Ознакомительная версия.
Ферма эта находилась к востоку от города, неподалеку от тенистой проселочной дороги, мало приспособленной для езды и заставившей меня и мисс Говард предполагать, что нас ждет очередной мрачный дом, населенный призраками былой жестокости и трагедии. Вообразите наш шок, когда, свернув на повороте ухабистой дороги, мы обнаружили по левую руку пару весьма ухоженных кукурузных полей и коровьи выпасы, огороженные недавно натянутым проволочным забором — по правую. Самым же удивительным был расположенный между полями маленький, но приятный на вид домик, обшивку которого покрывал свежий слой белой краски, а на аккуратно подстриженной лужайке имелись хорошенькие цветочные клумбы.
Мы свернули на подъездную дорожку, не замечая поначалу никаких признаков жизни, но потом приметили человека в рабочей одежде: он направлялся от дома к большому зеленому коровнику, прятавшемуся за кукурузой. На вид ему было лет сорок пять, и казался он вполне порядочным и дружелюбным: рассыпая из ведра птичий корм перед кучкой куриц, квохчущих па скотном дворе, он издавал какие-то приятные, может, даже нежные звуки, и с улыбкой смотрел, как птицы суетливо несутся за едой. Наблюдая за ним, я остановил экипаж перед домом.
— Мы ошиблись местом, — вот и все, что я мог сказать.
Мисс Говард несколько минут просто изучала эту сцену с обеспокоенным видом; потом сошла с экипажа и двинулась к калитке в белом штакетнике, огораживавшем лужайку.
— Оставайтесь здесь, — велела она, проходя в калитку. Эль Ниньо не особо пришлась по душе идея отпустить ее одну разговаривать с незнакомцем на скотном дворе, но я приказал ему расслабиться, напомнив, что у нее почти наверняка при себе револьвер. Однако он все равно извлек свой маленький лук и одну из коротких стрел из-под смокинга (он втихаря вспорол подкладку дабы разместить там оружие) и пристально глядел на происходившее во дворе.
— Простите! — крикнула мисс Говард, дойдя до угла дома. На этот звук мужчина обернулся и, мило улыбаясь, порысил туда, где она стояла, — как раз на расстоянии слышимости от нас.
— Здравствуйте, — сказал он, отставляя в сторону ведро и вытирая руки об одежду. — Могу вам чем-нибудь помочь?
Заглянув за мисс Говард, он заметил и наш экипаж, и хотя, на мой взгляд, вид двух черных мужчин не особо его вдохновил, он, похоже, не особо и занервничал на этот счет.
— Надеюсь, — ответила ему мисс Говард. — Меня зовут Сара Говард. Я следователь, работаю в конторе окружного прокурора Саратоги. Я ищу мистера и миссис Фрэнклин.
Упоминание окружного прокурора Саратоги тоже, кажется, не смутило этого человека так, как должно было бы, — и уж, конечно, не так, как действовало на других людей, которых мы встречали прежде.
Глаза у него стали озадаченными, но улыбка с лица до конца не исчезла.
— Это мои старики, — сказал он. — Точнее, были. Отец умер пять лет назад.
— О, простите меня. А ваша мать?
— Уехала в Хусик-Фоллс, навестить моего брата с женой. У них там лавка. Боюсь, она вернется только завтра днем. А что такое?
Столь же любезным, как и он, тоном, мисс Говард осведомилась:
— А вы, должно быть, Джордж Фрэнклин, да? Или Элайджа?
Мужчина в изумлении вздернул голову:
— Да вы, похоже, все о нас знаете, мисс. Я Эли — так меня зовут. Что-то случилось?
— Я… — мисс Говард оглянулась на нас, будто не совсем понимала, как продолжить. — Мистер Фрэнклин… позвольте спросить, вы не получали в последнее время никаких вестей от сестры?
— Либби? — Впервые черты Эли Фрэнклина как будто затуманились, и он тревожно уставился в землю. — Нет. Нет, никто из нас, ни один не получал ничего от Либби вот уже… да, вот уже несколько лет. — Он вновь поднял взгляд и больше не улыбался. — Она попала в беду?
— Я бы… пожалуй, обсудила этот вопрос, когда прибудет ваша мать.
— Ну вот что, — сказал Фрэнклин, — если моей матери нужно что-то услышать, думаю, лучше будет, если сообщу ей об этом я. Что натворила Либби?
— Вы полагаете, это она что-то натворила? — удивленно спросила мисс Говард. — А почему не с ней что-то стряслось?
Глаза Фрэнклина расширились от удивления, когда он прикинул эту возможность.
— С ней и впрямь что-то стряслось? У нее все хорошо?
— Мистер Фрэнклин… — Мисс Говард скрестила руки, ее зеленые глаза вперились в его карие. — Боюсь, мне придется сказать вам, что ваша сестра сейчас находится под судом в Боллстон-Спа. По очень серьезному обвинению.
Фрэнклин воспринял эту, по идее довольно ошеломительную, новость с намного меньшим смятением, чем мне казалось возможным.
— Значит, — произнес он спустя несколько безмолвных минут, — значит, вот оно. — Голос его не был ни гневным, ни даже потрясенным, только… ну, как бы печальным, только так это и можно было назвать. — Что случилось? Полагаю, в это замешан мужчина. Он ведь женат, вроде того, да?
— Вроде того, — хладнокровно солгала мисс Говард, решив, что сможет вытянуть побольше сведений у фермера, если продолжит в соответствии с его подозрениями, не выдавая правды. — Но почему? У нее уже были такие неприятности?
— Либби? — проворчал Фрэнклин. — Когда доходило до мужчин, у Либби всегда были неприятности. — Отвернувшись и раздосадован но прошипев, он проговорил: — Так зачем вы здесь? Нас вызывают в суд? Не понимаю, зачем…
— Нет, — быстро отозвалась мисс Говард. — Ничего такого. Я просто подумала, что вы и ваша семья могли бы поделиться с нами информацией о прошлом сестры. Она довольно неохотно говорит об этом сама.
Фрэнклин покачал головой:
— Боюсь, в этом нет ничего удивительного. Что ж… вам, видимо, действительно стоит дождаться матери, если таково ваше желание. Она знает больше, чем помню я. Вы могли бы вернуться завтра…
— О да, мы вернемся, — быстро подтвердила мисс Говард. — Но не расскажете ли мне хоть какие-то основные факты? — Она двинулась через лужайку к двери домика. — Вы всегда здесь жили?
— Да, — ответил Фрэнклин, потом осекся. — Простите — могу я вам что-нибудь предложить? Может, что-нибудь попить или…
— Да, это будет очень мило с вашей стороны. Дорога была долгой и пыльной.
— А ваши… ваши люди там? — уточнил Фрэнклин, указывая на экипаж.
— Хм-м? — протянула мисс Говард. — О… Нет, о них переживать не стоит. Я все равно долго не задержусь. Приберегу вопросы на завтра, когда вернется ваша мать.
— Что ж, тогда — пожалуйста, входите.
Быстро глянув на нас и кивнув, что означало приказ оставаться на месте, мисс Говард исчезла в маленьком доме, а хозяин счистил с башмаков грязь и навоз о старую решетку для обуви, прикрученную к каменным ступеням за дверью.
— Не понимаю, — выпалил я, когда они вошли. — Это вот здесь и выросла Либби Хатч?
— Что-то не очень сходится, верно? — ответил Сайрус и вылез из экипажа размять ноги. — Но ведь никогда не узнаешь, как…
— Сеньорито Стиви, — позвал меня Эль Ниньо, убирая свой лук. — Этот человек — он не сделает вреда леди?
— Вряд ли, — ответил я, почесывая голову.
— Ага, — кивнул абориген и улегся на заднем сиденье. — Тогда Эль Ниньо будет спать. — Но прежде чем закрыть глаза, он поднял голову и посмотрел на меня еще раз. — Сеньорито Стиви… наша дорога к маленькой Ане странная, да? Или это только Эль Ниньо не понимает?
— Нет, ты все понимаешь правильно, — сообщил я, прикурив сигарету. — Странная дорога, это верно…
Мисс Говард возвратилась примерно через полчаса, но этого времени ей хватило, чтобы обнаружить кое-какие небезынтересные крупицы информации, коей она отказалась делиться с нами, пока мы не вернулись тем вечером в дом мистера Пиктона и не собрались вокруг грифельной доски вместе с доктором и всеми остальными.
Похоже, дом, который мы видели, был очень стар, и комнат в нем было всего ничего, причем только две из них — спальни. Братья Фрэнклин делили одну из них, а Либби все детство и ранние годы юности спала в кроватке в родительской. В этой каморке не было ни разделяющих штор, ни перегородок, так что большую часть жизни Либби вела в полном отсутствии уединения, каковой факт доктор счел весьма важным. Очевидно, и он, и доктор Майер провели немалую работу касательно детей, которые почти никогда не оказывались без родительского присмотра, и выяснили, что такие дети сталкивались с целой кучей проблем, когда дело доходило до взаимоотношений с внешним миром: они обычно оказывались раздражительными, чрезмерно чувствительными к любой критике и, согласно выражению доктора, «патологически боялись трудностей, вплоть до состояния, именуемого доктором Краффт-Эбингом „паранойей“». Однако при всем вышесказанном эти самые дети, уже будучи взрослыми, иногда оказывались странно подвержены сомнениям в способностях обрести свой путь в мире: они, как правило, вырастали с сильной потребностью в людском окружении, но в то же время питали обиду и даже ненависть к этому самому окружению.
Ознакомительная версия.
