– Я мастер Синанджу и пришел сюда, чтобы избавить вас от страданий.
– Думаю, у меня что-то не в порядке с чакрами, мистер Синатра.
Над ней склонилось другое восточное лицо, весьма озабоченное.
– Я Лобсанг Дром, из Тибета. Вы знаете о чакрах?
– Да, конечно.
– Вы буддистка?
– Да, – ответил за нее другой восточный человек.
– Баптистка, – уточнила Скуирелли.
– Бап-тистка?
– Это американское слово, означающее «буддистка», – пояснил человек с доверчивым лицом.
– Звучит вполне правдоподобно, – согласилась Скуирелли, предпочитая плыть по течению.
– Ты можешь вылечить ее, мастер?
– Вы можете вылечить меня, мистер Синатра? – ухватилась за эту возможность Скуирелли, предположив, что старый человечек – какой-нибудь отдаленный родственник Фрэнка.
Восточный человечек тут же одной рукой приподнял ей голову, а другой стал лечить позвоночник. Скуирелли почувствовала сильное тепло в области шеи, затем ее охватила сонливость. Она задремала, но за сомкнутыми веками видела, как чакры ее выравниваются.
Глаза женщины вдруг открылись, человечек отнял свои сильные руки.
– Можете сесть, – сказал он, вставая.
Скуирелли поджала под себя ноги, типичные ноги танцовщицы. Теперь они полностью повиновались ее воле. Она удивленно села, не ощущая в спине никакой боли или онемения.
– Вы хиропрактик? – спросила она, усаживаясь в позе лотоса.
Повернув голову, восточный старичок сплюнул в огонь.
– Энергия в вашем организме была не сбалансирована. В позвоночнике ощущался избыток ветра. Я убрал вредный ветер.
Скуирелли растерянно захлопала глазами. Она никогда не слышала о ветре в позвоночнике. Но это звучало сугубо современно и потому, очевидно, правильно. Такова была суть ее личной философии: если звучит правильно, стало быть, так оно и есть. Актриса увидела незнакомых людей, сразу четверых, не считая служанки и двух врачей, которые робко упаковывали доску для выпрямления позвоночника и собирали аптечку первой помощи. Впрочем, они тут же тихонько удалились.
Двое незнакомцев оказались азиатами, которых она уже видела. Третий, по всей видимости, тоже азиат, но он отличался от своих собратьев: был громаден, как Конан[17]. Четвертый – белый – отличался неуловимой небрежностью в одежде. Кроме того, Скуирелли еще ни у кого не видела таких больших рук. Да и в том, как он двигался, было что-то необъяснимо любопытное. Скуирелли глаз от него не могла оторвать. Гости же, в свой черед, во все глаза смотрели на нее. Она, правда, не находила в этом ничего особенного. В конце концов она ведь Скуирелли Чикейн, гордость сцены и экрана, певица и обладательница многих жизней!
Женщина улыбнулась сразу всем своей самой обворожительной улыбкой.
– Попробую угадать. Вы делегация, присланная Народной Республикой, чтобы поздравить меня с шестидесятилетием.
Лица азиатов вытянулись, старик опять сплюнул в камин.
– Догадка оказалась неверной? О'кей, извините. Кто же вы такие?
– Я мастер Синанджу, в будущем Чиун Великий, со мной святой жрец Лобсанг Дром Ринпоче и монгол Кула.
– А этот сексуал?..
Гости нахмурились, и прежде всего сам «сексуал».
– Это наш слуга, – объявил человек с милым лицом, который назвал себя Чиуном.
– Поменяйте его на мою служанку!
– Так не пойдет, – запротестовал «сексуал» с большими руками.
– Ты не хочешь быть моим мальчиком? – обидчиво спросила Скуирелли.
– Я свободный человек.
– Сейчас же прекрати! – крикнул мастер Синанджу. – Принеси сундук прежнего бунджи-ламы, Римо.
Белый, которого звали Римо, вышел из комнаты. Скуирелли с удовольствием отметила, что он движется, как танцовщик. Лучше, чем Нуреев, – глаз не оторвешь.
В его отсутствие старый восточный человек заговорил вкрадчивым голосом:
– О огневолосая обладательница многих жизней! Мы прибыли сюда издалека, чтобы сообщить тебе важные известия.
– Желаю счастливого дня рождения, – запела Скуирелли, – желаю себе счастливого дня рождения. Надеюсь, что «сексуал» – превосходный танцовщик. Боже, какое у него могучее телосложение!
Видя, что никто не присоединяется к ней, она остановилась.
– Значит, вы явились сюда не для того, чтобы поздравить меня? Скажите же девочке, зачем вы прибыли?
– Оракул сообщил нам, что ты обитаешь здесь, на земле Малибу, – продолжал Чиун. – И как мы теперь видим, он сказал правду. Здесь мы тебя и нашли.
– Мастер Синанджу всегда говорит правду, – подхватил монгол Кула.
– Да, верно, – поддержал тибетец Лобсанг.
– Обо мне пишут книги, – проговорила Скуирелли.
– А теперь пришло время проверить истинность другого прорицания оракула, – как ни в чем не бывало заявил оракул.
– Оракул? Пророчествовал обо мне? За моей спиной?
– Оракул предсказал, что ты будешь следующим бунджи-ламой.
– Никогда не слышала о бунджи-ламе, – призналась Скуирелли. – Я как-то встречала делийского агнца[18]. На званом вечере вместе с Ричардом Гиром[19]. Есть тут какая-нибудь связь?
На этот раз в камин плюнул тибетец.
– Умирая естественной смертью, – начал он, – бунджи-лама перевоплощается в младенца, родившегося в тот самый момент, когда жизнь покидает тело умирающего. Что до последнего бунджи-ламы, то он предрек, что обретет новую плоть вдали от Тибета, а также назвал некоторые признаки, по которым его смогут найти регенты.
– Все это, похоже, имеет космическое значение, – покачала головой актриса.
– Посмотрите на эту белую женщину, которую зовут Скуирелли Чикейн, – провозгласил мастер Синанджу. – Не правда ли, у нее огненные волосы?
– Да.
– Верно.
– Даже некрашеные, – кивнула Скуирелли, взъерошив лохматую, морковного цвета шевелюру.
– Мы помним, что сорок шестой бунджи-лама прежде всего предсказал, что в своем следующем воплощении будет иметь волосы цвета огня.
– Боже мой, да ведь это он обо мне! – воскликнула Скуирелли. – В своей предыдущей жизни я была бунджи-ламой?
– Первое испытание она выдержала. Теперь надо удостовериться, помнит ли эта женщина какую-нибудь реликвию из своей прошлой жизни.
– Покажите мне реликвию! Покажите реликвию! – взволнованно запричитала Скуирелли.
В этот момент возвратился Римо с сундуком. Скуирелли зачарованно следила за тем, как его открывают. Наконец изнутри гадко пахнуло, и перед ней предстала безглавая мумия в сидячем положении. Голова же покоилась на коленях мертвеца так, будто это было самое естественное для нее место.
– Что это? – отшатнулась женщина.
– Старый бунджи-лама, – ответил Лобсанг, вынимая из скрюченных коричневых пальцев мумии бронзовый трезубец с колокольчиком и потрясая им перед широко раскрытыми глазами Скуирелли.
– Вы узнаете этот дордже?
– Дордже?!
– Этот церемониальный жезл, – пояснил тибетец, – является символом власти бунджи-ламы.
Скуирелли озадаченно сдвинула брови.
– Нет, черт возьми. А почему не звенит колокольчик?
– Она выдержала второе испытание, – объявил Чиун.
– Выдержала?
– Было предсказано, то сорок седьмой бунджи-лама не узнает никаких атрибутов своей прежней власти.
– Совершенно верно. Я не узнаю эту штуку. – И глядя на изъеденное лишаем лицо старого бунджи-ламы, добавила: – По правде говоря, я не узнаю саму себя.
– Что за чушь! – возмутился Римо. – Конечно, она не узнает! Она никогда в жизни не видела старого бунджи-ламу. Что за идиотское испытание?
– Молчи, белоглазый, – оборвал его Лобсанг.
– Есть еще и другие испытания, – сказал мастер Синанджу. – Покажите нам свое левое плечо.
Скуирелли расстегнула верхние пуговицы розовой пижамы, подставляя «сексуалу» свое плечо. Казалось, тот со скучающим видом смотрит в окно. Скуирелли подумала, что он предпочитает взглянуть на отражение. Мужчины такие хитрецы!
– Посмотрите на знак. Вот уже многие века этот знак отличает всех бунджи-лам.
Скуирелли вздрогнула. Старый азиат показывал наманикюренным пальцем на ее голое плечо.
– Знак? Какой знак? – воскликнула артистка, всматриваясь в плечо. На нем и в самом деле виднелась какая-то ямочка.
– Боже! Подумать только! Никогда раньше не видела этой родинки.
– Это след от вакцинации, дура, – фыркнул Римо.
– Что за диковинное слово «вакцинация»? – поинтересовался Лобсанг.
– Это редкое слово, означает «отличительный знак бунджи-ламы», ведь слава бунджи-ламы достигла даже этой отсталой страны, – объяснил Чиун.
Тибетец подошел поближе и покосился на знак. Его и без того худое лицо вытянулось еще сильнее.
– Знак тот самый? – заволновалась Скуирелли. – Скажите мне, тот самый? Я просто запуталась в своих прежних жизнях, не знаю, чего и ждать.
– Знак именно такой, какой описывают древние тексты, – откликнулся Лобсанг. – Но вы – женщина с белыми глазами, а с белыми глазами еще никто не был тулку.
