Ознакомительная версия.
Перестройка не дала ему ничего – наоборот, лишила не только свободы выбора напитков и времени их приобретения, но и значительной части заработка.
Работал он не за страх, а за совесть, и деньги в дом приносил немалые. Но все это в прошлом. Страна начинала жить по-другому. И эта новая действительность его чрезвычайно раздражала. Он срывал злость на матери, но никогда – на сыне. Гордился им до счастливых слез. Особенно его радовала и приятно поражала житейская мудрость Щедринского – мл адшего.
Мать тоже трудилась и все еще пыталась воспитывать сына, хотя понимала, что время ушло, и ребенок станет таким, каким ему стать суждено.
Но парень и правда выходил на многообещающие перспективы. Лишь только вступив в Коммунистический союз молодежи, он стал членом комитета комсомола школы. Отец это одобрил, хотя и пожурил: дескать, дело хорошее, но, как он выразился, «ты только не стань приспособленцем».
Учился Вовка исключительно на «хорошо» и «отлично». Даже дисциплина не хромала. Но как раз сегодня произошла досадная неприятность – он проспал школу. Такое случалось не то что нечасто, а вообще никогда. Обидно было вдвойне, ведь опаздывал он на урок НВП, или начальной военной подготовки, с которого стартовал сегодня новый день Владимира Щедринского.
И если администрация школы прочила юному политически грамотному дарованию комсомольско-партийную карьеру, то военрук Яков Тарасович большие надежды возлагал на его талант снайпера.
Через неделю, конкретно в ближайшую пятницу, райотдел народного образования запланировал первенство района по стрельбе, на котором Вовка просто обязан был завоевать минимум почетное третье место. Вовке стрелять вообще-то не очень нравилось. В детстве он играл в войнушку и в индейцев, однако повзрослев, вступив в комсомол, обнаружил в себе увлечение мирными специальностями. Но, как говорится, талантливый человек талантлив во всем: Щедринскому абсолютно любое дело давалось легко, будь то задача по алгебре или опасный прыжок с тарзанки.
На одном из занятий по стрельбе в школе, когда Вовка впервые в жизни взял в руки настоящий АКМ, он с легкостью Вильгельма Телля выбил сорок девять очков из пятидесяти возможных. Это привело Тарасыча в неописуемый восторг. С тех пор ученик Щедринский числился у военрука в любимчиках.
Авторитета у одноклассников данный талант ему не прибавил, но жизнь изменилась. Он только не мог по неопытности взять в толк – в худшую сторону или же в лучшую.
Задушевные разговоры военрука о перспективах блестящей военной карьеры Вовку утомляли, но деваться было некуда. Не мог же он сразу раскрыть все карты и, чего доброго, подпортить себе итоговую отметку по «эн-вэ-пэ», признавшись, что мечтает через два года поступить в институт культуры. Но не за тем, чтобы по окончании принять в административное ведение какую-нибудь библиотеку в Псковской области, а просто потому, что хотел Вовка быть музыкантом, создать собственный ансамбль, который когда-нибудь станет таким же популярным как «Веселые ребята». Институт культуры был бы хорошим прикрытием для его истинных замыслов.
Но военрук ничего не знал и продолжал азартно и изобретательно агитировать за военное училище.
– Кто такой офицер Советской Армии? – говаривал он частенько, встретив Вовку у дверей школы. – Отличник боевой и политической подготовки? Так точно. Но это еще и завидный жених! Офицер Советской Армии регулярно проходит медицинское освидетельствование. И поэтому он здоров, перспективен как будущей отец здоровых детей, силен и имеет хороший заработок. Плюс надбавки за звание и много еще чего другого… Примеры: ему дают квартиру, он первый в очереди на машину, у него дома имеется фирменная… отставить, современная бытовая техника, в общем, преимущества очевидны.
* * *
Вовка наспех оделся, собрал тетради и учебники, наведался на кухню, вышел оттуда с краюхой черного хлеба, на которой лежал внушительных размеров кусок вареной «любительской» колбаски с вкраплениями жира – грамм на сто, не меньше. До школы ходьбы минут пять, а если бегом – и того меньше. Вовка стремительно сбежал вниз по лестнице, отсчитывая пролеты с пятого этажа.
Начиналась весна, снег таял, превращаясь в ручьи, которые текли вдоль домов, и детвора пускала в них самодельные кораблики. Когда-то он тоже любил мастерить такие из пробки. Мачты делал из спичек, паруса – из почтовых марок…
По дороге он встретил маму. Она шла из магазина с авоськами в обеих руках.
– Владимир! Проспал? – она поставила нелегкую ношу на землю.
– Немножко. Мам, некогда, я побежал.
– А я вам с отцом колбаски купила. Финский сервелат в магазине выбросили. Сумки бы кто помог донести… И не ешь на ходу, заворот кишок может быть!
– Хорошо, мам, мне в школу надо. Извини, я побежал! А папка где, почему тебе не поможет? У него же выходной.
– Папка твой там же, где всегда – поехал за вином очередь стоять.
– В Сосенки?
– Ой, ну откуда я знаю? Все, не опаздывай, беги, беги. Будешь когда-нибудь вовремя вставать или нет? Сколько раз говорить: не гуляй за полночь. Шляется до двух часов, а потом бегает… И что из тебя сделается? Парень хороший был, тихий, скромный, а ведь такой охламон стал, ну я прямо не могу..
Вовка уже ее не слышал. До школы было рукой подать – только перемахнуть через забор.
«Деревня, где скучал Евгений», – стучало у него в голове против воли.
Сегодня на литературе Наталья Николаевна сто процентов вызовет к доске Пушкина декламировать. У него здорово получалось. Учительнице нравилось. А учительница нравилась Вовке. Но не как женщина, конечно, а как человек.
– Ну и как это понимать, Щедринский? – строго спросил военрук, лишь только Вовка, виновато переминаясь, переступил порог класса. – Попомни мои слова: в армии тебе будет очень трудно, если не найдешь общий язык с дисциплиной. И все попомните эти мои слова, – добавил Яков Тарасович, обратив свой суровый взор на учеников.
Родом учитель военной подготовки был с Вологодчины, оттого говорил особенно: окал и забавно коверкал некоторые слова: вместо шлема произносил «шлём», вместо «класть» говорил «ложить». Дети потешались за глаза, но в его присутствии шутить побаивались. Яков Тарасович человеком был строгим, но незлобивым. Выглядел неизменно подтянутым, был чисто, до синевы, выбрит, щеголял по школе в потертой, но безукоризненно чистой форме подполковника артиллерии. Хочешь не хочешь, а такого уважать можно хотя бы за такую последовательность в привычках.
– Извиняюсь, Яков Тарасович, – проговорил Вовка, глядя в пол. – Я маме сумки помог донести от магазина.
– Садись на место, – смягчился военрук и, когда Вовка проходил мимо учительского стола, шепотом спросил: – Про сумки врешь, небось? Молодежь сейчас не та, что раньше.
– Не вру я. Молодежь та же, что и раньше, – уверенно и четко отозвался Вовка.
После урока, часть которого проходила в тире, расположенном в школьном подвале, Вовка с друзьями играл в «трясучку».
– Ну что, Владимир Владимирович? Провидение не на вашей стороне? – довольно басил здоровяк Саша Журавский, пряча в карман очередную порцию выигранной мелочи.
Сегодня Сашке везло, а Владимир Владимирович стабильно проигрывал. Лишившись тридцати копеек, он решил «завязать». По лестнице спускалась Надя – его безответная школьная любовь, адресат пламенных писем, которые он сочинял ей ежедневно, тут же рвал на мелкие кусочки и выбрасывал в окно.
С недавних пор Надя стала причиной охлаждения интереса Владимира Щедринского к текущему моменту политической жизни страны. На уроках он теперь чаще бывал рассеян, чем сильно удивлял привыкших к его экстраординарным успехам учителей. Но, как говорится, сердцу не прикажешь. Вовка влюбился не на шутку и, по свойству принципиальной своей натуры, определил для себя, что эта любовь хоть и первая, но она же последняя, раз и навсегда.
Надя не была красавицей в традиционном понимании. То есть, конечно, симпатичная девчонка темноволосая, с большими, как у куклы, глазами. На фигурку Вовка внимания не обращал, вплоть до класса восьмого, когда стал воспринимать свою безответную любовь в совокупности, так сказать, всех ее достоинств.
Вовкин класс являл собой эталон дружного коллектива. Это определенно был единый организм – задорный, легкий на подъем и всяческие нестандартные выдумки. Вся школа завидовала их спаянности и единомыслию. Ребята подобрались очень разные, учился класс неровно, на родительских собраниях учителя удивлялись, как получилось, что столь неравнозначные по социальному статусу детки оказались в одной группе учеников и так между собой сдружились.
Так вот: в их почти семейном кругу скрыть приязнь Вовки к Наде было нереально. Да он и не старался. Дела ему не было до того, какие разговоры ходят по школе. Лишь однажды пришлось расквасить нос Сереге Фонину за то, что тот на переменке что-то нехорошее отпустил по поводу Надькиного характера. За нос Фонин отомстил немедля, посадив Вовке под глаз живописный синяк. Отвечали за потасовку оба, солидарно. Сначала перед директором, потом уже дома, перед родителями.
Ознакомительная версия.
