапетного камня. Два голубя появились из-за лестничного тамбура и, прогуливаясь неподалёку, настороженно посматривали на них, едва слышно постукивали коготками по гудрону крыши.
— Как ты сообщишь матери — позвонишь или напишешь? — поинтересовалась Дороти.
— Не знаю.
— Я думаю, что Эллен и отцу я напишу в письмах. По телефону просто невозможно сказать.
Где-то скрипнул вентилятор. Примерно минуту спустя он убрал руку с её талии и положил её на ладонь Дороти на парапетном камне между ними. Другою рукой уперевшись в гребень парапета, он спрыгнул вниз. Прежде, чем Дороти смогла бы повторить то же самое, он стремительно развернулся к ней, так что её колени упёрлись ему в живот, а обе руки оказались накрыты сверху его руками. Он улыбнулся ей, и она тоже ответила ему улыбкой. Он посмотрел ей на живот.
— Юная мамаша, — заметил он. Она хихикнула.
Он переместил руки ей на колени, мягко охватил их пальцами, поглаживая их под юбкой.
— Может, лучше пойдём, а, милый?
— Минуточку, Малышка. У нас пока ещё есть время.
Он перехватил её взгляд, какое-то время смотрел ей прямо в глаза, а сам тем временем опускал руки всё ниже, скользя ими по тыльной стороне её ног, пока не обхватил её икры. Периферийным зрением он мог видеть её руки в белых перчатках, они всё так же цеплялись за передний край парапетного камня.
— Красивая блузка, — заметил он, разглядывая белый пушистый галстук-бабочку у неё под горлом. — Новая?
— Новая? Древняя, как мир.
Его взгляд стал критическим.
— Бабочка чуть-чуть не по центру.
Она подняла одну руку, чтобы потрогать галстук.
— Нет, — возразил он, — так ещё хуже.
Она оторвала другую руку от парапетного камня.
Его руки скользнули вниз по шёлковым выпуклостям её икр, настолько далеко, насколько он мог дотянуться не нагибаясь. Он отставил назад правую ногу, приняв ею упор носком. Он сдерживал своё дыхание.
Она поправляла бабочку обеими руками.
— Так луч…
С быстротой атакующей кобры он нырнул вперёд и, ухватив её за пятки, рванул на себя и выпрямился, задрав её ноги вверх. На одно бесконечное, застывшее мгновение, когда руки его, меняя захват, скользнули с её пяток на ступни, их взгляды встретились: он увидел, как в ужасе расширились её глаза, — крик захлебнулся у неё в горле. Затем, все силы вкладывая в бросок, он вскинул её сведённые судорогой отчаяния ноги ещё выше.
Вопль нечеловеческой муки, с которым она опрокинулась за парапет, почти физически зримо, как раскалённая проволока, пронзил воздух. Он зажмурился. Вдруг наступила тишина, и тут же последовал жуткий, оглушительный удар — хрррясссь!.. Содрогнувшись, он представил все эти баки и ящики, сваленные друг на друга внизу.
Открыв глаза, он увидел свой платок, как парус, надутый ветерком, который уже оторвал его от шершавой поверхности парапетного камня. Он поймал его. Зигзагами помчался к двери лестничного тамбура, одной рукой подхватил шляпу и чемоданчик, другой распахнул дверь и сразу же вытер её ручку платком. Быстро переступил порог, закрыл за собою дверь и протёр её внутреннею ручку. Затем повернулся к двери спиной и побежал вниз по лестнице.
