Поездка в Гёбекли, как обычно, обошлась без приключений. Радеван ковырял в носу и громко жаловался на турок. Роб разглядывал тянущиеся в сторону Евфрата равнины и возвышающиеся за ними голубые Таврские горы. Пустыня уже начинала нравиться ему, несмотря даже на то, что действовала на нервы. Такая старая, такая утомленная, такая недоброжелательная, такая суровая. Пустыня демонов ветра. Что еще скрывает она под своими невысокими холмами? Жуткая мысль. Роб не отрывал взгляда от окна.
До места доехали быстро. Взвизгнули лысые покрышки. Радеван остановил машину. Когда Роб направился к раскопкам, он высунулся из окна:
— Три часа, мистер Роб?
Роб рассмеялся.
— Ага.
На раскопках сегодня работа кипела куда оживленнее, чем в прежние приезды Роба. Закладывались новые траншеи. Каменные громады гораздо заметнее выступили из земли. Роб сообразил: Франц торопится, чтобы успеть сделать как можно больше. Полевой сезон здесь поразительно короток — летом слишком жарко для нормальной работы, а зимой слишком холодно и ветрено. Да и ученым требовалось много времени на осмысление и лабораторное исследование материала, собранного за три месяца раскопок. Девяти месяцев еле-еле хватало. Таков археологический год: три месяца махать лопатой, девять месяцев думать. Не слишком напряженный ритм, пожалуй.
Франц, Кристина и палеоботаник Иван спорили о чем-то в большой штабной палатке. Они приветливо помахали Робу, а когда журналист сел на стул, ему дали чашку. Робу нравился ритуал с бесконечным питьем турецкого чая и позвякиванием ложечек об изящные чашки-тюльпанчики, сам вкус черного напитка. Кроме всего прочего, горячий сладкий чай, как ни странно, отлично утолял жажду, неизбежную под лучами жаркого солнца пустыни.
За первой чашкой Роб сообщил археологам новости. Он закончил свою работу, и это его последний визит к ним. Говоря, Латрелл искоса поглядывал на Кристину. Не промелькнет ли на ее лице тень сожаления? Кажется, промелькнула. Его решимость слегка поколебалась. Впрочем, он тут же вспомнил о работе. Нужно задать еще несколько вопросов, разрешить оставшиеся сомнения. Ведь только за тем он сюда и приехал. И ни за чем иным.
Для статьи требовалось, чтобы раскопки были вписаны в некий контекст. Он прочитал еще несколько исторических — доисторических! — книг. Хотел найти в истории место для Гёбекли-тепе. Увидеть, каким светом необыкновенное открытие играет в мозаике более широкой картины — эволюции человека и цивилизации.
Франц был рад пойти ему навстречу.
— Данный регион, — он широко взмахнул рукой в сторону желтых холмов за поднятыми стенками шатра, — то самое место, где началась человеческая цивилизация. Первая письменность — клинопись — возникла совсем недалеко отсюда. Медь начали выплавлять именно в Месопотамии. А первые настоящие города были выстроены в нынешней Турции. Исобель Превин может много рассказать вам об этом.
Роб в первый момент растерялся. Но потом вспомнил, кто это — кембриджская преподавательница Кристины. Имя не раз попадалось Робу в книгах по истории — Превин работала с великим Джеймсом Меллартом, английским археологом, проводившим раскопки в Чатал-Хёюке. Роб с интересом читал о Чатал-Хёюке — не в последнюю очередь потому, что его раскопали очень быстро. Три года поработали в охотку лопатами, и на свет явилось почти все упрятанное под землей. Это была героическая, голливудская эпоха археологии. Теперь же, как понял Роб, все делалось куда медленнее. В раскопках участвовало множество специалистов в самых разных областях — археометаллурги, зооархеологи, этнографы-историки, геоморфологи… И такие раскопки сложного объекта могли растянуться на десятилетия.
Гёбекли-тепе был нелегким объектом. Франц вел эти раскопки с тысяча девятьсот девяносто четвертого года; Кристина предполагала, что ему предстоит провести здесь остаток своей трудовой жизни. Вся научная карьера с начала до конца на одном и том же месте! Правда, не стоит забывать о самой интересной археологической находке в мире. Вероятно, поэтому Франц и казался все время таким довольным. Вот и сейчас он улыбался, рассказывая Робу о зарождении — естественно, неподалеку отсюда — земледелия и гончарного ремесла, уже после того, как было завершено строительство Гёбекли-тепе.
— Самые первые следы земледельческих работ были найдены в Сирии. Гордон Чайлд назвал случившееся тогда неолитической революцией, и дело было лишь немного южнее нашего нынешнего лагеря. Абу-Хурейра, Тель-Асвад, другие подобные места… Думаю, у вас теперь нет сомнений в том, что мы находимся в колыбели цивилизации. Металлургия, гончарное дело, сельское хозяйство, письменность — все появилось в непосредственной близости от Гёбекли. Ja?
— Правда, — добавила Кристина, — имеются данные о выращивании риса в Корее за тринадцать тысяч лет до нашей эры, но они очень спорные.
Тут к разговору присоединился и молчавший до сих пор Иван.
— А у нас в Сибири найдены доказательства тому, что керамика появилась там даже раньше, чем здесь, но потом ее изготовление почему-то прекратилось.
Роб повернулся к нему.
— Простите?.. — Францу, похоже, вмешательство коллег не понравилось, зато Роба их слова заинтриговали. — И что же?
Иван покраснел.
— Э-э… У нас в Восточной Сибири и, возможно, в Японии находят свидетельства существования еще более ранней цивилизации. Северные люди. Возможно, все они позже вымерли, потому что свидетельства с какого-то момента пропадают. Точно мы ничего не знаем.
— И не имеем никакого представления о том, куда они могли деться.
Раздражение Франца сделалось заметнее.
— Ja, ja, ja, Иван. Но все же! Именно здесь все реально происходило. На Ближнем Востоке! Здесь! — Для убедительности он хлопнул ладонью по столу с такой силой, что подпрыгнули чашки. — Все! Все берет начало здесь! Первые печи для обжига глиняной посуды. Они появились в Сирии и Ираке. Первое железо у хеттов в Анатолии. Свиней начали сознательно разводить в Чайону, первые деревни возникли здесь же и… и, конечно, первый храм…
— Гёбекли-тепе!
Все рассмеялись. Мир был восстановлен, и разговор продолжился. Роб еще минут десять записывал в блокнот, археологи же болтали между собой о первых шагах одомашнивания животных и о распределении каких-то «микролитов». Разговор сделался совсем уж специальным и малопонятным. Роб не сетовал на это. Он получил последние детали мозаики. У него пока не складывалось цельной картины — темные пятна оставались, — но все же картина была хорошая, захватывающая; рано или поздно она сложится. Он ведь журналист, не историк.
Он приехал сюда не для того, чтобы расставить все на свои места; он приехал, чтобы наскоро получить живое, непосредственное впечатление. Как там говорят о журналистике? «Первый набросок истории». Именно это Латрелл и делал и ни к чему иному не стремился: первый, еще грубый набросок.
Роб поднял голову. Оказывается, писал он уже добрых полчаса. Ученые решили не беспокоить его и потихоньку ушли, чтобы заняться тем, чем занимались в промежутках между спорами: копаться в земле и рассматривать древние камни. Роб поднялся, потер занемевшую шею и решил перед отъездом пройтись по раскопкам. Накинул на плечи рюкзак и зашагал, огибая ближайший бугор, пробираясь между огороженными участками и кучами выбранного грунта.
За основной территорией раскопок находилась обширная пустая площадка, где было полным-полно кремней. Это место Кристина показала ему в предыдущий приезд. Тогда Роб восхитился: сколько кусков породы, старательно обработанных людьми каменного века двенадцать тысяч лет назад, просто валяются повсюду. Их были тысячи, в самом буквальном смысле. Стоило присесть на корточки, немного покопаться в земле, и в руках у тебя оказывался каменный топор, наконечник стрелы или какой-нибудь режущий инструмент.
Так журналист и решил поступить: найти какой-нибудь сувенир. Подставив спину жаркому солнцу, Латрелл опустился на колени и уже через несколько минут был вознагражден. Осторожно держа находку, он внимательно осмотрел ее. Это был умело, даже не без изящества сделанный наконечник стрелы. Роб представил себе мужчину, изготовившего его двенадцать тысяч лет назад под открытым небом. Водной набедренной повязке, с луком, висевшим за мускулистой спиной… Примитивный человек. И все же именно он возвел грандиозный храм, украшенный мастерски выполненной резьбой. Парадокс. Пещерный человек, построивший собор! Это могло стать прекрасной преамбулой к статье Роба. Замечательный, живой образ.
Журналист выпрямился и сунул наконечник в застегивавшийся на молнию боковой карман рюкзака. Несомненно, налицо нарушение доброй сотни турецких законов — похищение исторической ценности, — но вряд ли в ближайшие годы можно опасаться того, что Гёбекли-тепе оскудеет кремневыми осколками времен каменного века. Вновь забросив рюкзак за спину, Роб на прощание окинул взглядом всхолмленную, лишенную растительности местность, выжженную безжалостным солнцем. На ум пришел Ирак, лежавший не так уж далеко отсюда. Если сесть в машину и показать Радевану направление, они будут на турецко-иракской границе через несколько часов.
