— Смотрю, ты совсем засыпаешь. Ну-ка…
Петрович подошёл сбоку и крепко обхватил моё плечо.
— Вставай, сейчас я тебе помогу добраться до комнаты.
Я приподнялся и почувствовал удивительную лёгкость, осознав, что мои ноги стали ватными, пружинистыми и какими-то невесомыми. Казалось, что никакой уверенности в том, что я действительно иду по полу, нет и быть не может. И здесь, несомненно, помощь соседа пришлась как нельзя кстати.
— О, да ты вроде действительно получше.
Петрович завернул меня направо, в не перестающий мелькать тенями коридор — здесь, кажется, всё было по-прежнему и густота образов, мрачность и тошнотворное кружение вернулись. Ну, ничего — в комнате, лёжа с закрытыми глазами, мне действительно должно стать лучше. Без сомнения.
Скрипнула дверь, я обессилено опустился на кровать и почувствовал, как на меня заботливо набрасывают одеяло. Как всё-таки замечательно, когда рядом живёт такой сосед. Конечно, семья здесь была бы гораздо лучше, однако в моём теперешнем состоянии по большому счёту безразлично — кто сможет позаботиться и позволить остаться мне в тишине, тепле, покое и одиночестве.
— Всё. Давай, отсыпайся и, думаю, какие бы завтра рабочие дела у тебя ни были, их стоит на несколько дней отложить. А там, конечно, решать тебе. Доброй ночи! — произнёс Петрович, и я услышал, как за ним тихо хлопнула дверь.
Совет, несомненно, был хорошим, только вот на нашей фирме, как, впрочем, и практически везде, руководство излишне болезненно относилось к тому, что сотрудник может взять и заболеть. Иногда казалось даже, что это прямо-таки сверх их понимания, а в моём случае, можно смело прибавить и ранний уход сегодня с работы. Впрочем, если к утру мне не станет легче, понятно, дойти, в любом случае я никуда не смогу и как-то не верилось, что через несколько часов мне полегчает. Поэтому, так или иначе, видимо, с работой на какое-то время придётся завязать.
Я думал, что в кружении разноцветных точек и завораживающем ощущении стремительного падения, как будто после перепоя, мгновенно отключусь, но этого не произошло. Наоборот — я почувствовал себя бодрее и, можно сказать, практически выздоровевшим, словно неделя уже подошла к концу, и я добротно полечился несколько дней. Сон не шёл и, открыв глаза, я увидел, что на улице уже темно, а порывистый ветер, дующий пронзающим холодом всю последнюю неделю, кажется, превратился в ураган. Он нещадно трепал макушки деревьев и безумно завывал где-то в доме, почему-то навевая мысли о дымоходах и Санта-Клаусе, отчего мне неожиданно захотелось тёплого молока и сладкого печенья, которые я вообще не мог терпеть. Странный, необычный вечер, и как замечательно, что все эти тени на стенах и потолке колышутся строго в такт тому, что происходит за окном, а никак иначе. Это необыкновенно успокаивало своей привычностью и то, что случилось совсем недавно, казалось каким-то временным помутнением рассудка из-за простуды, чего-то съеденного или просто переутомления. Хорошо, что всё возвращается на круги своя.
Я закрыл глаза, которые немного побаливали и начали неприятно пульсировать, потом открыл их снова и вздрогнул. Сначала я не мог понять, что же не так и почему меня пронизывает страх, а потом осознал, что в комнате что-то изменилось. Какое-то время мой взгляд судорожно метался по комнате, пытаясь уловить — что же именно не так, пока наконец не понял: тени от гнущихся деревьев, кажется, увеличились раза в два, словно кто-то изменил уличное освещение. Может такое быть? Вряд ли. Значит, снова здесь что-то не так. Теперь тоненькие чёрные веточки превратились во внушительные дубинки, которые пинали со всей силы массивную тень от шкафа и тумбочки с телевизором. Мне даже показалось, что я слышу хруст дерева и звон экрана, хотя наверняка это было просто моё разыгравшееся воображение. Впрочем, почему это я решил, что освещение не могло измениться? Возможно, кто-то подъехал к соседнему дому и поставил машину так, что фары как раз светят в моё окно. Да, именно так. Что же, такое предположение, конечно, успокаивало, но смотреть на эту бойню теней всё равно было очень неприятно и страшно. Что же, ещё один хороший аргумент, чтобы поскорее уснуть и прийти в себя уже солнечным утром, постаравшись забыть всё, что случилось. Правда, несомненно, для этого надо ещё пережить эту ночь.
Я снова закрыл глаза и попытался абстрагироваться от окружающего, сосредоточившись на чём-нибудь приятном. Но в голову что-то ничего не лезло, а гулкие удары сердца с какой-то громкой раздражающей хрипотцой не давали забыть о том, насколько я действительно испуган. И что дальше? Просто лежать, затаившись и не открывать глаз или всё-таки попытаться посмотреть — что происходит вокруг? Нет, так точно не удастся заснуть, а вот довести себя переживаниями до чего-нибудь нехорошего, можно вполне. Словно в ответ на это, в груди как-то нехорошо заныло и, кажется, спазматически дёрнулось. Вот сейчас открою глаза и увижу, что всё по-прежнему и тени снова отступили, оказавшись на положенных им местах, с менее пугающими размерами. Разве так не может быть?
На этот раз я решил поступить хитрее — приоткрыть левый глаз, и то совсем чуть-чуть. Почему его? Просто слева располагалась стена, и это было бы практически незаметно со стороны, если, конечно, тени на самом деле какие-то не такие и могут наблюдать за мной. Сначала я не увидел ничего — просто размытый серый фон, а потом, чуть не закричав, поджал ноги и выпрямился на подушке. Что же это такое? Тени, кажется, увеличились ещё раза в два и теперь, словно водоросли или пиявки, извивались на кровати, возможно, успев проникнуть даже под одеяло. Моё тело ощутимо похолодело, и по коже начали пробегать кривые дорожки дрожи. Окончательно же я пришёл в ужас после того, как взглянул в окно — кажется, что оно уменьшилось и превратилось в обжигающие глаза-прожекторы какого-то неведомого монстра, напоминающего спрута. Именно такой образ я видел в одном кошмарном сне, когда учился в первом классе, и даже написал по его мотивам рассказ «Ужасное содержание», ставший впоследствии победителем в литературном конкурсе между классами. По стенам от рамы тянулись зловещие извивающиеся щупальца, которые непропорционально удлинялись, и, кажется, хватали все встречаемые по дороге тени, тут же поднося к зияющей пасти животного. В ней они не просто пропадали или всасывались, а словно рассыпались на миллионы крохотных, мерцающих красным кусочков и растворялись в воздухе. Это, как мне казалось, означало не просто акт поедания, а какое-то полное уничтожение и чего-то гораздо большего, чем просто физической оболочки.
Мне нестерпимо захотелось вскочить, выбежать в коридор и быть рядом хоть с кем-то, кто поможет, успокоит, сделает то, что будет правильным в такой ситуации. Хотя судя по реакции соседей и недавнему происшествию, если я что необычное и видел, то они не заметили точно, тем более что та же Любовь Игоревна явно была не склонна к скрытности или чему-то подобному. Неужели ждать помощи неоткуда или ничего страшного со мной не случится — ведь речь идёт всего лишь о тенях? И тут в углу что-то забрезжило — светлое и, кажется, дарящее спасение, способное меня понять, защитить и развеять ужасающий мрак. Да, это была именно она — та самая призрачная девочка, которая сегодня, удивительно, двигалась в мою сторону, а уродливые щупальца теней, словно в испуге, отпрянули в сторону, но сразу же опять сомкнулись за её спиной. Значит, мои надежды отнюдь не беспочвенны. Только хватит ли её волшебной силы или чего-то подобного, чтобы защитить нас двоих?
Ребёнок медленно подплыл совсем близко, и неожиданно её лицо из умиротворённо-отстранённого превратилось в яростное. Девочка бросилась ко мне на грудь, усевшись на корточки, но никакого веса я не чувствовал. Зато, скосив глаза, увидел, как капсула начинает словно разгораться и вскоре засияла так ярко, что стала слепить глаза. Ангел перебирал её пальцами, и я это чувствовал. Значит, она всё-таки может быть материальной? Девочка внимательно рассматривала подвеску и, кажется, была готова сейчас же сорвать её с моей шеи, но неожиданно черты её лица разгладились, и она спокойно прошептала. — Нет, это не крест — ничего страшного!
Эхо её голоса таинственно отдалось по всей комнате, а сияние от капсулы, кажется, распространилось на всё вокруг, разбивая мрак, но не давая возможности ничего больше увидеть. Слепящий свет мгновенно поглотило и девочку, и ужасные тени, и, кажется, все мои страхи, сомнения, помыслы. Я чувствовал себя окружённым этим светом, словно сел в безопасную оболочку и отгородился от реальности, ставшей спасением и какой-то высшей истиной, которую мне хотелось просто бесконечно постигать, ни на что больше не отвлекаясь.
Глава IV
ИЗОБРАЖАЯ НЕНОРМАЛЬНОСТЬ
Свет продолжал брезжить, и неожиданно я понял, что лежу с закрытыми глазами, а всё, что было, наверное, просто мне привиделось, и было, несмотря на реалистичность, всего лишь кошмарным сном. Аккуратно приоткрыв глаза, я убедился, что комната залита ярким солнечным светом, и это почему-то твёрдо убедило меня в обратном — никаких кошмаров не было. Всё это действительно окружало меня и непременно вернётся следующим вечером, который я могу и не пережить. Потом я подумал о том, что вчера, приехав домой, вёл себя как обычно, и меня постигла вполне заслуженная кара, о которой говорила Маша. Или просто пока предупреждение? Я тут же попытался вспомнить — слышал ли какие-нибудь голоса, идущие от теней, но мог лишь с какой-то долей уверенности утверждать, что мне показался лишь вопль и слова этой девочки-ангела или кто она там была на самом деле. При этом приподняв подрагивающую руку, как ни удивительно, я ощутил, что полностью здоров, бодр и полон сил — все хвори, если только они не были исключительно у меня в голове, внезапно отступили. А вот будильник я вчера не поставил, поэтому понятное дело, выход на работу проспал, за что сейчас, без всяких шуток и кошмаров, могу получить очень хорошенький нагоняй от руководства. Что же, раз так, то надо вставать и собираться, чтобы не усугублять.
