Я уже была на полдороге к двери вместе с Элсиндой, когда поняла, что Джесперсон не двинулся с места.
– Еще одно, прежде чем я уйду, – сказал он. – Хочу, чтобы все знали, что, если кто-то еще хочет уйти, я обещаю свою защиту.
– Нашу защиту, – вставила я, чтобы никто не подумал, что должен менять одного хозяина на другого.
– Этого никто не желает, – сказала миссис Смерл.
– При всем уважении, мадам, я бы предпочел услышать это от каждой леди лично, как бы хорошо вы ни говорили за всех них.
Последовала недолгая борьба, безмолвная, но она сдалась и пробудила своих сестер. Оказалось, что в этом не было необходимости, как она и сказала. За исключением старой женщины, Мэри, которая была слишком ошеломлена, чтобы что-то ответить, все остальные заявили, что любят мистера Смерла, и выразили желание остаться. Как бы ни осуждал их остальной мир, все они ощущают себя его любящими женами. Пока Виолетта страстно рассказывала, что никогда не покинет возлюбленного Альберта, старая женщина встала и вышла из комнаты.
Марта Смерл раздраженно зашипела.
– Она теперь не успокоится, и мне придется за ней гоняться, а мистер Смерл будет так недоволен, если с обедом задержка будет…
– Не беспокойся, милая, – сказала Виолетта. – Я пойду и позабочусь о Маме Мэри – а ты займешься приготовлением еды.
И мы оставили их. Что еще мы могли сделать? Надо было радоваться, что мы хотя бы Элсинду смогли спасти. В конце концов, большего мы и не желали.
Дом, где выросла Элсинда и где все так же жила ее семья, был в паре миль отсюда, на другой стороне от кладбища, но ей не надо туда идти. Если вынудить ее, то она лишь еще больше испугается, так что мы предложили ей отправиться с нами на Гауэр-стрит. Было разумно не давать ей шанс снова встретиться с мистером Смерлом, по крайней мере, пока.
Мы дошли до железнодорожной станции и вскоре поехали, одни в целом вагоне. Не опасаясь, что нас кто-то подслушает, я завела речь о том, чтобы заявить в Скотланд-Ярд.
– Зачем? – спросила она, и ее глаза расширились.
– Поскольку мистер Смерл – очень уважаемый человек в местном обществе, лучше не отдавать дело местной полиции. А учитывая серьезность его преступлений…
Ее глаза наполнились слезами.
– Преступлений? – прошептала она. – О нет, никогда!
Хотя я вполне осознавала, что она может опасаться мести, о которой упомянула миссис Смерл, я потеряла терпение.
– Он украл тебя. Это очень серьезное преступление.
– Но я сама согласилась!
– Ты согласилась быть его узницей? Не думаю. Если ты была там счастлива, мы можем вернуть тебя.
Видя, как она задрожала, я пожалела о жестокости своих слов.
– Нет, прошу. Я не хочу этого. И я благодарна… о, так благодарна, что вы представить себе не можете! Это правда, он предал меня. У него была своя причина желать, чтобы я умерла для мира. Я слишком погрузилась в свои планы и не поняла этого. Ждала, что отправлюсь домой через день-два после того, как меня похоронят, и…
Она умолкла.
– Что?! – в ужасе вскричала я. – Ты хочешь сказать… ты знала, что тебя похоронят заживо? И согласилась на это?
– Конечно. Мистер Смерл объяснил мне, как действуют его безопасные гробы, и… ну… поскольку я четко решила получить опыт переживания смерти, могла ли я удовлетвориться, пока не признают мою смерть и не похоронят меня? Все прочее было бы чуть большим, чем сон. Я хотела умереть для мира, познать покой могилы, и это был единственный способ.
Она говорила искренне и убежденно, но это звучало будто гимн, молитва древнему и давно забытому богу. Записи в ее альбоме казались мне достаточно эксцентричными, но сейчас я до глубины души поразилась различию между ее и моим складом мыслей. Будто мы принадлежали к разным расам и были воспитаны в разных верованиях. Это казалось мне почти что нечеловеческим.
Я потеряла дар речи, а вот Джесперсон, напротив, засветился любопытством.
– И ты не испугалась? – спросил он.
– О нет! Естественно! Была в ужасе!
Она нервно усмехнулась и снова стала похожа на хорошенькую современную девушку, совершенно обычную.
– Никогда так не пугалась за всю свою… но ведь это было частью процесса, понимаете? Кто бы мог не испугаться смерти?
Джесперсон кивнул.
– Ты желала встретить смерть, будто сказочный мальчик, а для мистера Смерла это стало бы несравненной возможностью прорекламировать его товар?
Она поглядела на него так, словно он сделал совершенно потрясающий вывод, будто Шерлок Холмс, излагающий всю жизнь человека, лишь посмотрев на его шляпу.
– Да! Именно! Как вы здорово догадались! Конечно, люди могли бы сказать, что это ужасно с его стороны, если бы узнали, но это же не так было, понимаете! Не было реального преступления – и преступления против меня тоже. Я умоляла его, практически заставила его это сделать! И для меня не было никакой опасности, поскольку он знал, что все сработает…
– Использовав подобный план уже не менее трех раз, – перебила ее я. – На этих бедных женщинах. Но ведь наверняка ты не скажешь, что они были такими же, как ты, страстно желающими пережить смерть? Или помочь ему прорекламировать его изобретение?
Элсинда скривилась.
– Нет, конечно, нет. Их причины… они сделали это ради любви. Вот и все. Они без ума влюбились в Альберта Смерла и были готовы сделать все, что он скажет, согласиться на самые безумные планы, лишь бы он позволил им жить с ним.
– А затем, когда они узнавали, что они не одни такие, они сохраняли свои чувства?
– Вы их слышали. Это странные и жалкие создания, я согласна! Любовь – мощная и странная сила, как думаете, мисс Лейн?
Она посмотрела на меня, и я пришла в замешательство от таких слов, совершенно не вяжущихся с тем мнением, которое у меня возникло до того.
– Она заставляет некоторых людей вести себя, словно дураков, – сказала я.
– И Альберт Смерл – один из них, – сказала она и вздохнула. – Он влюбился в меня… хотя я не хотела пробудить в нем страсть! Он оказался не способен сопротивляться искушению. В особенности, как я полагаю, с учетом его прежнего опыта общения с женщинами, который говорил, что я просто обязана ответить на его чувства. Что я очень скоро сама влюблюсь в него…
Она посмотрела на меня умоляюще.
– Он всегда был добр ко мне. Я не могу винить его за его любовь, мисс Лейн, просто не могу. То, что он сделал, плохо, несомненно, но и я не безупречна. Я полностью была с ним согласна, а теперь, когда я свободна, я лишь скажу, что все кончено. Я не стану выдвигать обвинения против этого человека.
Она говорила совершенно уверенно, не как человек, вынужденный действовать против своей воли из-за хитрого гипнотизера, но я в таких делах не эксперт. Тем не менее, можно будет обсудить вопрос обвинений позже. Нам есть о чем поговорить, кроме них.
Поезд вез нас все дальше от территории Смерла, и расстояние позволило затронуть вопрос насчет того, как и когда мисс Трэверс вернется домой, так, чтобы она смогла обдумать это без страха. Она нам сказала, что сам факт того, что она приближалась к улице, на которой она жила, заставляет ее сердце учащенно биться и затрудняет дыхание, неизвестно почему. Похоже, она боялась того, чему не могла дать названия.
– Я подозреваю, что Смерл внушил тебе, когда ты была в его рабстве, неспособность вернуться к семье, на случай, если тебе удастся бежать, – сказал Джесперсон. – Ты можешь не осознавать этого, но просто чувствовать непреодолимое отвращение к тому, чтобы вернуться домой.
Девушка с болью посмотрела на него.
– Как ужасно! Значит ли это, что я больше никогда не смогу вернуться домой? Что, если моя семья переедет в другой дом? Я смогу прийти к ним туда?
Джесперсон улыбнулся.
– Гипнотические установки можно устранить, особенно если ты осознаешь их наличие. Я могу научить тебя простейшим приемам или, если ты пожелаешь, сам с легкостью избавлю тебя от этих проблем. Я изучал искусство гипноза…
Есть ли предел его дарованиям?
Хотя я сама вряд ли бы пылала желанием дать доступ к моему уму еще одному странному человеку, в Джаспере Джесперсоне есть нечто располагающее, и он настолько очевидно заслуживает доверия, что я не удивилась, когда мисс Трэверс с благодарностью приняла предложение.
– Но когда я вернусь домой, что я им скажу? – задумчиво спросила она. – Они все думают, что я умерла. Как я смогу все объяснить? Что я им расскажу?
– Ты должна рассказать им правду, – сразу же сказала я. – Какой бы невероятной и странной она ни казалась… у правды есть сила, которой невозможно противиться. Намного больше, чем у выдумки, которую ты могла бы сочинить.
– Но… тогда мне придется упомянуть… его имя.
Я задумалась, не является ли эта нерешительность следствием еще одной гипнотической команды. Есть много способов помешать хорошо воспитанной молодой девушке признаться в том, что ее похитил многоженец. Безусловно, она понимает социальные последствия того, что ее история станет достоянием гласности. Может заявить – и это даже может быть правдой, – что он обходился с ней с исключительной вежливостью, как с гостьей в доме, но на нее все равно падет тень подозрения, как на «порченый товар» на рынке семейных планов. Общество возлагает на женщин непосильную ношу. Некоторые несут ее, не замечая, некоторые в состоянии ее сбросить, а другие приспосабливаются, так или иначе, к выпавшему им жребию. Я не знала Элсинду настолько, чтобы сказать, стоил ли ее опыт «переживания смерти» бесконечных подозрений, с ним связанных.
