Трагически вздохнул и пошел в Логово Проводников, чтобы найти обязательного проводника, которого можно уговорить отвести его в Шепердс-буш.
Проводник оказался очень невысоким, с коротко стриженными светлыми волосами. Маркиз сначала подумал, что это девушка-подросток, но затем, пройдя вместе с ней полдня, решил, что ей уже за двадцать. Поговорил с полдюжиной проводников, прежде чем нашел ее. Ее звали Книббс, она выглядела достаточно уверенной, а ему сейчас нужна была уверенность. Он сказал ей, что ему надо попасть в два места, когда они вышли из Логова Проводников.
– Так куда пойдем сначала? – спросила она. – В Шепердс-буш или Рэйвенскорт?
– Визит в Рэйвенскорт – простая формальность. Письмо доставить. Некоей девушке по имени Друзилла.
– Любовное письмо?
– Я так полагаю. А почему ты спросила?
– Я слышала, что прекрасная Друзилла чертовски красива, а еще у нее скверная привычка превращать тех, кто ей не угоден, в хищных птиц. Должно быть, ты ее очень любишь, если ей письма пишешь.
– Боюсь, я никогда не встречал эту юную леди, – сказал маркиз. – И письмо не от меня. И без разницы, куда мы сначала пойдем.
– Знаешь, – задумчиво начала Книббс, – на всякий случай, если с тобой что-то особенно скверное случится, когда до Пастухов доберешься, давай сначала в Рэйвенскорт сходим. Чтобы прекрасная Друзилла письмо получила. Я не говорю, что с тобой обязательно что-то ужасное случится. Но лучше перебдеть, сам понимаешь.
Маркиз де Карабас поглядел на себя, завернутого в одеяло. Будь он в своем кафтане, сомнений бы не было – он бы точно знал, что делать. Поглядел на девушку и ободряюще ухмыльнулся, как только мог.
– Тогда в Рэйвенскорт.
Книббс кивнула и двинулась вперед. Маркиз пошел следом.
Пути Нижнего Лондона вовсе не такие, как у Верхнего. Они ни в малейшей степени не соотносятся с такими вещами, как верования, мнения и традиции. Как и с реалиями карт.
Де Карабас и Книббс шли, две крохотные фигурки в высоком тоннеле, высеченном в древнем белом камне. Шаги отдавались эхом.
– Ты же де Карабас, так? – спросила Книббс. – Ты знаменит. Знаешь, как пробираться в места разные. Зачем же тебе проводник потребовался?
– Одна голова – хорошо, две – лучше, – ответил он. – Как и две пары глаз.
– У тебя вроде шикарный кафтан был, так? – спросила она.
– Был. Да.
– Что с ним случилось?
Он ничего не ответил, сначала.
– Я передумал. Мы сначала идем в Шепердс-буш, – сказал он затем.
– Все ясно, – сказала проводница. – Легко отведу тебя и туда. Но помни, буду ждать тебя за торговым постом Пастухов.
– Очень мудро, девочка.
– Меня Книббс зовут, – сказала она. – А не «девочка». Знаешь, почему я проводником стала? Интересная история.
– Не особенно, – сказал маркиз де Карабас. У него не было настроения болтать, а проводнице хорошо заплатили за работу. – Почему бы нам не попробовать идти молча?
Книббс кивнула и не сказала ни слова. Ни когда они дошли до конца тоннеля, ни когда они стали спускаться по металлическим ступеням, вделанным в стену. До тех пор, пока они не дошли до берегов Мортлейка, большого подземного Озера Мертвых. Она зажгла свечу, чтобы вызвать перевозчика, и снова заговорила.
– Чтобы быть настоящим проводником, нужно быть обязательным. Чтобы люди были уверены, что ты не отведешь их не туда.
Маркиз лишь фыркнул. Он раздумывал, что сказать Пастухам на торговом посту, пытаясь найти альтернативные возможности и вероятности. У него нет ничего, что захотели бы получить Пастухи, в этом и проблема.
– Один раз приведешь неправильно и больше никогда не будешь проводником работать, – радостно заявила Книббс. – Это обязывает.
– Я знаю, – ответил маркиз. Самая докучливая из всех проводников, подумал он. Две головы лучше только тогда, когда вторая не открывает рот и не рассказывает ему то, что он и так знает.
– Я дала обязательство на Бонд-стрит, Улице Обязательств, – сказала она, коснувшись маленькой цепочки на запястье.
– Я паромщика не вижу, – сказал маркиз.
– Он скоро будет. Гляди туда и крикни, когда его увидишь. А я буду глядеть в другую сторону. Так или иначе, мы его заметим.
Они глядели на темные воды Тайберна. Книббс снова начала болтать.
– До того как проводником стать, когда я маленькой была, мой народ научил меня этому. Они сказали, что это единственный способ получить почет.
Маркиз повернулся к ней. Книббс держала свечку на уровне лица, перед собой. Все здесь и закончится, подумал маркиз, понял, что надо было с самого начала ее послушать. Все неправильно.
– А кто твой народ, Книббс? Откуда ты пришла?
– Оттуда, где тебя теперь не слишком любят, – сказала девушка. – Я родилась, выросла и приняла присягу верности Слону и Замку.
Что-то твердое ударило его в затылок, будто молот, в голове вспыхнула молния, и он упал на землю.
Маркиз де Карабас не мог пошевелить руками. Понял, что они связаны за спиной. Он лежал на боку. До этого был без сознания. Если те, кто это сделал, думают, что он до сих пор без сознания, он не станет разубеждать их в этом. Приоткрыл глаза, еле-еле, чтобы украдкой оглядеться.
– О, не будь столь глупым, де Карабас, – произнес низкий жесткий голос. – Я не верю, что ты до сих пор без сознания. У меня большие уши. Я слышу, как бьется твое сердце. Открой глаза нормально, проныра. Гляди на меня, будь мужчиной.
Маркиз узнал голос, лишь надеясь, что он ошибся. Открыл глаза. Он увидел перед собой ноги, босые человеческие ноги. С короткими массивными пальцами, близко поставленными. Ноги были цвета тикового дерева. Знал он эти ноги. Он не ошибся.
В голове появилось сразу две мысли. Первая. Он выругал себя за невнимательность и глупость. Книббс сама сказала, во имя Темпла и Арки, он просто не слушал. Но, как бы он ни гневался на свою глупость, была и другая мысль. Он заставил себя улыбнуться.
– Что ж, это действительно честь. Не обязательно было устраивать встречу так. Малейший намек на то, что Ваша Выпуклость имеют хоть самое небольшое желание увидеть меня, вполне…
– Заставило бы тебя бежать со всех твоих тонких ног в противоположном направлении, – сказало существо с ногами цвета тикового дерева.
Он протянул хобот, длинный, гибкий, сине-зеленого оттенка, свисавший ему до лодыжек, и толкнул маркиза, переворачивая его на спину.
Маркиз тут же принялся тереть веревки на запястьях о бетонный пол.
– Вовсе нет. Совсем напротив, – сказал он. – Не описать словами то удовольствие, которое я испытываю в вашем толстокожем присутствии. Могу ли я попросить, чтобы вы меня развязали и позволили вас поприветствовать, как мужчина… мужчина – слона?
– Я так не думаю, учитывая все те хлопоты, которые у меня были, чтобы все это устроить, – сказал другой. У него была серо-зеленая голова слона и острые бивни, красно-коричневые на концах. – Сам понимаешь, я поклялся, когда узнал, что ты сделал, что заставлю тебя вопить и умолять о пощаде. И поклялся, что отвечу «нет» и не дам тебе пощады, когда ты будешь о ней умолять.
– Вы можете сказать и «да», – сказал маркиз.
– Я не могу сказать «да». Ты злоупотребил гостеприимством, – сказал Слон. – Я никогда не забуду этого.
Маркизу поручили принести Виктории дневник Слона в те дни, когда он и весь этот мир были куда моложе. Слон управлял своим уделом бесцеремонно, иногда жестоко, безо всякого сострадания и юмора, поэтому маркиз думал, что Слон глуп. Он даже считал, что Слону ни за что не определить его истинную роль в истории с исчезновением дневника. Это было очень давно, когда маркиз был молод и глуп.
– И все эти годы провести, обучая проводника, чтобы она предала меня, с тем ничтожным шансом, что я приду и найму ее? – спросил маркиз. – Не выглядит ли это чрезмерным?
– Нет, если знать мой нрав, – сказал Слон. – Если бы ты знал, то согласился бы, что это еще мягко. Я делал и многое другое, чтобы найти тебя.
Маркиз попытался сесть. Слон толкнул его босой ногой обратно на пол.
– Проси пощады, – сказал Слон.
Это было просто.
– Пощади! – сказал маркиз. – Умоляю! Прошу! Пощади меня – сделай лучший дар, какой только может быть. Это пристало тебе, о могучий Слон, как властителю твоего удела – быть милосердным к тому, кто недостоин даже пыль стирать с твоих превосходных пальцев…
– Знаешь ли ты, что твои слова звучат саркастически? – спросил Слон.
– Я не хотел этого. Я прошу прощения. Я честен до последнего слова.
– Вопи, – сказал Слон.
Маркиз де Карабас вопил очень долго и очень громко. Трудновато вопить, когда тебе недавно глотку перерезали, но он вопил громко и жалко, как только мог.
– Ты даже вопишь саркастически, – сказал Слон.
