— Вечером в субботу мы приглашены к Дэвенпортам, — сообщила Карен через открытое окно фургона. Наперекор здравому смыслу она все-таки позволила Джо проводить ее до парковки. — Это совсем рядом с нами, в соседнем доме. Они закатывают вечеринку, точнее благотворительный бал. Там будут все.
— Это и есть твой «самый удобный момент»?
— Плюс ко всему Терстон с женой собираются провести выходные на побережье в Джерси. Прислуга уходит в шесть вечера, и в доме останется только Хейзл. Ее я беру на себя.
— А собака?
— Брэкен не помеха. Тем более если с нами будет Нед. А пес обожает Неда.
Образ тоскующего Лабрадора отозвался в ее сердце резким уколом совести. Чем дешевле чувство, в чем Карен убедилась на собственном опыте, тем больше можно на него положиться, чтобы обнаружить брешь в обороне. Для мальчика, для ее обожаемого Неда, потеря Брэкена будет тяжелым, а возможно, и самым тяжелым ударом из всех, но со временем он, конечно же, с ней свыкнется. Она еще не решила, что сказать ему об отце.
— А вдруг этот сукин сын проснется? Конечно, это может произойти в любом случае…
— У Дэвенпортов он одной рюмкой не отделается. И, как я тебе уже говорила, он спит как сурок. У тебя есть ключ от террасы. Я встречу тебя внизу. Надо только назначить время.
Карен не переставала смотреть по сторонам, желая убедиться, что за ними не следят.
— Я позвоню, когда мы будем готовы к отъезду.
— Не нравится мне все это, — сказал Джо, качая головой, — шастать по дому среди ночи… Мало ли что может случиться. Почему не подождать до утра?
— Нам нужно выиграть как можно больше времени. Ты сам так говорил, говорил, что хочешь до завтрака проехать четыре штата плюс Нью-Йорк.
— Несколько часов погоды не сделают.
— Не начинай, пожалуйста. Тебе придется самому уладить дело с квартирой. Если я не смогу завтра выбраться.
Карен включила зажигание. Бухнуло радио, но она его не выключила.
Джо наклонился к окну.
— А как быть с деньгами? — Он подбадривал ее взглядом, но его честное, расстроенное лицо все еще выражало сопротивление.
Надо же, каким Джо может быть хорошим, если на него надавить, подумала Карен.
Она пригладила ему волосы.
— Можешь оставить их у себя.
— Если мы и впрямь выдвинемся в субботу… — он замялся, — то мне придется сегодня вечером сгонять в Коннектикут закрыть фирму, привести в порядок кое-какие дела. А чемодан я всегда могу забрать утром. Как раз в час пик.
Она кивнула.
— Час пик — это хорошо.
Он начал было говорить что-то еще, но она поцеловала свои пальцы и прижала их к его губам.
— Мы уезжаем, Джо.
1
Было восемь тридцать утра, когда Том Уэлфорд размашистым шагом продефилировал по вестибюлю «Берлингтон-хауса» — длинной плиты тонированного стекла, возвышавшейся над отелем «Хилтон» в западной части Шестой авеню. Он был в сизоватом шерстяном костюме фирмы «Хантсмен», оксфордской голубой рубашке и ярко-синем йельском галстуке, катастрофически не подходивших для адской августовской жары, зато придававших, по его мнению, завершенность образу истинного джентльмена, убежденного, что лишь варвары способны находить удовольствие в раскрепощенности.
Он собирался пригласить их на ланч в «Двадцать одно». Весь совет директоров корпорации «Гремучий гром» с их красными, как глина в Джорджии, шеями. Разумеется, в зависимости от исхода встречи.
С признательностью внимая почтительному хору швейцаров и охранников, пропевших «Доброе утро, мистер Уэлфорд», он коротко кивнул на едва ли менее уважительное соло «Как жизнь, Том?» пробегающего мимо коллеги, задержался у газетного киоска просмотреть заголовки, затем прошел к секции лифтов, обслуживающих пять верхних этажей.
— Завтра опять будет жарко, — предсказал чей-то голос, когда Том присоединился к толпе ожидавших лифта лоботрясов, главным образом секретарш и курьеров, которые сжимали в руках дымящиеся бумажные пакеты с кофе и пончиками. Он сохранял дистанцию.
Том никогда не ставил себя на одну доску с этими людьми, не заигрывал с ними — он предпочел бросить все свои природные ресурсы и патрицианское чувство превосходства, выработанное за годы жизни, посвященной упорному труду, на завоевание рычагов управления, что предполагает наличие барьера.
— Ну и пекло, едрена вошь! На улице и то прохладнее.
— Думаете, в метро уже зашкалило за пятьдесят? — прогнусавил тоненький голосок у него за спиной.
Но Том не обернулся — он стал внимательно изучать бронзовую панель, отражающую положение скоростных кабин, которые сновали вверх-вниз по зданию. Раздраженный проволочкой, ощущая дискомфорт в неприятно липнущей к спине рубашке, он пожалел, что прошел пешком десять кварталов после бизнес-ланча в отеле «Ройялтон». Под стремительным натиском дня ему едва хватило времени ополоснуться под душем и разобрать бумаги.
— Это они не от жары ошалевают, — просипел все тот же простуженный голос одного из экспертов по погоде. — Когда на улице за сорок да в печурке припекает, у них просто нет никаких сил начать что-то делать. Одна забота — где бы урвать лишний глоток воздуха. Одна мысль — о первой холодной ночи.
Дверцы лифта разъехались. Том пропустил вперед толпу ожидающих в надежде, что его разговорчивый сосед войдет в лифт вместе с ними. Дверцы закрылись. Еще раз нажав кнопку сорок пятого этажа, он отступил назад, засунул руки в карманы и уставился на свои украшенные витым орнаментом мокасины.
— Одна мысль — о первой холодной ночи, не правда ли, мистер Уэлфорд?
Том повернул голову, и его взгляд уперся в темные совиные очки, сидящие на сизом распухшем носу дебелого коротышки в легком полосатом костюме.
— Это меня дерево приласкало. — Толстяк предпринял попытку изобразить обезоруживающую улыбку. Из его фиолетовой ноздри торчал ватный тампон, который, с отвращением отметил Том, давно пора было сменить.
— Мы знакомы?
— Эдди Хендрикс. Я независимый следователь, мистер Уэлфорд. — Он достал из внутреннего кармана складной бумажник и раскинул его на весу, показывая удостоверение восемь на двенадцать в целлулоидном окошке, с печатью штата Нью-Йорк и своей фотографией в левом верхнем углу.
— Уберите, — бросил Том, зыркнув по сторонам. — Что вам нужно?
— Я пришел уведомить вас, что мой клиент располагает информацией, которую вы затребовали при вашей последней встрече. Он прекрасно понимает, что вы человек занятой, но, учитывая деликатность вашего дела… — Хендрикс умолк, выпучив на него поверх темных стекол очков «баккара» слезящиеся рыбьи глаза. — Вы же сами говорили, что не хотите никаких телефонных звонков.
— Передайте своему клиенту, что я ему позвоню.
— Это займет всего несколько минут вашего драгоценного времени. Если вы хотите переговорить с ним лично, то он ждет вас прямо сейчас тут неподалеку. У меня внизу кеб.
— Сожалею, но вам придется меня извинить.
Том отвернулся, спасенный прибывшим, как по заказу, следующим лифтом. В ту же секунду, оглашая мраморный вестибюль кастаньетным цоканьем каблучков, к ним подошли две девушки, в которых он узнал машинисток из отдела объединения и приобретения. Полагая, что он задержал лифт ради них, они поблагодарили его и, пристроившись у задней стенки кабины, вполголоса возобновили важный разговор.
— Если бы вы знали, мистер Уэлфорд, что имеет сказать мой клиент, — Хендрикс, чье нестерпимое сопение продолжало преследовать Тома, поставил ногу между дверей лифта, не давая им закрыться, — думаю, вы бы согласились, что дело и правда не терпит отлагательства.
Голоса в кабине смолкли.
Том спиной ощутил, как девушки обменялись взглядами и навострили ушки. Он сопоставил вредоносность женского любопытства (мало ли что взбредет в голову этому мелкому холую) с возможностью пятиминутного опоздания на встречу и просчитал, что успеет увидеться с «клиентом» Хендрикса и, вернувшись, подготовиться к лобовой атаке на совет директоров «Гремучего грома». Он старался не допускать вторжения личной жизни в сферу бизнеса — это шло вразрез с его принципами. Но иногда приходилось делать исключения.
— Это далеко?
Лицо Хендрикса скривилось от боли, когда автоматические дверцы с легким стуком уперлись в его маленькую, даже можно сказать, изящную ножку.
— В трех минутах езды.
— Имя Хуан Перес ничего вам не говорит?
— Перес? — Том отрицательно покачал головой.
— Тот пуэрториканский мальчонка, который лет семь-восемь назад залез в клетку с медведем в Проспект-парке.
— Это вы к чему?
— Вы не водите сына в зоопарк? Я-то своих частенько водил, когда они были поменьше, — сказал Виктор Серафим, вытягивая ноги и нежась в тусклых лучах палящего солнца. — Тогда все было иначе.
