Старик по-прежнему смотрел в огонь и, похоже, ничего не слышал.
— Отче, — позвал брат Леонид. — Что такое «энергея»?
Иеромонах словно оглох. В следующую минуту слух молодого монаха резануло конское ржание и ночь ощутилась иначе: душной, черной, страшной.
— Отче! — позвал Леонид приглушенно. Он пододвинулся к старику и дернул его за рукав. — Отче, слышишь коней?
— Кочары на подходе, — спокойно отозвался Михаил.
— Что теперь будет?
— Не бойся.
* * *
Шло время, была уже вторая половина апреля. Я работал большей частью в отделе рукописей Библиотеки Ленина над своей диссертацией. После разговора с Парамахиным я был в АКИПе раза два-три и попадал в дни дежурства Тани-Мальчика. Когда я наконец увидел Сову, то сразу отметил, что угрюмая библиотекарша преобразилась: она ходила теперь с распущенными волосами, красила губы и проявляла несвойственную ей прежде приветливость.
— Чудо еще не произошло? — спросил я ее как сообщницу.
— Какое чудо? — не поняла она.
— Я имею в виду возвращение на место подлинного «Откровения огня».
— А, вы об этом! Это безнадежно.
Я посмотрел на нее в недоумении: как это понимать?
— Значит, выйти на след рукописи не удалось?
Она отрицательно покачала головой.
— Следует понимать, что проверка уже закончилась?
— Какая проверка? — насторожилась Сова. Было похоже, что она ничего о ней не знала. Оставалось думать, что Парамахин решил скрыть это дело ото всех, кроме меня. Взяв полученные от Совы рукописи, я отправился работать к своему столу. Не прошло и получаса, как передо мной вырос сам Парамахин. Тот же костюм, то же выражение лица.
— Можно вас на минуту?
Мы вышли на лестничную площадку, как и в прошлый раз.
— Я заглянул в читальный зал и увидел вас, — сказал он мне. — Как ваши дела? Обнаружили еще что-то интересное о кенергийцах?
Узнав, что неожиданности больше не происходили, Андрей Алексеевич заявил:
— Наверное, вы получили все причитавшиеся вам сюрпризы одним разом. Я до сих пор нахожусь под впечатлением вопиющей заурядности обстоятельств, благодаря которым вы вышли на «Замечательную находку» в «Историческом вестнике». Вот и у меня такая же привычка: прочитаю нужную статью в журнале и потом обязательно его пролистаю — мало ли еще что там имеется интересного. Но почему-то мое любопытство пока ни разу не было вознаграждено — вам же выпала удача, да еще какая! И с Сизовым вам поразительно повезло: обнаружить мимоходом единственный источник информации — такое ведь тоже случается редко. Сразу после нашей последней встречи я познакомился с материалом о Захарьиной пустыни в «Любителе древности». Ну и история! Загадочное начало, загадочный конец. Должен сказать, последнее чудо в Захарьиной пустыни — так называемое «действо» во время ее осады — мне показалось более впечатляющим, чем чудеса Евлария. Вы помните описание этого события в следственном деле, пересказанное Сизовым? Я имею в виду некоторые подробности в докладной офицера, руководившего осадой, который узнал о случившемся от очевидца. Там есть одна любопытная деталь: участники «действа» стали после него «тихими». Похоже на шок, вы не находите? Я могу это себе хорошо представить, очень даже хорошо! А потом вдруг какая-то дремучая уголовщина. Кто пролил кровь и зачем? Как связать одно с другим? И куда все же делись люди? Неужели правда сгорели вместе с монастырем, как заключило следствие? Среди них, помнится, была беременная женщина, подруга атамана. Эта подробность делает конец Захарьиной пустыни особенно драматичным. Впрочем, есть одно обстоятельство — неизвестное Сизову, но известное вам и мне, — которое заставляет думать, что по крайней мере один из осажденных спасся. Как бы тогда уцелело «Откровение огня»? Последний кенергиец оставался в Захарьиной пустыни до конца, а значит — и эта книга. Кто-то должен был вынести ее из монастыря, чтобы она спустя сто лет могла обнаружиться в Благовещенском монастыре под Тамбовом, а потом, еще через сто пятьдесят лет после этого, попасть в фонд АКИПа. Разумеется, такое рассуждение оправданно, если верить, что сообщение о кенергийской рукописи в «Историческом вестнике» отражает действительность и что это именно она поступила к нам в 1938 году. Хочу вам признаться, что в последнее я верю все меньше.
Здесь он остановился, чтобы дать мне возможность удивиться. Напрасно он прервался: я и не подумал этого сделать. Зигзаг в его «рассуждении» и в самом деле был неожиданным, но я уже привык к зигзагам.
— На это имеется несколько причин, — пояснил Парамахин. — Вот вам такой факт, например. Из документов следует, что «Откровение огня» принесла к нам в архив одна простая женщина, жительница Москвы. Рукопись была ее собственностью. Как, спрашивается, мог к ней попасть скрываемый от всех манускрипт из тамбовского монастыря? Его наверняка хранили там в тайнике, и невозможно представить, чтобы он мог оказаться в случайных руках — даже если Благовещенский монастырь, как и многие другие, был разорен местными жителями. Крестьяне живились, как правило, остатками монастырского имущества, после того как властями была проведена конфискация всего ценного. Логичнее предположить, что кенергийская рукопись попала в какой-то государственный спецхран или осталась лежать в своем тайнике. И тогда поневоле встает вопрос: а что, если «Откровение огня» в фонде АКИПа и кенергийская рукопись — две разные книги с одинаковым названием? Тогда получается другая картина: наш архив приобрел в 1938 году известный вам сборник без начала и без конца, который его владелица почему-то называла «Откровением огня», а манускрипта, написанного в Захарьиной пустыни и хранившегося в Благовещенском монастыре, в АКИПе никогда не было. Единственное объективное основание для подозрений в подмене дает каталожная карточка. И опять начинаешь думать: не связан ли переполох всего лишь с тем, что кто-то из наших работников сорок четыре года назад плохо сосчитал листы и перепутал скоропись с полууставом? Хоть и маловероятно, но ведь не исключено, вы согласны?
Что ж, с этим я, конечно, согласился — ничего нельзя огульно исключать или принимать за должное.
— Когда мы говорили прошлый раз об «Откровении огня», я и представить себе не мог, что столкнусь с таким обилием темных мест и белых пятен, — продолжал Андрей Алексеевич. — Я вам слишком поспешно пообещал, что дело сдвинется с места в течение месяца. Я просчитался — здесь потребуется больше времени.
— Вы имеете в виду кадровую проверку? — уточнил я.
Брови у Парамахина приподнялись.
— Ах да, — спохватился он. — Та кадровая проверка уже закончилась. К сожалению, безрезультатно. Сейчас я предпринимаю кое-что другое — пытаюсь выяснить, сохранилась ли опись конфискованного имущества Благовещенского монастыря. Я уже послал запрос в одно серьезное ведомство, — мелькнувшая на его лице гримаска дала понять какое. — Увы, я не в том положении, чтобы требовать ответа в определенный срок. Вы сколько пробудете в Москве? До начала июня? — Он задумался и предложил: — Давайте договоримся так: вы зайдете ко мне перед отъездом, и я вас ознакомлю с положением дел на тот момент. Конечно, если какие-то новости появятся раньше, я вам обязательно дам знать.
Мне ничего не оставалось, как принять его предложение, после чего Парамахин вздохнул, указал пальцем в пол, подразумевая кабинет директора АКИПа на первом этаже, и сообщил приглушенным голосом:
— Там еще ничего не знают о странностях сборника О517 под названием «Откровение огня». Наш отдел в АКИПе как государство в государстве. С одной стороны, мы находимся в довольно независимом положении, с другой — и спрос с нас больше, чем с других. Если рукопись не соответствует своим «паспортным данным», — это непорядок, говоря языком нашего начальства — ЧП, и я обязан немедленно доложить о таком ЧП директору. Я еще не подготовил для него докладную записку, потому что дожидаюсь подробной описи нашего «Откровения огня», а она пока не готова. В связи с этим я хочу вас снова попросить о той же услуге: воздержитесь, пожалуйста, еще какое-то время от разговоров об этой рукописи. Если кто-то из древников узнает о связанных с ней несуразицах, начнутся всякие домыслы, и они дойдут до директора быстрее нашей докладной. Это для нас чревато далеко идущими последствиями, вы меня понимаете? Если вам потребуется от меня ответная услуга, обращайтесь немедленно: вы можете на меня рассчитывать.
Я не отказал и в этот раз. Услуга со стороны Парамахина потребовалась мне через час, когда ход моих мыслей, уже переключенных на работу, прервало эхо нашего последнего разговора. «„Откровение огня“ принесла к нам в архив одна простая женщина, жительница Москвы», услышал я опять вкрадчивый голос завотдела. Как же я не спросил имя этой «жительницы Москвы»? Если она в 1938 году была не старше тридцати-тридцати пяти, то, по всей вероятности, еще жива! Я вскочил со своего места и пошел к Сове.
